я могу,
например, сказать: когда тело достаточно долго освещается солнцем, оно нагревается. Но
здесь, конечно, еще нет необходимой связи, стало быть, нет понятия причины. Однако
продолжаю и говорю: чтобы это положение, которое есть лишь субъективная связь
восприятии, было положением опыта, оно должно рассматриваться как необходимое и
общезначимое. А такое положение можно выразить так: своими лучами солнце служит
причиной теплоты. Отныне вышеуказанное эмпирическое правило рассматривается как
закон и притом как применимое не просто к явлениям, а к явлениям ради возможного
опыта, нуждающегося во всеобъемлющих и, следовательно, необходимо действующих
правилах. Я, таким образом, очень хорошо постигаю понятие причины как необходимо
принадлежащее лишь к форме опыта, я понимаю его возможность как синтетического
соединения восприятии в сознании вообще; но возможности вещи вообще как причины я
совсем не постигаю, и именно потому, что понятие причины указывает на условие,
{30}
свойственное вовсе не вещам, а только опыту, а именно что опыт лишь в том случае
может быть объективно значимым познанием явлений и их временной
последовательности, если предыдущее может быть связано с последующим по правилу
гипотетических суждений.
30
Вот почему чистые рассудочные понятия теряют всякое значение, если их отделить от
предметов опыта и соотнести с вещами в себе (noumena). Они служат лишь, так сказать, для
разбора явлений по складам, чтобы их можно было читать как опыт; основоположения,
вытекающие из отношения этих понятий к чувственно воспринимаемому миру, служат
нашему рассудку только для применения в опыте, а за его пределами они произвольные
сочетания без объективной реальности, возможность которых нельзя познать a priori и
отношение которых к предметам нельзя подтвердить или даже пояснить никакими
примерами, так как все примеры могут быть взяты только из возможного опыта, стало
быть, и предметы этих понятий могут находиться только в возможном опыте.
Это полное, хотя и против ожидания ее автора, решение юмовской проблемы оставляет,
следовательно, за чистыми рассудочными понятиями их априорное происхождение, а за
всеобщими законами природы - их силу как законов рассудка, однако таким образом, что
оно ограничивает их применение сферой опыта, так как возможность их имеет свою
основу только в отношении рассудка к опыту; причем не эти законы выводятся из опыта,
а, наоборот, опыт выводится из них; такая совершенно обратная связь Юму не приходила
в голову.
Итак, результат всех предыдущих исследований таков: "все априорные синтетические
основоположения суть не что иное, как принципы возможного опыта", и относимы
отнюдь не к вещам самим по себе, а только к явлениям как предметам опыта. Поэтому и
чистая математика, и чистое естествознание могут иметь дело с одними лишь явлениями и
представлять только то, что делает возможным опыт вообще, или то, что, будучи
выведенным из этих принципов, всегда в состоянии быть представленным в каком-либо
возможном опыте.
31
Таким образом, теперь имеется уже нечто определенное, чего можно придерживаться при
всех метафизических начинаниях, в которых до сих пор смело, но всегда слепо брались за
все без различия. Догматическим мыслителям никогда в голову не приходило, что цель их
усилий столь легко достижима; не задумывались над этим даже те, кто, кичась своим
мнимым здравым умом, оперируя хотя и правомерными и естественными, но
предназначенными лишь для применения на опыте понятиями и основоположениями
чистого разума, стремились прийти к таким взглядам, для которых они не знали и не
могли знать определенных границ, как они никогда не размышляли или не в состоянии
были размышлять о природе и даже о возможности такого чистого рассудка.
Быть может, иной натуралист чистого разума (я разумею здесь тех, кто считает себя
способным решать проблемы метафизики без помощи науки) будет утверждать, будто
пророческим духом своего здравого рассудка он уже давно не только предположил, но
узнал понял, "что мы со всем нашим разумом не можем выйти за пределы опыта",-
положение, которое здесь было преподано с такими приготовлениями или, если ему
угодно, с такой многоречивой педантической пышностью. Однако если постепенно
выведать у него его принципы разума, то ему придется признать, что многие из них
почерпнуты им не из опыта, стало быть, независимы от опыта и значимы a priori. Каким
же образом и на каких основаниях будет он держать в должных рамках и самого себя, и
догматика, пользующегося этими понятиями и основоположениями вне сферы всякого
возможного опыта именно потому, что они познаются независимо от опыта? Да и сам он,
этот приверженец здравого ума, не столь уверен, что, несмотря на всю эту дешево
{31}
приобретенную им мнимую мудрость, не будет незаметно для себя попадать за пределы
опыта - в область химер. Обычно он достаточно глубоко в них запутан, хотя с помощью
популярного языка как-то прикрашивает связи необоснованные притязания, выдавая их
лишь за правдоподобности, разумные предположения или аналогии.
32
Уже с древнейших времен философии исследователи чистого разума мыслили себе кроме
чувственно воспринимаемых вещей, или явлений (phaenomena), составляющих чувственно
воспринимаемый мир, еще особые умопостигаемые сущности (noumena), составляющие
умопостигаемый мир, и так как они (что было вполне извинительно для необразованного
века) смешивали явление с видимостью, то они признавали действительность только за
умопостигаемыми сущностями.
В самом деле, правильно считая предметы чувств лишь явлениями, мы ведь тем самым
признаем, что в основе их лежит вещь в себе, хотя мы не знаем, какова она сама по себе, а
знаем только ее явление, т. е. способ, каким это неизвестное нечто воздействует на наши
чувства. Таким образом, рассудок, допуская явления, тем самым признает и существование
вещей в себе; и в этом смысле мы можем сказать, что представление о таких сущностях,
лежащих в основе явлений стало быть, о чисто умопостигаемых сущностях, не только
допустимо, но и неизбежно.
Наша критическая дедукция также нисколько не исключает таких вещей (noumena), а,
напротив, ограничивает основоположения эстетики в том смысле, что они не
простираются на все вещи - иначе все превратилось бы только в явление,- а применимы
лишь к предметам возможного опыта. Следовательно, тем самым допускаются
умопостигаемые сущности, но только при подтверждении не допускающего никаких
исключений правила, что об этих чистых умопостигаемых сущностях мы не знаем и не
можем знать ничего определенного, так как наши чистые рассудочные понятия, равно как
и чистые созерцания, направлены только на предметы возможного опыта, стало быть,
лишь на чувственно воспринимаемые вещи, и, как только мы оставляем их, эти понятия
теряют всякое значение.
33
Наши чистые рассудочные понятия действительно ; заманчивы для трансцендентного
применения (так я называю применение, выходящее за пределы всякого возможного
опыта). Наши понятия субстанции, силы, .действия, реальности и т. д. не только
совершенно независимы от опыта и не содержат никакого явления чувств, следовательно,
кажутся на самом деле относящимися к вещам в себе (noumena), но-что еще больше
подкрепляет это предположение - они заключают в себе необходимость определения,
которой опыт никогда не соответствует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
например, сказать: когда тело достаточно долго освещается солнцем, оно нагревается. Но
здесь, конечно, еще нет необходимой связи, стало быть, нет понятия причины. Однако
продолжаю и говорю: чтобы это положение, которое есть лишь субъективная связь
восприятии, было положением опыта, оно должно рассматриваться как необходимое и
общезначимое. А такое положение можно выразить так: своими лучами солнце служит
причиной теплоты. Отныне вышеуказанное эмпирическое правило рассматривается как
закон и притом как применимое не просто к явлениям, а к явлениям ради возможного
опыта, нуждающегося во всеобъемлющих и, следовательно, необходимо действующих
правилах. Я, таким образом, очень хорошо постигаю понятие причины как необходимо
принадлежащее лишь к форме опыта, я понимаю его возможность как синтетического
соединения восприятии в сознании вообще; но возможности вещи вообще как причины я
совсем не постигаю, и именно потому, что понятие причины указывает на условие,
{30}
свойственное вовсе не вещам, а только опыту, а именно что опыт лишь в том случае
может быть объективно значимым познанием явлений и их временной
последовательности, если предыдущее может быть связано с последующим по правилу
гипотетических суждений.
30
Вот почему чистые рассудочные понятия теряют всякое значение, если их отделить от
предметов опыта и соотнести с вещами в себе (noumena). Они служат лишь, так сказать, для
разбора явлений по складам, чтобы их можно было читать как опыт; основоположения,
вытекающие из отношения этих понятий к чувственно воспринимаемому миру, служат
нашему рассудку только для применения в опыте, а за его пределами они произвольные
сочетания без объективной реальности, возможность которых нельзя познать a priori и
отношение которых к предметам нельзя подтвердить или даже пояснить никакими
примерами, так как все примеры могут быть взяты только из возможного опыта, стало
быть, и предметы этих понятий могут находиться только в возможном опыте.
Это полное, хотя и против ожидания ее автора, решение юмовской проблемы оставляет,
следовательно, за чистыми рассудочными понятиями их априорное происхождение, а за
всеобщими законами природы - их силу как законов рассудка, однако таким образом, что
оно ограничивает их применение сферой опыта, так как возможность их имеет свою
основу только в отношении рассудка к опыту; причем не эти законы выводятся из опыта,
а, наоборот, опыт выводится из них; такая совершенно обратная связь Юму не приходила
в голову.
Итак, результат всех предыдущих исследований таков: "все априорные синтетические
основоположения суть не что иное, как принципы возможного опыта", и относимы
отнюдь не к вещам самим по себе, а только к явлениям как предметам опыта. Поэтому и
чистая математика, и чистое естествознание могут иметь дело с одними лишь явлениями и
представлять только то, что делает возможным опыт вообще, или то, что, будучи
выведенным из этих принципов, всегда в состоянии быть представленным в каком-либо
возможном опыте.
31
Таким образом, теперь имеется уже нечто определенное, чего можно придерживаться при
всех метафизических начинаниях, в которых до сих пор смело, но всегда слепо брались за
все без различия. Догматическим мыслителям никогда в голову не приходило, что цель их
усилий столь легко достижима; не задумывались над этим даже те, кто, кичась своим
мнимым здравым умом, оперируя хотя и правомерными и естественными, но
предназначенными лишь для применения на опыте понятиями и основоположениями
чистого разума, стремились прийти к таким взглядам, для которых они не знали и не
могли знать определенных границ, как они никогда не размышляли или не в состоянии
были размышлять о природе и даже о возможности такого чистого рассудка.
Быть может, иной натуралист чистого разума (я разумею здесь тех, кто считает себя
способным решать проблемы метафизики без помощи науки) будет утверждать, будто
пророческим духом своего здравого рассудка он уже давно не только предположил, но
узнал понял, "что мы со всем нашим разумом не можем выйти за пределы опыта",-
положение, которое здесь было преподано с такими приготовлениями или, если ему
угодно, с такой многоречивой педантической пышностью. Однако если постепенно
выведать у него его принципы разума, то ему придется признать, что многие из них
почерпнуты им не из опыта, стало быть, независимы от опыта и значимы a priori. Каким
же образом и на каких основаниях будет он держать в должных рамках и самого себя, и
догматика, пользующегося этими понятиями и основоположениями вне сферы всякого
возможного опыта именно потому, что они познаются независимо от опыта? Да и сам он,
этот приверженец здравого ума, не столь уверен, что, несмотря на всю эту дешево
{31}
приобретенную им мнимую мудрость, не будет незаметно для себя попадать за пределы
опыта - в область химер. Обычно он достаточно глубоко в них запутан, хотя с помощью
популярного языка как-то прикрашивает связи необоснованные притязания, выдавая их
лишь за правдоподобности, разумные предположения или аналогии.
32
Уже с древнейших времен философии исследователи чистого разума мыслили себе кроме
чувственно воспринимаемых вещей, или явлений (phaenomena), составляющих чувственно
воспринимаемый мир, еще особые умопостигаемые сущности (noumena), составляющие
умопостигаемый мир, и так как они (что было вполне извинительно для необразованного
века) смешивали явление с видимостью, то они признавали действительность только за
умопостигаемыми сущностями.
В самом деле, правильно считая предметы чувств лишь явлениями, мы ведь тем самым
признаем, что в основе их лежит вещь в себе, хотя мы не знаем, какова она сама по себе, а
знаем только ее явление, т. е. способ, каким это неизвестное нечто воздействует на наши
чувства. Таким образом, рассудок, допуская явления, тем самым признает и существование
вещей в себе; и в этом смысле мы можем сказать, что представление о таких сущностях,
лежащих в основе явлений стало быть, о чисто умопостигаемых сущностях, не только
допустимо, но и неизбежно.
Наша критическая дедукция также нисколько не исключает таких вещей (noumena), а,
напротив, ограничивает основоположения эстетики в том смысле, что они не
простираются на все вещи - иначе все превратилось бы только в явление,- а применимы
лишь к предметам возможного опыта. Следовательно, тем самым допускаются
умопостигаемые сущности, но только при подтверждении не допускающего никаких
исключений правила, что об этих чистых умопостигаемых сущностях мы не знаем и не
можем знать ничего определенного, так как наши чистые рассудочные понятия, равно как
и чистые созерцания, направлены только на предметы возможного опыта, стало быть,
лишь на чувственно воспринимаемые вещи, и, как только мы оставляем их, эти понятия
теряют всякое значение.
33
Наши чистые рассудочные понятия действительно ; заманчивы для трансцендентного
применения (так я называю применение, выходящее за пределы всякого возможного
опыта). Наши понятия субстанции, силы, .действия, реальности и т. д. не только
совершенно независимы от опыта и не содержат никакого явления чувств, следовательно,
кажутся на самом деле относящимися к вещам в себе (noumena), но-что еще больше
подкрепляет это предположение - они заключают в себе необходимость определения,
которой опыт никогда не соответствует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36