Итак, я оставляю вещам, которые мы представляем себе посредством чувств, их
действительность и только ограничиваю наше чувственное созерцание этих вещей в том
смысле, что оно во всех своих частях, даже в чистых созерцаниях пространства и времени,
представляет только явления вещей, но отнюдь не свойства их самих по себе;
следовательно, все это вовсе не сплошная видимость, приписываемая мною природе, и
мои возражения против всякого обвинения в идеализме столь убедительны и ясны, что
они казались бы даже излишними, если бы не было некомпетентных судей, которые,
охотно давая старое название каждому отклонению от их превратного, хотя бы и
общепринятого, мнения и придерживаясь только буквы, а не высказывая своих взглядов на
дух философских терминов, всегда готовы поставить свою собственную выдумку на место
хорошо определенных понятий и тем самым извратить и исказить эти понятия. Если я сам
назвал свою теорию трансцендентальным идеализмом, то это еще не дает никому права
смешивать ее с эмпирическим идеализмом Декарта (хотя этот идеализм был только
задачей, из-за неразрешимости которой всякий, по мнению Декарта, волен был отрицать
существование телесного мира, так как оно никогда не могло быть удовлетворительно
доказано) или с мистическим и мечтательным идеализмом Беркли (против которого и
других подобных измышлений наша критика, скорее, содержит настоящее противоядие).
Действительно, мой так называемый идеализм касался не существования вещей -
сомневаться в этом мне и в голову не приходило (а ведь именно такое сомнение и
составляет суть идеализма в общепринятом значении слова),- а только чувственного
{21}
представления о вещах, к которому принадлежит прежде всего пространство и время; и о
них, стало быть вообще о всех явлениях, я показал только, что они не вещи и не
определения вещей самих по себе (а только различные способы представления). Слово же
трансцендентальный, которым я обозначаю отношение нашего познания не к вещам, а
только к познавательной способности, должно было бы предохранить от этого ложного
истолкования. Но чтобы оно впредь не подавало повода к недоразумениям, я беру его
назад и заменяю словом критический. Если превращать вещи (а не явления) просто в
представления есть действительно неприемлемый идеализм, то как же назвать тот
идеализм, который, наоборот, выдает представления за вещи? Я полагаю, его можно
назвать грезящим идеализмом в отличие от первого, который может быть назван
мечтательным, и оба они должны быть отброшены моим так называемым
трансцендентальным или, лучше, критическим идеализмом.

ГЛАВНОГО ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО ВОПРОСА ЧАСТЬ ВТОРАЯ
КАК ВОЗМОЖНО ЧИСТОЕ ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ?
14
Природа есть существование вещей, поскольку оно определено по общим законам. Если бы
природа означалa существование вещей самих по себе, то мы никогда не могли бы ее
познать ни a priori, ни a posteriori. Этo было бы невозможно a priori; в самом деле, как мы
узнаем, что присуще вещам самим по себе, когда с помощью расчленения наших понятий
(аналитических положений) мы никак не можем этого узнать, так как я хочу знать не о том,
что содержится в моем понятии о вещи (это ведь относится к его логическому существу), а
о том, что присуще этому понятию в действительности вещи и чем сама вещь
определяется вдвоем существовании вне моего понятия. Мой рассудок и те условия,
единственно при которых он может связывать определения вещей в их существовании, не
Предписывают самим вещам никаких правил; не вещи преобразуются с моим рассудком, а
мой рассудок должен был бы сообразоваться с вещами; следовательно, они должны бы
быть мне даны заранее, чтобы взять у них эти определения; но тогда они не были бы
познаваемы a priori.
И a posteriori было бы невозможно такое познание природы вещей самих по себе. В самом
деле, если опыт должен учить меня законам, которым подчинено существование вещей, то
эти законы, поскольку они касаются вещей самих по себе, должны были бы необходимо
быть присущи этим вещам и вне моего опыта. Между тем опыт хотя и учит меня тому, что
существует и как оно существует, но никогда не научает тому, что это необходимо должно
быть так, а не иначе. Следовательно, опыт никогда не даст познания природы вещей
самих по себе.
15
Тем не менее мы действительно обладаем чистым естествознанием, которое a priori и со
всей необходимостью, требуемой для аподиктических положений, излагает законы, коим
подчинена природа. Мне достаточно сослаться на ту пропедевтику естествоведения,
которая под именем общего естествознания предшествует всякой физике (основанной на
эмпирических принципах). Здесь мы находим математику, применяемую к явлениям, а
также чисто дискурсивные основоположения (из понятий), составляющие философскую
часть чистого познания природы. Но и в этой дисциплине есть многое, что не вполне
чисто и не совсем независимо от источников опыта; таковы понятия движения,
непроницаемости, (на которой основывается эмпирическое понятие материи), инерции и
т. п., препятствующие ей быть совершенно чистым естествознанием; кроме того, она
относится только к предметам внешних чувств, следовательно, не дает примера общего
естествознания в строгом смысле, потому что такая наука должна подводить под общие
{22}
законы всю природу вообще, касается ли она предмета внешних чувств или же предмета
внутреннего чувства (предмета и физики, и психологии). Но среди основоположений
общей физики находятся некоторые, действительно обладающие требуемой всеобщностью;
таковы положения: субстанция сохраняется и постоянна; все, что происходит, всегда
заранее определено некоторой причиной по постоянным законам и т. д. Это
действительно общие законы природы, существующие совершенно a priori. Таким образом,
в самом деле имеется чистое естествознание; спрашивается лишь: как оно возможно?
16
Слово природа принимает еще другое значение, а именно определяющее объект, тогда как
в прежнем значении природа означала лишь закономерность в определениях
существования вещей вообще. Таким образом, природа, рассматриваемая materialiter, есть
совокупность всех предметов опыта. Только с этой природой мы и имеем здесь дело, так
как, впрочем, намерение познать природу таких вещей, которые никогда не могут стать
предметами опыта, заставило бы нас [прийти] к понятиям, значение которых не могло бы
быть дано in concrete (на каком-нибудь примере из возможного опыта); следовательно, о
природе этих вещей мы должны были бы составить только такие понятия, реальность
которых всегда оставалась бы сомнительной, т. е. совершенно нельзя было бы решить,
относятся ли они действительно к предметам, или же они не более как пустые порождения
мысли. Познание Того, что не может быть предметом опыта, было бы познанием
сверхфизическим, но мы здесь имеем дело вовсе не с таким познанием, а с познанием
природы, ирреальность которого может быть подтверждена опытом, ,хотя оно и возможно
a priori и предшествует всякому опыту.
17
Формальным же в природе в этом более узком смысле будет, следовательно,
закономерность всех предметов опыта, и притом, поскольку она познается a priori,
закономерность необходимая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36