Они ведь не правила аналитического
познания, а действительные синтетические расширения познания. Такое, и притом
необходимое, соответствие принципов возможного опыта законам возможности природы
может быть только по двум причинам: или эти законы заимствуются у природы
посредством опыта, или же, наоборот, природа выводится из законов возможности опыта
вообще и совершенно тождественна лишь с его всеобщей закономерностью. Первое
противоречит само себе, так как (Всеобщие законы природы могут и должны быть
познаны a priori (т. е. независимо от всякого опыта) и лежать в основе всякого
эмпирического применения рассудка; таким образом, остается только второе.
Но мы должны отличать эмпирические законы природы, всегда предполагающие особые
восприятия, от чистых или всеобщих законов природы, которые, не основываясь на
особых восприятиях, содержат лишь условия их необходимого соединения в опыте.
Относительно последних природа и возможный опыт - совершенно одно и то же; и так
как здесь закономерность зиждется на необходимой связи явлений в опыте (без которой
мы никак не можем познать ни одного предмета чувственно воспринимаемого мира),
стало быть, на первоначальных законах рассудка, то хотя вначале это звучит странно, но
тем не менее верно, если я скажу: рассудок не черпает свои законы (a priori) из природы, а
предписывает их ей.
37
Мы поясним это смелое по виду положение примером, который должен показать, что
законы, открываемые нами в предметах чувственного созерцания, особенно если они
познаны как необходимые, мы сами считаем уже такими, которые были вложены в
{34}
природу рассудком, хотя они во всех других отношениях сходны с теми законами природы,
которые мы приписываем опыту.
38
Если рассматривать свойства круга, благодаря которым эта фигура соединяет в себе в
одном всеобщем правиле столько произвольных определений пространства, то нельзя не
приписать этому геометрическому предмету некоторой природы. Так, например, две
линий, пересекающие друг друга, а также круг, как бы их ни провести, делятся всегда с
такой правильностью, что прямоугольник, [построенный] из отрезков одной : линии,
равен прямоугольнику из отрезков другой. Я спрашиваю: "Находится ли этот закон в круге
или же в рассудке?", т. е. содержит ли в себе эта фигура основание этого закона
независимо от рассудка, или же рассудок, сам конструируя фигуру по своим понятиям (а
именно равенства радиусов), вкладывает в нее также Я. И закон, по которому хорды
пересекаются в геометрической пропорции? Доказательства этого закона приводят к
убеждению, что он может быть выведен только и из того условия, которое кладется
рассудком в основу конструкции этой фигуры, а именно из условия равенства радиусов.
Если же мы расширим это понятие, продолжая исследование единства разнообразных
свойств геометрических фигур согласно общим им законам, и будем рассматривать круг как
коническое сечение, подчиненное, следовательно, тем же основным условиям
конструкции, что и остальные конические сечения, то мы найдем, что все хорды,
пересекающиеся этих сечениях - в эллипсе, параболе, гиперболе, таковы, что
прямоугольники из их частей хотя и не равны, но всегда находятся в равном соотношении
между собой. Следуя дальше, к основам физической астрономии, мы обнаруживаем
распространяющийся а всю материальную природу закон взаимного притяжения, согласно
которому притяжение уменьшается обратно пропорционально квадрату расстояний от
каждой точки притяжения в той же мере, в какой возрастут сферические поверхности, в
которых эта сила распространяется, и это кажется необходимо лежащим самой природе
вещей и потому обычно объясняется как познаваемое a priori. Как ни просты источники
Кого закона, основывающиеся лишь на отношении сферических поверхностей различных
радиусов, однако кон этот имеет такое удивительное следствие в отношении многообразия
их согласования и правильности, что не только все возможные орбиты небесных тел
[выражены] в конических сечениях, но и имеет место такое отношение их между собой,
что никакой другой закон притяжения, кроме закона отношения обратной
пропорциональности квадрату расстояний, не может быть пригодным для той или иной
системы мира.
Итак, перед нами природа, основывающаяся на законах, которые рассудок познает a priori и
притом главным образом из всеобщих принципов определения пространства. И я
спрашиваю: находятся ли эти законы природы в пространстве, а рассудок изучает их,
стараясь лишь исследовать богатый содержанием смысл пространства, или же они
находятся в рассудке и в том способе, каким он определяет пространство по условиям
синтетического единства, на которое направлены все его понятия? Пространство есть
нечто столь однообразное и столь неопределенное в отношении всех особых свойств, что
в нем, конечно, не станут искать сокровищницу законов природы. Напротив, то, что
определяет пространство в качестве круга, конуса и шара, есть рассудок, поскольку он
содержит основание для единства их построения. Чистая всеобщая форма созерцания,
называемая пространством, есть, разумеется, субстрат всех созерцаний, предназначаемых
для отдельных объектов, и в пространстве заключено, конечно, условие возможности и
многообразия этих созерцаний; но единство объектов определяется исключительно
рассудком, и притом по условиям, лежащим в его собственной природе. Таким образом,
рассудок есть источник всеобщего порядка природы, так как он подводит все явления под
свои собственные законы и только этим a priori осуществляет опыт (по его форме), в силу
чего все, что познается на опыте, необходимо подчинено законам рассудка. Мы имеем
дело не с природой вещей самих по себе, которая независима и от условий нашей
чувственности, и от условий рассудка, а с природой как предметом возможного опыта; и
здесь от рассудка, делающего возможным этот опыт, зависит также и то, что чувственно
воспринимаемый мир но есть никакой предмет опыта пли что он есть природа.
{35}
39. Приложение к чистому естествознанию. О системе категории
Для философа нет ничего более желательного, чем суметь вывести из одного априорного
принципа и соединить таким образом в одно познание все многообразное [содержание]
понятий и основоположений, которые прежде, при их применении in concrete,
представлялись ему разрозненными. Прежде он только верил, что полностью накоплено
то, что оставалось ему после определенного отвлечения и что, как казалось ему через
сравнение их друг с другом, составляет особый вид познаний,-но это был только агрегат;
теперь же опознает, что именно столько-то [познаний] - ни больше, ни меньше - может
составить вид знаний; он усмотрел необходимость произведенной им классификации, что
и есть понимание, и только теперь имеет он систему. Отыскание в обыденном познании
тех понятий, которые не основываются ни на каком особенном опыте и тем не менее
встречаются во всяком опытном познании, составляя как бы одну лишь форму связи,
предполагает так же мало размышления и понимания, как отыскивание в каком-нибудь
языке правил действительного употребления слов вообще и, следовательно, собирание
элементов грамматики (оба изыскания действительно очень близки между собой), будучи,
однако, Be в состоянии указать причину, почему каждый язык мест именно это, а не другое
формальное качество и, не менее, почему имеется именно столько - не больше и не меньше
- такого рода формальных определений языка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
познания, а действительные синтетические расширения познания. Такое, и притом
необходимое, соответствие принципов возможного опыта законам возможности природы
может быть только по двум причинам: или эти законы заимствуются у природы
посредством опыта, или же, наоборот, природа выводится из законов возможности опыта
вообще и совершенно тождественна лишь с его всеобщей закономерностью. Первое
противоречит само себе, так как (Всеобщие законы природы могут и должны быть
познаны a priori (т. е. независимо от всякого опыта) и лежать в основе всякого
эмпирического применения рассудка; таким образом, остается только второе.
Но мы должны отличать эмпирические законы природы, всегда предполагающие особые
восприятия, от чистых или всеобщих законов природы, которые, не основываясь на
особых восприятиях, содержат лишь условия их необходимого соединения в опыте.
Относительно последних природа и возможный опыт - совершенно одно и то же; и так
как здесь закономерность зиждется на необходимой связи явлений в опыте (без которой
мы никак не можем познать ни одного предмета чувственно воспринимаемого мира),
стало быть, на первоначальных законах рассудка, то хотя вначале это звучит странно, но
тем не менее верно, если я скажу: рассудок не черпает свои законы (a priori) из природы, а
предписывает их ей.
37
Мы поясним это смелое по виду положение примером, который должен показать, что
законы, открываемые нами в предметах чувственного созерцания, особенно если они
познаны как необходимые, мы сами считаем уже такими, которые были вложены в
{34}
природу рассудком, хотя они во всех других отношениях сходны с теми законами природы,
которые мы приписываем опыту.
38
Если рассматривать свойства круга, благодаря которым эта фигура соединяет в себе в
одном всеобщем правиле столько произвольных определений пространства, то нельзя не
приписать этому геометрическому предмету некоторой природы. Так, например, две
линий, пересекающие друг друга, а также круг, как бы их ни провести, делятся всегда с
такой правильностью, что прямоугольник, [построенный] из отрезков одной : линии,
равен прямоугольнику из отрезков другой. Я спрашиваю: "Находится ли этот закон в круге
или же в рассудке?", т. е. содержит ли в себе эта фигура основание этого закона
независимо от рассудка, или же рассудок, сам конструируя фигуру по своим понятиям (а
именно равенства радиусов), вкладывает в нее также Я. И закон, по которому хорды
пересекаются в геометрической пропорции? Доказательства этого закона приводят к
убеждению, что он может быть выведен только и из того условия, которое кладется
рассудком в основу конструкции этой фигуры, а именно из условия равенства радиусов.
Если же мы расширим это понятие, продолжая исследование единства разнообразных
свойств геометрических фигур согласно общим им законам, и будем рассматривать круг как
коническое сечение, подчиненное, следовательно, тем же основным условиям
конструкции, что и остальные конические сечения, то мы найдем, что все хорды,
пересекающиеся этих сечениях - в эллипсе, параболе, гиперболе, таковы, что
прямоугольники из их частей хотя и не равны, но всегда находятся в равном соотношении
между собой. Следуя дальше, к основам физической астрономии, мы обнаруживаем
распространяющийся а всю материальную природу закон взаимного притяжения, согласно
которому притяжение уменьшается обратно пропорционально квадрату расстояний от
каждой точки притяжения в той же мере, в какой возрастут сферические поверхности, в
которых эта сила распространяется, и это кажется необходимо лежащим самой природе
вещей и потому обычно объясняется как познаваемое a priori. Как ни просты источники
Кого закона, основывающиеся лишь на отношении сферических поверхностей различных
радиусов, однако кон этот имеет такое удивительное следствие в отношении многообразия
их согласования и правильности, что не только все возможные орбиты небесных тел
[выражены] в конических сечениях, но и имеет место такое отношение их между собой,
что никакой другой закон притяжения, кроме закона отношения обратной
пропорциональности квадрату расстояний, не может быть пригодным для той или иной
системы мира.
Итак, перед нами природа, основывающаяся на законах, которые рассудок познает a priori и
притом главным образом из всеобщих принципов определения пространства. И я
спрашиваю: находятся ли эти законы природы в пространстве, а рассудок изучает их,
стараясь лишь исследовать богатый содержанием смысл пространства, или же они
находятся в рассудке и в том способе, каким он определяет пространство по условиям
синтетического единства, на которое направлены все его понятия? Пространство есть
нечто столь однообразное и столь неопределенное в отношении всех особых свойств, что
в нем, конечно, не станут искать сокровищницу законов природы. Напротив, то, что
определяет пространство в качестве круга, конуса и шара, есть рассудок, поскольку он
содержит основание для единства их построения. Чистая всеобщая форма созерцания,
называемая пространством, есть, разумеется, субстрат всех созерцаний, предназначаемых
для отдельных объектов, и в пространстве заключено, конечно, условие возможности и
многообразия этих созерцаний; но единство объектов определяется исключительно
рассудком, и притом по условиям, лежащим в его собственной природе. Таким образом,
рассудок есть источник всеобщего порядка природы, так как он подводит все явления под
свои собственные законы и только этим a priori осуществляет опыт (по его форме), в силу
чего все, что познается на опыте, необходимо подчинено законам рассудка. Мы имеем
дело не с природой вещей самих по себе, которая независима и от условий нашей
чувственности, и от условий рассудка, а с природой как предметом возможного опыта; и
здесь от рассудка, делающего возможным этот опыт, зависит также и то, что чувственно
воспринимаемый мир но есть никакой предмет опыта пли что он есть природа.
{35}
39. Приложение к чистому естествознанию. О системе категории
Для философа нет ничего более желательного, чем суметь вывести из одного априорного
принципа и соединить таким образом в одно познание все многообразное [содержание]
понятий и основоположений, которые прежде, при их применении in concrete,
представлялись ему разрозненными. Прежде он только верил, что полностью накоплено
то, что оставалось ему после определенного отвлечения и что, как казалось ему через
сравнение их друг с другом, составляет особый вид познаний,-но это был только агрегат;
теперь же опознает, что именно столько-то [познаний] - ни больше, ни меньше - может
составить вид знаний; он усмотрел необходимость произведенной им классификации, что
и есть понимание, и только теперь имеет он систему. Отыскание в обыденном познании
тех понятий, которые не основываются ни на каком особенном опыте и тем не менее
встречаются во всяком опытном познании, составляя как бы одну лишь форму связи,
предполагает так же мало размышления и понимания, как отыскивание в каком-нибудь
языке правил действительного употребления слов вообще и, следовательно, собирание
элементов грамматики (оба изыскания действительно очень близки между собой), будучи,
однако, Be в состоянии указать причину, почему каждый язык мест именно это, а не другое
формальное качество и, не менее, почему имеется именно столько - не больше и не меньше
- такого рода формальных определений языка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36