Поскольку
рассказчик в этой самой Соловиевке проживал, его слова, согласитесь, имели
некоторый вес. Снабдил он "привязкой на местности" и следующий эпизод,
когда Илья по пути в Киев вместе с плененным Соловьем проезжает мимо его
дома. Соловей с семейством, по уверению рассказчика, обитал в селе Грузское
(на территории нынешней Киевской области). Между прочим, дорога из
Соловиевки в Грузское действительно лежит в направлении на Киев... ' Тех
читателей, кто уже прикидывает, какой же вариант заслуживает наибольшего
доверия, я прошу учесть еще один адрес: село или поселок Языково
Ульяновской области. С ним связано следующее предание, опубликованное пару
десятилетий назад: "Речка, которая течет через село Языково и пруды питает,
Соловьем называется. А название-то, говорят, вот откуда пошло. Начало та
речка берет из двенадцати ключей в горах за Языковым, ключи в лесу
начинаются. В нем, в лесу этом, жили когда-то давным-давно разбойники.
Атаманом у них был человек по прозвищу Соловей. Вот и говорили, что речка
течет от Соловья. А поэтому и речку Соловьем назвали". Несмотря на
значительный отход от былинных подробностей (двенадцать дубов, например,
превратились в двенадцать лесных ключей), все же ясно, что речь и тут идет
о "нашем" Соловье-разбойнике.
Можно, конечно, оценивать каждую географическую привязку деятельности
Соловья по тому, насколько она соответствует маршруту Ильи Муромца. С этой
точки зрения "карачевский" вариант вне конкуренции. Но за всеми местными
преданиями о Соловье-разбойнике просматривается единая схема, широко
распространенная в фольклоре и достаточно хорошо изученная фольклористами.
Историческое сознание народа не довольствуется только хранением "преданий
старины глубокой". Практически всегда находятся местные
достопримечательности, природные образования, топонимы, не охваченные
устной историей, но вызывающие любопытство: как это возникло? почему так
называется? И народная мысль искала ответы, восполняя эти пробелы в
исторической памяти выдуманными версиями. Если придумка походила на правду
и была к тому же красивой, интригующей, ее начинали передавать из уст в
уста, из поколения в поколение, и спустя сравнительно короткий срок она уже
воспринималась как предание, тянущееся из глубины веков.
К примеру, есть в Поволжье гора, которую местные жители окрестили
Лепешкой. Почему? Даже не видев этой горы, мы вправе предположить, почти не
рискуя ошибиться: за ее приплюснутую форму. Однако такое объяснение
казалось, видимо, слишком прозаическим, будничным, и обитатели тех мест
рассказывают совершенно иное: гору прозвали Лепешкой потому, что когда-то с
нее Стенька Разин сбрасывал ограбленных им купцов, "они и разбивались в
лепешку". Спору нет, соблазнительно связать местное название с известной
личностью прошлого. Благодаря этому родной край приобщался к "большой"
истории. Потому-то, скажем, о пребывании Петра 1 "вспоминали" и там, где он
никогда не был, любое старинное оружие на Урале пытались объявить
пугачевским, а основателем практически каждой станицы на Дону называли
Ермака Тимофеевича.
Тот же принцип лежит в основе преданий о Соловье-разбойнике: берется
местное название, перекликающееся с именами собственными в былинном сюжете,
и утверждается, что как раз в этих местах и находились владения Соловья.
Три таких утверждения - относительно Языкова, курской Соло-вейнЯ и
украинской Соловиевки - явно не могут быть истинными. Почему же мы должны
доверять четвертому, абсолютно однотипному с ними "воспоминанию" о заставе
Соловья в районе Карачева? Только из-за близости тамошних Девяти Дубов и
реки Смородиновки к местам, указанным в былине? Но ведь сама эта близость и
могла подтолкнуть местных жителей к предположению, что действие знаменитой
былины разворачивалось некогда в их краю.
Доказать же, что подобные рассказы и впрямь дошли до нас со времени тех
событий, ничем пока нельзя. По справедливому замечанию крупнейшего знатока
былин А.М.Астаховой, "названия реки и села могли возникнуть и в более
позднее время, а самый факт существования в старину чисто местных преданий
о Соловье-разбойнике не установлен".
Так что вопреки первому впечатлению надежных географических ориентиров у
нас мало. Собственно говоря, полного доверия заслуживает только один:
Брынские (Брянские) леса, без дальнейшей конкретизации места. Но и этого,
как мы сейчас увидим, достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы об
исторической сущности Соловья-разбойника.
Брынские леса - это часть обширной территории, которую в период
формирования древнерусской государственности населяло племя вятичей.
Географическое положение земли вятичей предписывало ей стать связующим
звеном между "центром" и северо-восточными "окраинами" нарождающегося
государства. Однако в реальной жизни долгое время было иначе. Наш видный
историк В.О.Ключевский отмечал: "До половины XII в. не заметно прямого
сообщения Киевской Руси с отдаленным Ростово-Суздальским краем. ...Когда
ростовскому или муромскому князю приходилось ездить на юг в Киев, он ехал
не прямой дорогой, а делал длинный объезд в сторону". Путь обычно лежал
через верховья Волги и Смоленск. Почему же княжеские дружины так
старательно огибали владения вятичей? Вряд ли причиной были только
труднопроходимые дебри и болота. Ведь для купеческих караванов земля
вятичей и в те годы была "проницаема". Через нее уже с IX века проходил
торговый путь, связывавший Киев с Волжским Булгаром. Поднявшись вверх по
Десне, купцы волоком переправляли свой груз в верховья Оки, а по ней
попадали в Волгу. Но то что удавалось мирным торговцам, очень нелегко было
осуществить людям, приходившим сюда с другими намерениями...
Исследователи давно обратили внимание на красноречивую фразу в "Поучении"
Владимира Мономаха. Перечень своих походов он начинает так: "Первое, к
Ростову вдох, сквозе вятичи, посла мя отець..." (Князь был в ту пору еще
отроком.) Читатель сразу чувствует, что слова "сквозь вятичи" - не просто
уточнение маршрута; Мономах и на склоне лет был горд тем, что к Ростову он
тогда шел не окольным, а прямым путем. Аналогичный оборот мы встречаем в
тексте "Поучения" еще дважды, и каждый раз он несет в себе недвусмысленную
эмоциональную нагрузку. "И пройдох сквозе половечьскыи вои (половецких
воинов), бьяся, до Переяславля..." - сообщает князь в одном случае.
Вспоминая другой яркий эпизод своей жизни, он рассказывает, как с небольшой
дружиной "и с детми и с женами" ехал "сквозе полкы по-ловьчские", а половцы
"облизахутся на нас акы волци", но не посмели напасть, и русичи "неврежени"
добрались до места назначения. О препятствиях, которые чинились во время
его первого похода в земле вятичей, Владимир Мономах даже не находит нужным
говорить, очевидно, полагая, что не только его современникам, но и
потомкам, которым адресовано "Поучение", и без того понятно, чего это стоит
- проехать "сквозь вятичей"...
Действительно, вятичи дольше и упорнее других восточнославянских племен
сохраняли свою обособленность, сопротивляясь властным притязаниям киевских
князей. В 966 году князь Святослав, как сообщает летопись, "вятичи победи
.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
рассказчик в этой самой Соловиевке проживал, его слова, согласитесь, имели
некоторый вес. Снабдил он "привязкой на местности" и следующий эпизод,
когда Илья по пути в Киев вместе с плененным Соловьем проезжает мимо его
дома. Соловей с семейством, по уверению рассказчика, обитал в селе Грузское
(на территории нынешней Киевской области). Между прочим, дорога из
Соловиевки в Грузское действительно лежит в направлении на Киев... ' Тех
читателей, кто уже прикидывает, какой же вариант заслуживает наибольшего
доверия, я прошу учесть еще один адрес: село или поселок Языково
Ульяновской области. С ним связано следующее предание, опубликованное пару
десятилетий назад: "Речка, которая течет через село Языково и пруды питает,
Соловьем называется. А название-то, говорят, вот откуда пошло. Начало та
речка берет из двенадцати ключей в горах за Языковым, ключи в лесу
начинаются. В нем, в лесу этом, жили когда-то давным-давно разбойники.
Атаманом у них был человек по прозвищу Соловей. Вот и говорили, что речка
течет от Соловья. А поэтому и речку Соловьем назвали". Несмотря на
значительный отход от былинных подробностей (двенадцать дубов, например,
превратились в двенадцать лесных ключей), все же ясно, что речь и тут идет
о "нашем" Соловье-разбойнике.
Можно, конечно, оценивать каждую географическую привязку деятельности
Соловья по тому, насколько она соответствует маршруту Ильи Муромца. С этой
точки зрения "карачевский" вариант вне конкуренции. Но за всеми местными
преданиями о Соловье-разбойнике просматривается единая схема, широко
распространенная в фольклоре и достаточно хорошо изученная фольклористами.
Историческое сознание народа не довольствуется только хранением "преданий
старины глубокой". Практически всегда находятся местные
достопримечательности, природные образования, топонимы, не охваченные
устной историей, но вызывающие любопытство: как это возникло? почему так
называется? И народная мысль искала ответы, восполняя эти пробелы в
исторической памяти выдуманными версиями. Если придумка походила на правду
и была к тому же красивой, интригующей, ее начинали передавать из уст в
уста, из поколения в поколение, и спустя сравнительно короткий срок она уже
воспринималась как предание, тянущееся из глубины веков.
К примеру, есть в Поволжье гора, которую местные жители окрестили
Лепешкой. Почему? Даже не видев этой горы, мы вправе предположить, почти не
рискуя ошибиться: за ее приплюснутую форму. Однако такое объяснение
казалось, видимо, слишком прозаическим, будничным, и обитатели тех мест
рассказывают совершенно иное: гору прозвали Лепешкой потому, что когда-то с
нее Стенька Разин сбрасывал ограбленных им купцов, "они и разбивались в
лепешку". Спору нет, соблазнительно связать местное название с известной
личностью прошлого. Благодаря этому родной край приобщался к "большой"
истории. Потому-то, скажем, о пребывании Петра 1 "вспоминали" и там, где он
никогда не был, любое старинное оружие на Урале пытались объявить
пугачевским, а основателем практически каждой станицы на Дону называли
Ермака Тимофеевича.
Тот же принцип лежит в основе преданий о Соловье-разбойнике: берется
местное название, перекликающееся с именами собственными в былинном сюжете,
и утверждается, что как раз в этих местах и находились владения Соловья.
Три таких утверждения - относительно Языкова, курской Соло-вейнЯ и
украинской Соловиевки - явно не могут быть истинными. Почему же мы должны
доверять четвертому, абсолютно однотипному с ними "воспоминанию" о заставе
Соловья в районе Карачева? Только из-за близости тамошних Девяти Дубов и
реки Смородиновки к местам, указанным в былине? Но ведь сама эта близость и
могла подтолкнуть местных жителей к предположению, что действие знаменитой
былины разворачивалось некогда в их краю.
Доказать же, что подобные рассказы и впрямь дошли до нас со времени тех
событий, ничем пока нельзя. По справедливому замечанию крупнейшего знатока
былин А.М.Астаховой, "названия реки и села могли возникнуть и в более
позднее время, а самый факт существования в старину чисто местных преданий
о Соловье-разбойнике не установлен".
Так что вопреки первому впечатлению надежных географических ориентиров у
нас мало. Собственно говоря, полного доверия заслуживает только один:
Брынские (Брянские) леса, без дальнейшей конкретизации места. Но и этого,
как мы сейчас увидим, достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы об
исторической сущности Соловья-разбойника.
Брынские леса - это часть обширной территории, которую в период
формирования древнерусской государственности населяло племя вятичей.
Географическое положение земли вятичей предписывало ей стать связующим
звеном между "центром" и северо-восточными "окраинами" нарождающегося
государства. Однако в реальной жизни долгое время было иначе. Наш видный
историк В.О.Ключевский отмечал: "До половины XII в. не заметно прямого
сообщения Киевской Руси с отдаленным Ростово-Суздальским краем. ...Когда
ростовскому или муромскому князю приходилось ездить на юг в Киев, он ехал
не прямой дорогой, а делал длинный объезд в сторону". Путь обычно лежал
через верховья Волги и Смоленск. Почему же княжеские дружины так
старательно огибали владения вятичей? Вряд ли причиной были только
труднопроходимые дебри и болота. Ведь для купеческих караванов земля
вятичей и в те годы была "проницаема". Через нее уже с IX века проходил
торговый путь, связывавший Киев с Волжским Булгаром. Поднявшись вверх по
Десне, купцы волоком переправляли свой груз в верховья Оки, а по ней
попадали в Волгу. Но то что удавалось мирным торговцам, очень нелегко было
осуществить людям, приходившим сюда с другими намерениями...
Исследователи давно обратили внимание на красноречивую фразу в "Поучении"
Владимира Мономаха. Перечень своих походов он начинает так: "Первое, к
Ростову вдох, сквозе вятичи, посла мя отець..." (Князь был в ту пору еще
отроком.) Читатель сразу чувствует, что слова "сквозь вятичи" - не просто
уточнение маршрута; Мономах и на склоне лет был горд тем, что к Ростову он
тогда шел не окольным, а прямым путем. Аналогичный оборот мы встречаем в
тексте "Поучения" еще дважды, и каждый раз он несет в себе недвусмысленную
эмоциональную нагрузку. "И пройдох сквозе половечьскыи вои (половецких
воинов), бьяся, до Переяславля..." - сообщает князь в одном случае.
Вспоминая другой яркий эпизод своей жизни, он рассказывает, как с небольшой
дружиной "и с детми и с женами" ехал "сквозе полкы по-ловьчские", а половцы
"облизахутся на нас акы волци", но не посмели напасть, и русичи "неврежени"
добрались до места назначения. О препятствиях, которые чинились во время
его первого похода в земле вятичей, Владимир Мономах даже не находит нужным
говорить, очевидно, полагая, что не только его современникам, но и
потомкам, которым адресовано "Поучение", и без того понятно, чего это стоит
- проехать "сквозь вятичей"...
Действительно, вятичи дольше и упорнее других восточнославянских племен
сохраняли свою обособленность, сопротивляясь властным притязаниям киевских
князей. В 966 году князь Святослав, как сообщает летопись, "вятичи победи
.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19