- Нам все равно не пройти к той лестнице наверх! Посмотрите сами, они рядом свой алтарь придумали.
Впереди был зал, состоящий из готических крестовых сводов на нервюрах. Низкие толстые столбы держали нависающие над головами подпружные арки. Профессор археологии, который вполне достойно смотрелся в черном мундире, поставил бочку на пол и выглянул из-за столба.
Зрелище впечатляло. Висели штандарты, как привычные, со свастиками, так и красно-бело-черные полосатые знамена средневекового Рейха. Центральный свод украшал гигантский круг, размещенный горизонтально рунический лунный календарь. А точно под этим календарем было устроено возвышение в виде каменного надгробия с многочисленными барельефами рыцарей. Эсэсовцы торжественным полукольцом окружали надгробие, они стояли неподвижно, абсолютно сосредоточенно. Все без головных уборов. Они слушали. С возвышения им вещал человек…
Хорхер!
- Почему мы верим нашему фюреру? - бросал Хорхер в публику отрывистые слова. - Потому что в нем - Германский Дух! Дух Водана и Тора! Фюрер воплощение Германского Духа!..
В своем одеянии - черно-красная мантия со свастикой в белом круге, с поднятой вверх правой рукой, он выглядел как священник. Рука, разумеется, была в перчатке. Служитель черного культа, кадровый разведчик, садист и убийца…
- Сюда! - зашептал Индиана Джонс, притягивая шарфюрера за шиворот. Кто это говорит?
- Из шестого управления РСХА, шеф какого-то отдела, - прошелестел немедленный ответ. - Не выдавайте меня ему, умоляю, кому угодно, только не ему…
- Чего достоин народ, осквернивший Германский Дух? - спросил между тем оратор. И аудитория вдруг слаженно откликнулась, грозным рыком:
- Смерть и забвение!
- Имя! - потребовал "священник". - Дайте нам имя!
- Израиль!
- Еще?
- Дети израилевы! Рабы израилевы! Друзья израилевы!..
Доктор Джонс неслышно прокомментировал: "Иными словами, все человечество."
- Предки слышат вас, солдаты! - возгласил Хорхер. - Предки видят кровь наших героев и отворачиваются от слез израилевых праведников. Все ли герои здесь? Зигфрид?
- Здесь! - откликнулся кто-то.
- Какой Зигфрид? - не понял Джонс. - Из "Песни о Нибелунгах", что ли?
- Да, - подтвердил Заукер. - Вы не обращайте внимания, они тут все сумасшедшие.
"Барбаросса!" - выкрикивал тем временем оратор. "Здесь!" - отвечала аудитория. "Оттон Первый!" "Здесь!" "Хорст Вессель!" "Здесь!.."
- Что происходит? - спросил Индиана. - Ты можешь объяснить?
- Праздник Посвящения. Стажеров посвящают в солдаты Памяти.
- Какой "Памяти"?
- Ну, Памяти Предков. Умники университета, не люблю я их. Чины получили, и думают, что теперь чернее свастики.
"Память предков, - пробормотал Джонс. - Память предков…" И вдруг вспомнил. Аненэрбе!
#168; Тот самый таинственный институт! Вот, значит, куда его занесло - в один из законспирированных филиалов, - вот, значит, кому в действительности принадлежит замок… Он ободряюще похлопал шарфюрера по спине:
- Ты не переживай, приятель, у тебя ведь тоже чин есть. Маленький, но все-таки. Повысят, потом и тебя примут, наберись терпения.
- Они посвящают только тех, у кого есть списки родни до 1648 года. Я такую родословную не могу представить.
- Да, весело живете, - согласился Индиана. - 1648-й, говоришь? Вестфальский мир, конец Тридцатилетней войны… А кого они теперь вспоминают?
Хорхер называл уже совершенно незнакомые имена, на что массовка исправно отвечала: "Здесь, здесь, здесь…"
- Это жертвы "пивного путча", - скорбно сообщил Заукер. - Они всегда с нами.
- Наследники Зигфрида! - сказал Хорхер, форсировав голосовые связки. - Клянемся быть достойными славной памяти предков!
- Клянемся! - рыкнул зал.
- Честь и доблесть! - сказал Хорхер.
- Честь и доблесть!
Наступила пауза. Оратор медленно опустил руку, поправил мантию, слез с возвышения.
- Прячемся, - заспешил Индиана. - Они закончили.
- Еще нет, - отозвался Заукер нервно. - Послушайте, а что вы со мной сделаете после того, как мы дойдем до тюрьмы?
- Поцелую. А потом возьму к себе в ассистенты. Да не бойся ты так, твои зубы на весь зал слышны.
Странный ритуал и в самом деле еще не закончился. Хорхера сменил другой "священник", отличающийся тем, что на голове его громоздился рогатый рыцарский шлем, скрывающий лицо, а на рукаве - выделялся шеврон с несколько необычным рисунком. На шевроне был рунический знак, похожий на букву "А", повернутую набок.
- Чем скрепляется рыцарское братство? - очень спокойно, тихо спросил он.
- Кровью! - хором ответили ему.
- Сколько рун "Зиг" в сердце рыцаря?
- Зиг хайль! Зиг хайль!
Вверх взметнулись кинжалы - чистой пробы, гордость СС. В руках у нового оратора появилась ваза, точнее, чаша. Впрочем, больше речей не было, все дальнейшее происходило без единого слова.
"Стажеры" царапают кинжалами свои левые руки.
"Священник" ставит чашу на надгробие: все присутствующие поочередно подходят и выдавливают в нее из ран по нескольку капель крови…
- Кто это? - спросил Индиана, пораженный до самых глубин археологической души. - Который в шлеме - это Урбах?
- Урбах не из СС, - покорно ответил Заукер. - Он научный руководитель, просто член партии, имеет право не участвовать в праздниках.
- Тогда - кто?
Шарфюрер до сих пор не предпринимал ни малейших попыток убежать, привлечь внимание или, например, промолчать, спасая служебные тайны от посторонних посягательств. До сих пор он выполнял любой каприз захватившего его в плен незнакомца. Однако сейчас послушание оставило его. Заукер сжался, сморщился, словно бы ссохся, открыл и закрыл рот, затем робким шажком отодвинулся назад к лестнице.
- Меня убьют, если скажу, - еще немного, и он бы заплакал.
- Тебя обязательно убьют, - подтвердил Джонс. - Но раньше, чем ты думаешь, - притянул труса к себе и взял его стальными пальцами за подбородок.
- Вы не понимаете… - еле слышно шепнул тот. - Это же Мертвая Голова…
- Кто?
- Я не знаю его имени. И никто не знает. Наверняка Урбах и Вольфганг тоже не знают, и этот, из РСХА, тем более…
- Идиоты, - сказал доктор Джонс. - Язычники проклятые.
Ритуал завершался очень красиво. "Священник" по имени Мертвая Голова обходил строй будущих солдат Памяти и рисовал на лбу каждого кровавую свастику - при помощи маленькой кисточки, смоченной в чаше. Стажеры в ответ пригубляли чашу, пробовали на вкус собранную там жидкость, в результате чего губы у всех присутствующих сделались жуткими, ирреальными, бесформенно красными. После такого причастия логичным выглядел финальный жест жреца - он клал свой кинжал на язык каждого из стажеров. Кинжал вместо облатки - красиво придумано…
И это был конец ритуала.
Немцы расходились без церемоний, разговаривая свободно и весело. Обнаружив бочонок с пивом, обрадовались, загорланили, дружно обступили неожиданную находку. Индиана так и не успел придумать, куда здесь можно спрятаться, он остался, готовясь принять последний бой, однако никому не было решительно никакого дела до скромно стоящих поодаль младших товарищей по партии. Возможно, их просто не заметили, приняв за незначительную деталь интерьера. Что ж, все правильно: раса хозяев естественным образом разделяется на своих хозяев, разговаривающих с богами, и своих рабов, недостойных и секунды внимания. Так было, есть и будет. Очень удобно быть ничтожеством, - Индиана этого не подумал, надвинув пилотку до бровей, но ощутил в полной мере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143