захватить хутор Малеваный и угрожать станице слева… Корнилов повел биноклем по всей линии и узнал такие же редкие цепи марковцев. Впереди наступающих мелькала белая папаха генерала. Марков, подавая пример, вышагивал молодцевато и помахивал своим неизменным стеком. Щеголь неисправимый!
Внезапно с фланга по наступающим ударил сильный пулеметный огонь. Откуда вдруг? В окулярах бинокля возникла невзрачная мельница, едва заметная за холмом. Засада!
И корниловцы, и марковцы разом залегли. Лавр Георгиевич нетерпеливо задергал коленкой. Надо же так глупо напороться! Пулеметчик с мельницы заметил суету ординарцев возле одиноко-го стога. В сухой соломе зашипели горячие пули. Сбоку сдержанно покашливал невозмутимый Романовский.
Видно было, как вдоль залегших цепей бегали Нежинцев и Марков. «Стыдно, стыдно, господа… Вперед!» Поднялись, побежали… Но плотный огонь снова заставил залечь. А на прежнем рубеже осталось множество убитых. Какие досадные, невозвратимые потери!
Наконец ударила наша батарея. Молоденький полковник Миончинский знал и любил свое дело. Он так же, как и Корнилов, окончил Михайловское артиллерийское училище. Воевал в отряде Чернецова… Как артиллерист, Миончинский физически страдал от хронической нехватки снарядов. Поэтому «пустых» выстрелов у него, как правило, не бывало. «Нужда, – говаривал он, – научит метко стрелять!» Вот и теперь снаряд, другой, третий легли точно в цель. Мельница загорелась. И офицерские цепи снова поднялись во весь рост.
Внизу послышались громкие тревожные голоса – кто-то прискакал. Романовский проворно съехал со стога. Корнилов остался наверху один. Романовский едва не сбил Деникина. Весть пришла предельно неприятная: в нашем тылу появилась неприятельская конница. Под угрозой весь обоз… Когда Романовский снова вскарабкался на стог, Лавр Георгиевич раздраженно бросил:
– У них там в обозе два пулемета. Чего еще? Сами знаете: больше дать ничего не могу! Романовский доложил:
– Артиллеристы просят израсходовать неприкосновенный запас.
– Разрешаю. Снаряды ждут нас там… на станции! Уезжая, Деникин посмотрел на одинокую фигурку командую щего, торчавшую на самом верху:
– Иван Павлович, уведите вы его. Это же черт знает что!
– А вы попробуйте сами! – съехидничал Романовский.
У Деникина стали пучиться светлые, с генеральской строгостью глаза:
– Но ведь если… не дай, конечно, Бог… Вы ж понимаете, надеюсь?
Романовский возмутился:
– Антон Иваныч, он же может подумать, что я не столько о нем, сколько о себе забочусь!
И он снова полез на стог.
Выселки все же заняли. Красноармейцы не выдержали ожесточенного штыкового удара. Фронтовая выучка офицеров сказывалась. Успех обошелся добровольцам слишком дорого: убитыми и ранеными они потеряли более 400 человек. Хоронить убитых генерал Марков не разрешил. – Мы их похороним в Екатеринодаре… да! Они заслужили самые высокие воинские почести!
Своей властью он мобилизовал подводы. Обоз разбух до невероятных размеров. Одних только раненых и заболевших везли более тысячи человек. А предстояли еще бои за речные переправы и на подступах к самому Екатеринодару.
Обоз армии, как и все снабжение, находился на плечах старого генерала Эльснера, корниловского сослуживца по Юго-Западному фронту. «Каприз» генерала Маркова он понимал и разделял. Но кто бы вошел в его невыносимое положение! Обоз на марше растягивался на несколько верст. А его требовалось охранять!
– Евгений Феликсович, – утешил его Марков, – я вам пришлю роту своих орлов.
– Сергей Леонидович, – отпарировал Эльснер, – озаботьтесь лучше тем, чтобы ваши раненые не валялись на гнилой соломе.
Он пояснил: в походном лазарете нет ни одеял, ни простыней, ни полотенец. Все имевшееся белье пришлось израсходовать на перевязочный материал.
Соображая, генерал Марков запустил себе за ворот гимнастерки стек и с наслаждением почесывал спину. Заметив взгляд Эльснера, рассмеялся:
– Проклятые враги унутренние! Завелись… Мало мне врагов унешних!
Ночью его «орлы» устроили обыск в брошенных домах и притащили в лазарет вороха одеял, подушек, простыней. Этот беззастенчивый грабеж мало-помалу входил в обычай и назывался – «от благодарного населения». Невыносимая нужда заставляла петь исключительно свои песенки!
Хорошо разжился в Выселках и полковник Миончинский. Ему достался целый склад снарядов.
Самый страшный удар добровольцы получили с той стороны, откуда его никто и никогда не ожидал.
Внезапно пришло известие, что два дня назад кубанцы сдали Екатеринодар большевикам. Новоиспеченный генерал Покровский не дождался подхода корниловцев и отступил. Таким образом Добровольческая армия оказалась в западне: не только позади, но и впереди находились большевики, сгоравшие от нетерпения утолить свою ярость в расправе с ненавистными «кадетами».
Беда не ходит в одиночку, и в тот же день поступило сообщение, что в Брест-Литовске делегация большевиков заключила с немцами сепаратный мир. Свершилось то, о чем мечтал еще Распутин (он поплатился за это жизнью). На перемирие с врагом так и не отважился сам государь. На это преступление решились Ленин с Троцким. Они удержали свой режим у власти, спасли его ценой чудовищного ограбления России. По условиям мира Россияуступала Германии (уже дышащей на ладан) громадную территорию с населением 56 миллионов человек – треть населения всей страны. На этой территории находились: треть железных дорог, две трети железной руды и почти весь каменный уголь. Мало того, большевики обещали выплатить Берлинскому банку Мендельсона 6 миллиардов марок золотом. Недавний свой аванс Ленин возвращал расчетливым заимодавцам с гигантскими процентами!
После Брестского мира Троцкий оставил иностранные дела и становится во главе Красной Армии. В его руках сосредоточивается вся полнота реальной власти. И он приступает к выполнению своей задачи. Если Ленин писал: «Осуществить социальную революцию очень просто – надо уничтожить всего 300 буржуев», то Троцкий сурово поправляет вождя пролетариата: «Враг должен быть уничтожен поголовно!» Еще совсем недавно большевики выступали решительными противниками смертной казни (и всячески поносили за это Корнилова), то отныне они за любое прегрешение карали только смертью. Расстрел становился единственной мерой наказания. В Рыбинске расстреливали за скопление на улице, в Вятке – за выход из дома после 8 часов, в Брянске – за вульгарную выпивку.
Укрепление большевистского режима поставило Добровольческую армию в безвыходное положение. Сдаваться? Но это смерть, медленная, мучительная на радость палачам. Оставалось одно: умереть в бою.
На совете генералов было решено: идти вперед и с бою брать Екатеринодар.
Собственно, с середины марта и началась та героическая эпопея, которую потом назвали Ледяным походом.
Погода неожиданно испортилась. Тепло сменилось лютым холодом, посыпал снег. Даже раненые и больные ночевали под открытым небом. В то же время реки и речонки вскрылись, полая вода заполнила овраги. Армия закуталась в тряпье, в обноски, обсушиться и согреться не доводилось сутками.
Отчаяние обреченных помогало одолевать врага. Офицеры, ус-тавя штыки, шли прямо на пулеметы.
Армия сбивала заслоны на пути и медленно продвигалась вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
Внезапно с фланга по наступающим ударил сильный пулеметный огонь. Откуда вдруг? В окулярах бинокля возникла невзрачная мельница, едва заметная за холмом. Засада!
И корниловцы, и марковцы разом залегли. Лавр Георгиевич нетерпеливо задергал коленкой. Надо же так глупо напороться! Пулеметчик с мельницы заметил суету ординарцев возле одиноко-го стога. В сухой соломе зашипели горячие пули. Сбоку сдержанно покашливал невозмутимый Романовский.
Видно было, как вдоль залегших цепей бегали Нежинцев и Марков. «Стыдно, стыдно, господа… Вперед!» Поднялись, побежали… Но плотный огонь снова заставил залечь. А на прежнем рубеже осталось множество убитых. Какие досадные, невозвратимые потери!
Наконец ударила наша батарея. Молоденький полковник Миончинский знал и любил свое дело. Он так же, как и Корнилов, окончил Михайловское артиллерийское училище. Воевал в отряде Чернецова… Как артиллерист, Миончинский физически страдал от хронической нехватки снарядов. Поэтому «пустых» выстрелов у него, как правило, не бывало. «Нужда, – говаривал он, – научит метко стрелять!» Вот и теперь снаряд, другой, третий легли точно в цель. Мельница загорелась. И офицерские цепи снова поднялись во весь рост.
Внизу послышались громкие тревожные голоса – кто-то прискакал. Романовский проворно съехал со стога. Корнилов остался наверху один. Романовский едва не сбил Деникина. Весть пришла предельно неприятная: в нашем тылу появилась неприятельская конница. Под угрозой весь обоз… Когда Романовский снова вскарабкался на стог, Лавр Георгиевич раздраженно бросил:
– У них там в обозе два пулемета. Чего еще? Сами знаете: больше дать ничего не могу! Романовский доложил:
– Артиллеристы просят израсходовать неприкосновенный запас.
– Разрешаю. Снаряды ждут нас там… на станции! Уезжая, Деникин посмотрел на одинокую фигурку командую щего, торчавшую на самом верху:
– Иван Павлович, уведите вы его. Это же черт знает что!
– А вы попробуйте сами! – съехидничал Романовский.
У Деникина стали пучиться светлые, с генеральской строгостью глаза:
– Но ведь если… не дай, конечно, Бог… Вы ж понимаете, надеюсь?
Романовский возмутился:
– Антон Иваныч, он же может подумать, что я не столько о нем, сколько о себе забочусь!
И он снова полез на стог.
Выселки все же заняли. Красноармейцы не выдержали ожесточенного штыкового удара. Фронтовая выучка офицеров сказывалась. Успех обошелся добровольцам слишком дорого: убитыми и ранеными они потеряли более 400 человек. Хоронить убитых генерал Марков не разрешил. – Мы их похороним в Екатеринодаре… да! Они заслужили самые высокие воинские почести!
Своей властью он мобилизовал подводы. Обоз разбух до невероятных размеров. Одних только раненых и заболевших везли более тысячи человек. А предстояли еще бои за речные переправы и на подступах к самому Екатеринодару.
Обоз армии, как и все снабжение, находился на плечах старого генерала Эльснера, корниловского сослуживца по Юго-Западному фронту. «Каприз» генерала Маркова он понимал и разделял. Но кто бы вошел в его невыносимое положение! Обоз на марше растягивался на несколько верст. А его требовалось охранять!
– Евгений Феликсович, – утешил его Марков, – я вам пришлю роту своих орлов.
– Сергей Леонидович, – отпарировал Эльснер, – озаботьтесь лучше тем, чтобы ваши раненые не валялись на гнилой соломе.
Он пояснил: в походном лазарете нет ни одеял, ни простыней, ни полотенец. Все имевшееся белье пришлось израсходовать на перевязочный материал.
Соображая, генерал Марков запустил себе за ворот гимнастерки стек и с наслаждением почесывал спину. Заметив взгляд Эльснера, рассмеялся:
– Проклятые враги унутренние! Завелись… Мало мне врагов унешних!
Ночью его «орлы» устроили обыск в брошенных домах и притащили в лазарет вороха одеял, подушек, простыней. Этот беззастенчивый грабеж мало-помалу входил в обычай и назывался – «от благодарного населения». Невыносимая нужда заставляла петь исключительно свои песенки!
Хорошо разжился в Выселках и полковник Миончинский. Ему достался целый склад снарядов.
Самый страшный удар добровольцы получили с той стороны, откуда его никто и никогда не ожидал.
Внезапно пришло известие, что два дня назад кубанцы сдали Екатеринодар большевикам. Новоиспеченный генерал Покровский не дождался подхода корниловцев и отступил. Таким образом Добровольческая армия оказалась в западне: не только позади, но и впереди находились большевики, сгоравшие от нетерпения утолить свою ярость в расправе с ненавистными «кадетами».
Беда не ходит в одиночку, и в тот же день поступило сообщение, что в Брест-Литовске делегация большевиков заключила с немцами сепаратный мир. Свершилось то, о чем мечтал еще Распутин (он поплатился за это жизнью). На перемирие с врагом так и не отважился сам государь. На это преступление решились Ленин с Троцким. Они удержали свой режим у власти, спасли его ценой чудовищного ограбления России. По условиям мира Россияуступала Германии (уже дышащей на ладан) громадную территорию с населением 56 миллионов человек – треть населения всей страны. На этой территории находились: треть железных дорог, две трети железной руды и почти весь каменный уголь. Мало того, большевики обещали выплатить Берлинскому банку Мендельсона 6 миллиардов марок золотом. Недавний свой аванс Ленин возвращал расчетливым заимодавцам с гигантскими процентами!
После Брестского мира Троцкий оставил иностранные дела и становится во главе Красной Армии. В его руках сосредоточивается вся полнота реальной власти. И он приступает к выполнению своей задачи. Если Ленин писал: «Осуществить социальную революцию очень просто – надо уничтожить всего 300 буржуев», то Троцкий сурово поправляет вождя пролетариата: «Враг должен быть уничтожен поголовно!» Еще совсем недавно большевики выступали решительными противниками смертной казни (и всячески поносили за это Корнилова), то отныне они за любое прегрешение карали только смертью. Расстрел становился единственной мерой наказания. В Рыбинске расстреливали за скопление на улице, в Вятке – за выход из дома после 8 часов, в Брянске – за вульгарную выпивку.
Укрепление большевистского режима поставило Добровольческую армию в безвыходное положение. Сдаваться? Но это смерть, медленная, мучительная на радость палачам. Оставалось одно: умереть в бою.
На совете генералов было решено: идти вперед и с бою брать Екатеринодар.
Собственно, с середины марта и началась та героическая эпопея, которую потом назвали Ледяным походом.
Погода неожиданно испортилась. Тепло сменилось лютым холодом, посыпал снег. Даже раненые и больные ночевали под открытым небом. В то же время реки и речонки вскрылись, полая вода заполнила овраги. Армия закуталась в тряпье, в обноски, обсушиться и согреться не доводилось сутками.
Отчаяние обреченных помогало одолевать врага. Офицеры, ус-тавя штыки, шли прямо на пулеметы.
Армия сбивала заслоны на пути и медленно продвигалась вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171