Как вышли из положения создатели былины, мы уже знаем. Киевские
князья-бояре от свиста только падают. Каким бы ни было происхождение этого
мотива, сюда он введен как очевидная замена смерти. Чтобы предотвратить
гибель собравшихся, Илья Муромец приказал Соловью свистеть вполсилы, а
Владимира и его жену поставил себе под мышки (богатырь, ясное дело, выше
обычных людей), оттого-де княжеская чета и избежала участи остальных.
Все вроде бы придумано гладко, мотивированно... Однако внутренняя
противоречивость ситуации была именно сглажена, но не снята, и это еще
заявило о себе в процессе дальнейшей жизни произведения. По вариантам
отчетливо видно, что для многих исполнителей было недостаточно сказать
(устами черниговцев) о смертоносной силе соловьиного свиста - они
испытывали соблазн показать ее в сюжетном действии. А где, как не в
кульминационной киевской сцене, заманчивее всего это сделать? Но и нарушать
трактовку этой сцены, узаконенную традицией, вроде бы негоже. Дилемма...
Сколько разнообразных попыток разрешить ее мы наблюдаем в записях сюжета о
Соловье-разбойнике!
Некоторые певцы, не мудрствуя лукаво, отбросили все сомнения и позволили
Соловью напоследок проявить максимум своих способностей - от его свиста
"все люди во Киеве мертвы стали", "князи-бояре все мертвы лежать и т.п.
Однако большинство исполнителей все же придерживалось изначальной версии
"все люди упали", а попытки драматизировать сцену свиста Соловья в Киеве
выливались в поиск каких-то компромиссных решений. Иногда, например, мотив
смерти вносился в киевскую сцену лишь в "сослагательном наклонении":
Соловей хотел убить людей, но они уцелели. Другие исполнители допускали и
реальную гибель, но только части присутствующих. Наиболее же
распространенной оказалась тенденция приписывать пострадавшим от свиста
Соловья тяжелейшее физическое состояние, близкое к смерти, внешне ее
напоминающее. "Все вроде замертво упали", "словно как мертвы лежат", "ни
живы, ни мертвы", "чуть живы", "полумертвы" - эти формулировки,
появлявшиеся в территориально удаленных друг от друга вариантах,
красноречиво выражают названную тенденцию. Сказители также характеризовали
состояние людей после соловьиного свиста как обморок, беспамятство, потерю
сознания. "Все пали бояре кособрюхие на пол", - воспроизвел один певец
традиционную фразу былины и от себя пояснил: "Без ума, значит". Порой
отмечалось, что киевляне лежали "без ума", "без памяти" три часа, а потом
очнулись.
По ходу всех этих поисков формулы "квазисмерти" совершалась малозаметная,
но очень важная перестановка смыслового акцента. Если поначалу ссылка на
физическое состояние людей вводилась ради того, чтобы объяснить их падение
(упали, потому что потеряли сознание), то со временем это состояние
закономерно стало восприниматься как главный результат свиста, а падение -
лишь как внешнее, самоочевидное его проявление (потеряли сознание и,
естественно, упали). Согласитесь, утверждение ряда былинных вариантов, что
у князя Владимира от свиста "подломились ножки резвые", можно без особого
ущерба для смысла передать и так: "Ему стало плохо". В подобных условиях
мотив "полусмерти" уже нс всегда связывался только с падением
("Владимир-князь едва жив стоит"), а порою и вовсе заметно безразличие к
тому, в какой позе человек находится ("князь Владимир полумертвым был",
"княгиня полумертвая"). Интерес к внутреннему состоянию людей явно брал
верх.
Итак, изображение человеческих реакций на свист Соловья-разбойника R
огромной, даже решающей степени предопределялось мыслью о его
смертельности. Но почему свист убивает? Вопрос из самых трудных. В
имеющихся записях сюжета о Соловье нет деталей, по которым можно было бы
догадаться, каким путем мифотворцы пришли к идее убийственного звука и как
вообш.е понимали такое его действие на людей. Однако подсказку ответа, не
исключено, несут в себе разработки позднейших исполнителей. Ведь многие
сказители объясняли смерть и падение киевлян от свиста Соловья очень
просто: все тем же испугом.
Для подобной интерпретации имелась прочная жизненная основа. Каждому
приходилось на собственном опыте убеждаться в том, что у страха не только
глаза велики, но - по другой пословице - и ноги хрупки. Известно также, что
при крайней степени душевного потрясения может наступить смерть. Певцы
охотно использовали немудреный житейский опыт такого рода, описывая
последствия соловьиного свиста. И дело не ограничивалось фразами типа
"испу-галися они, все с ног попадали", "все богатыри припугалися... и
мертвы лежат". Из чисто служебного мотива, призванного сделать понятнее
падение или смерть людей, мотив испуга тоже вырос в самостоятельный,
подсказывавший, в свою очередь, новые подробности происходившего в Киеве:
от страха князья-бо-яре "на карачках по двору наползались", разбежались,
сошли с ума.
Интерпретация многими свидетелями губительного действия свиста выявилась,
таким образом, достаточно четко. Совпадает ли она с тем, как мыслили себе
это создатели фигуры Соловья? В отношении мотива смерти можно сказать:
по-видимому, да, ибо другой, более удовлетворительной интерпретации пока не
видно. Во всяком случае, смерть от урагана или землетрясения здесь не
подразумевалась, это абсолютно ясно из былины. Не похоже, чтобы свисту
Соловья приписывали и какое-то магическое, волшебное влияние на людей,
объснимос только по законам мифологической фантастики. При всей своей
красочной необычайности звуковое оружие Соловья-разбойника не производит
впечатления чего-то сверхъестественного, чудесного - наоборот, все его
свойства "взывают" к сопоставлениям с реальностью, что, кстати, великолепно
чувствовали сказители, постоянно насыщавшие картину свиста деталями,
почерпнутыми из жизни. Так что, за неимением разумной альтернативы, примем
в качестве вероятного объяснения мотива смерти: людей убивал не свист сам
по себе, а наводимый им страх.
Что же касается мотива падения людей, то альтернативная интерпретация
тут, как мы знаем, имеется, и весьма резонная. "Бурная" природа Соловья
наверняка еще осознавалась в пору создания былины о нем, а сказки изредка
упоминают о падении человека (или возможности падения: "насилу устоял") от
свиста или дуновения Змея - следовательно, и этот эффект оружия Соловья мог
быть "наследственным". С другой стороны, падение людей в былине
предворяется падением коня Ильи, а в этом мотиве четко видна реакция
испуга, да и попытки объяснить падение киевлян их испугом, которые мы
наблюдаем в поздних записях, "по духу" кажутся довольно органичными, не
противоречащими логике сюжета. Короче, обе трактовки по-своему обоснованы,
и вернее всего предположить, что справедливы и та и другая, но для своего
времени и своего контекста. А именно: способность чудовища валить людей
наземь своим свистом была позаимствована у мифологических предтеч Соловья,
но в былинном сюжете се интерпретировали по-новому; причем на первых порах
старое понимание мотива (свист "сдувают" людей) еще могло быть памятным и
отчасти даже конкурировать с новым, собственно былинным (свист пугал), пока
последнее не победою в сознании сказителей окончательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19