Так же мало полезны космологические
идеи о начале мира или его вечности (a parte ante) для объяснения какого-нибудь события в
самом мире. Наконец, согласно правильной максиме натурфилософии, мы должны
избегать всякого объяснения устроения природы волею некоей высшей сущности, так как
это будет уже не натурфилософия, а признание в том, что с ней у нас ничего не получается.
Таким образом, эти идеи предназначены для совершенно другого применения, чем те
категории, единственно благодаря которым, а также благодаря построенным на них
основоположениям возможен сам опыт. Между тем наша тщательная аналитика рассудка
была бы совершенно излишней, если бы нашей целью было одно лишь познание природы
так, как оно может быть дано в опыте; ведь разум и в математике, и в естествознании
верно и хорошо делает свое дело и без всякой такой тонкой дедукции; таким образом, наша
критика рассудка объединяется с идеями чистого разума для такой цели, которая лежит за
пределами применения рассудка в опыте, а такое понимание рассудка, как мы говорили
выше, в этом отношении совершенно невозможно и лишено всякого предмета или
значения. Однако между тем, что относится к природе разума, и тем, что относится к
природе рассудка, должно быть согласие: первая должна способствовать совершенству
второй и никак не может сбить ее с толку.
Этот вопрос решается следующим образом: своими идеями чистый разум не имеет целью
особые предметы, которые находились бы за пределами опыта, он требует лишь полноты
применения рассудка в контексте опыта. Но эта полнота может быть лишь полнотой
принципов, а не созерцаний и предметов. Тем не менее, для того чтобы иметь
определенное представление об этой полноте, разум мыслит себе ее как познание объекта,
совершенно определенное в отношении правил рассудка; но объект этот есть лишь идея,
служащая для того, чтобы как можно больше приблизить рассудочное познание к полноте,
выраженной в идее.
45. Предварительное замечание о диалектике чистого разума
Мы показали выше (п. 33, 34), что отсутствие в категориях всякой примеси чувственных
определений может побуждать разум распространить их применение целиком за пределы
опыта на вещи сами по себе, несмотря на то что эти категории, как чисто логические
функции, хотя и могут представлять вещь вообще, но не могут сами по себе дать какое-
либо определенное И понятие о вещи, так как они сами не находят никакого созерцания,
которое могло бы сообщить им in concreto значение и смысл. Подобного рода
гиперболические объекты суть так называемые ноумены, или чистые умопостигаемые
(вернее, мысленные) сущности, как, например, субстанция, мыслимая без постоянства во
времени, или причина, действующая не во времени, и т. д.;
На самом деле, им приписывают такие предикаты, которые служат лишь для того, чтобы
сделать возможной равномерность опыта, а между тем все условия созерцания, при
которых только и возможен опыт, от них отнимают, вследствие чего эти понятия опять-
таки теряют всякое значение.
Но нет никакой опасности, что рассудок сам собой, без принуждения со стороны чуждых
ему законов, выйдет столь резво за свои пределы в область чисто мысленных сущностей.
Но когда разум, который не может быть полностью удовлетворен все еще обусловленным
применением рассудочных правил в опыте, требует завершения этой цепи условий, тогда
рассудок вынуждают выйти из своей сферы, чтобы, с одной стороны, представлять
предметы опыта в столь далеко простирающемся ряду, что никакой опыт не может его
охватить, а с другой стороны (для завершения ряда), даже искать целиком вне опыта
{40}
ноумены, к которым разум мог бы прикрепить эту цепь и, став наконец независимым
благодаря этому от условий опыта, все же мог бы достигнуть полной устойчивости
(Haltung). Таковы трансцендентальные идеи. Если они даже стремятся, согласно с
истинным, но скрытым естественным назначением нашего разума, не к запредельным
понятиям, а лишь к неограниченному расширению применения в опыте, тем не менее из-
за неизбежной иллюзии они выманивают у рассудка трансцендентное применение,
которое хотя и обманчиво, но может быть ограничено не намерением оставаться в
пределах опыта, а только научным исследованием, и то с большим трудом.
46. I. Психологические идеи
("Критика чистого разума", стр. 341 и сл. )
Давно уже заметили, что во всех субстанциях нам неизвестен подлинный субъект, а
именно то, что остается после устранения всех акциденций (как предикатов), стало быть,
неизвестно само субстанциальное, и не раз жаловались на такую ограниченность нашего
понимания. Но здесь нужно отметить, что человеческий рассудок следует порицать не за
то, что он не знает субстанциального в вещах, т. е. не может для самого себя определить
его, а, скорее, за то, что он требует такого определенного познания его, как познание
данного предмета, тогда как это есть только идея. Чистый разум требует, чтобы мы искали
для каждого предиката вещи принадлежащий ему субъект, а для этого : субъекта, который в
свою очередь необходимо есть только предикат,- его субъект и так далее до бесконечности
(или в пределах нашей досягаемости). Но отсюда следует, что мы не должны считать то,
что нами достигнуто, субъектом в последней инстанции и что наш рассудок не может
мыслить себе само субстанциальное, как бы глубоко он ни проникал и хотя бы ему была
раскрыта вся природа; потому что особая природа нашего рассудка состоит в том, что он
мыслит все дискурсивно, т. е. посредством понятий, стало быть, посредством одних лишь
предикатов, для чего, следовательно, абсолютный субъект всегда должен отсутствовать.
Поэтому все реальные свойства, по которым мы познаем тела, суть только акциденции,
даже непроницаемость, которую необходимо представлять себе только как действие силы
неизвестного нам субъекта.
Но нам кажется, будто в сознании нас самих (в мыслящем субъекте) мы имеем это
субстанциальное, и притом в непосредственном созерцании, так как все предикаты
внутреннего чувства относятся к Я как субъекту, который можно мыслить только как
предикат другого субъекта. Поэтому кажется не только то, что полнота в отношении
данных понятий как предикатов так субъекту есть идея, но и то, что предмет, а именно сам
абсолютный субъект, дан здесь в опыте. Но эта 'надежда рушится. Ведь Я есть вовсе не
понятие, а только обозначение предмета внутреннего чувства, поскольку мы уже далее не
познаем его никаким предикатом- стало быть, хотя само по себе оно и не может жить
предикатом другой вощи, но точно так же не может оно быть и определенным понятием
абсолютного Субъекта, а может быть, как во всех других случаях, только отношением
внутренних явлений к их неизвестному субъекту. Тем не менее эта идея (которая, будучи
регулятивным принципом, служит для того, чтобы совершенно уничтожить всякие
материалистические объяснения внутренних явлений нашей души) из-за вполне
естественного недоразумения приводит к весьма правдоподобному аргументу, дабы из
этого мнимого познания субстанциального нашей мыслящей сущности заключать о ее
природе, поскольку знание о последней находится целиком за пределами всей
совокупности опыта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
идеи о начале мира или его вечности (a parte ante) для объяснения какого-нибудь события в
самом мире. Наконец, согласно правильной максиме натурфилософии, мы должны
избегать всякого объяснения устроения природы волею некоей высшей сущности, так как
это будет уже не натурфилософия, а признание в том, что с ней у нас ничего не получается.
Таким образом, эти идеи предназначены для совершенно другого применения, чем те
категории, единственно благодаря которым, а также благодаря построенным на них
основоположениям возможен сам опыт. Между тем наша тщательная аналитика рассудка
была бы совершенно излишней, если бы нашей целью было одно лишь познание природы
так, как оно может быть дано в опыте; ведь разум и в математике, и в естествознании
верно и хорошо делает свое дело и без всякой такой тонкой дедукции; таким образом, наша
критика рассудка объединяется с идеями чистого разума для такой цели, которая лежит за
пределами применения рассудка в опыте, а такое понимание рассудка, как мы говорили
выше, в этом отношении совершенно невозможно и лишено всякого предмета или
значения. Однако между тем, что относится к природе разума, и тем, что относится к
природе рассудка, должно быть согласие: первая должна способствовать совершенству
второй и никак не может сбить ее с толку.
Этот вопрос решается следующим образом: своими идеями чистый разум не имеет целью
особые предметы, которые находились бы за пределами опыта, он требует лишь полноты
применения рассудка в контексте опыта. Но эта полнота может быть лишь полнотой
принципов, а не созерцаний и предметов. Тем не менее, для того чтобы иметь
определенное представление об этой полноте, разум мыслит себе ее как познание объекта,
совершенно определенное в отношении правил рассудка; но объект этот есть лишь идея,
служащая для того, чтобы как можно больше приблизить рассудочное познание к полноте,
выраженной в идее.
45. Предварительное замечание о диалектике чистого разума
Мы показали выше (п. 33, 34), что отсутствие в категориях всякой примеси чувственных
определений может побуждать разум распространить их применение целиком за пределы
опыта на вещи сами по себе, несмотря на то что эти категории, как чисто логические
функции, хотя и могут представлять вещь вообще, но не могут сами по себе дать какое-
либо определенное И понятие о вещи, так как они сами не находят никакого созерцания,
которое могло бы сообщить им in concreto значение и смысл. Подобного рода
гиперболические объекты суть так называемые ноумены, или чистые умопостигаемые
(вернее, мысленные) сущности, как, например, субстанция, мыслимая без постоянства во
времени, или причина, действующая не во времени, и т. д.;
На самом деле, им приписывают такие предикаты, которые служат лишь для того, чтобы
сделать возможной равномерность опыта, а между тем все условия созерцания, при
которых только и возможен опыт, от них отнимают, вследствие чего эти понятия опять-
таки теряют всякое значение.
Но нет никакой опасности, что рассудок сам собой, без принуждения со стороны чуждых
ему законов, выйдет столь резво за свои пределы в область чисто мысленных сущностей.
Но когда разум, который не может быть полностью удовлетворен все еще обусловленным
применением рассудочных правил в опыте, требует завершения этой цепи условий, тогда
рассудок вынуждают выйти из своей сферы, чтобы, с одной стороны, представлять
предметы опыта в столь далеко простирающемся ряду, что никакой опыт не может его
охватить, а с другой стороны (для завершения ряда), даже искать целиком вне опыта
{40}
ноумены, к которым разум мог бы прикрепить эту цепь и, став наконец независимым
благодаря этому от условий опыта, все же мог бы достигнуть полной устойчивости
(Haltung). Таковы трансцендентальные идеи. Если они даже стремятся, согласно с
истинным, но скрытым естественным назначением нашего разума, не к запредельным
понятиям, а лишь к неограниченному расширению применения в опыте, тем не менее из-
за неизбежной иллюзии они выманивают у рассудка трансцендентное применение,
которое хотя и обманчиво, но может быть ограничено не намерением оставаться в
пределах опыта, а только научным исследованием, и то с большим трудом.
46. I. Психологические идеи
("Критика чистого разума", стр. 341 и сл. )
Давно уже заметили, что во всех субстанциях нам неизвестен подлинный субъект, а
именно то, что остается после устранения всех акциденций (как предикатов), стало быть,
неизвестно само субстанциальное, и не раз жаловались на такую ограниченность нашего
понимания. Но здесь нужно отметить, что человеческий рассудок следует порицать не за
то, что он не знает субстанциального в вещах, т. е. не может для самого себя определить
его, а, скорее, за то, что он требует такого определенного познания его, как познание
данного предмета, тогда как это есть только идея. Чистый разум требует, чтобы мы искали
для каждого предиката вещи принадлежащий ему субъект, а для этого : субъекта, который в
свою очередь необходимо есть только предикат,- его субъект и так далее до бесконечности
(или в пределах нашей досягаемости). Но отсюда следует, что мы не должны считать то,
что нами достигнуто, субъектом в последней инстанции и что наш рассудок не может
мыслить себе само субстанциальное, как бы глубоко он ни проникал и хотя бы ему была
раскрыта вся природа; потому что особая природа нашего рассудка состоит в том, что он
мыслит все дискурсивно, т. е. посредством понятий, стало быть, посредством одних лишь
предикатов, для чего, следовательно, абсолютный субъект всегда должен отсутствовать.
Поэтому все реальные свойства, по которым мы познаем тела, суть только акциденции,
даже непроницаемость, которую необходимо представлять себе только как действие силы
неизвестного нам субъекта.
Но нам кажется, будто в сознании нас самих (в мыслящем субъекте) мы имеем это
субстанциальное, и притом в непосредственном созерцании, так как все предикаты
внутреннего чувства относятся к Я как субъекту, который можно мыслить только как
предикат другого субъекта. Поэтому кажется не только то, что полнота в отношении
данных понятий как предикатов так субъекту есть идея, но и то, что предмет, а именно сам
абсолютный субъект, дан здесь в опыте. Но эта 'надежда рушится. Ведь Я есть вовсе не
понятие, а только обозначение предмета внутреннего чувства, поскольку мы уже далее не
познаем его никаким предикатом- стало быть, хотя само по себе оно и не может жить
предикатом другой вощи, но точно так же не может оно быть и определенным понятием
абсолютного Субъекта, а может быть, как во всех других случаях, только отношением
внутренних явлений к их неизвестному субъекту. Тем не менее эта идея (которая, будучи
регулятивным принципом, служит для того, чтобы совершенно уничтожить всякие
материалистические объяснения внутренних явлений нашей души) из-за вполне
естественного недоразумения приводит к весьма правдоподобному аргументу, дабы из
этого мнимого познания субстанциального нашей мыслящей сущности заключать о ее
природе, поскольку знание о последней находится целиком за пределами всей
совокупности опыта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36