Великобритания препятствовала непосредственной доставке тропических продуктов на континент, между тем как вторичный вывоз их из ее собственных портов, а равно и вывоз из них английских изделий, сделались двумя главными источниками ее выдающегося благосостояния. Благоприятная реакция, произведенная сосредоточением в ее пределах такой значительной части коммерческого механизма всего цивилизованного мира, сказалась весьма наглядно. По всем направлениям закипала самая разнообразная и оживленная деятельность, обусловившая увеличение спроса на труд и ускорившая обращение капитала. Нельзя, конечно, утверждать, что война увеличивает благосостояние народов, но тем не менее следует допустить, что положение дел, подобное вышеописанному, составляет хорошее возмещение для пользующейся им нации, относительное благосостояние которой оно может даже поднять по сравнению с благосостоянием ее менее счастливых врагов. Как говорит Ланфре, «английская нация никогда не обнаруживала большей уверенности в своих средствах, как в то время, когда в 1801 году Питт оставил свой пост после восьми лет войны. Народ без обременения выдерживал высокие налоги, вызванные войной, и – что еще более удивительно – Питт не встретил в парламенте оппозиции своему последнему бюджету. Непомерное увеличение промышленного процветания Англии победоносно поражало как все предсказания ее врагов, так равно и жалобы алармистов. Так как всякое новое объявление войны на континенте содействовало уменьшению конкуренции на великом мировом рынке и отдавало в руки Англии флоты и колонии ее противников, то англичане и стали смотреть на миллионные займы и на субсидии как на премии, выплачиваемые за развитие их собственных средств.
Таким образом, морская сила Великобритании должна быть рассматриваема не только как оружие в руках министерства, а также и не как плодовитая мать субсидии, питавшая своей полной грудью обедневшие и боровшиеся между собой народы континента. Как ни были велики ее значение и роль в этих отношениях, но все же она имела еще другую, более благородную и жизненную функцию. На ней держалась здоровая жизнь великой нации, единственной обладательницы деятельной силы, которая могла быть противопоставлена демонической энергии, обуявшей французский дух. Великобритания, хотя не видя сама будущего, находилась тогда в положении человека, которому приходится выдерживать долгие годы испытаний, лишений и забот, требующих серьезного напряжения всех его сил, как физических, так и духовных. Как бы ни был человек крепок по своей природе, но при таком стечении неблагоприятных внешних влияний существенно важно, чтобы все его жизненные процессы пользовались охраной, питанием и даже возбуждением, так как в противном случае физическая энергия будет падать, ослабевать и, наконец, совсем истощится. Эту-то охрану и питание морская сила и доставляла политическому телу государства. Несмотря на неоспоримые страдания больших групп населения, английское министерство могло из года в год хвалиться общим благосостоянием страны, цветущим состоянием торговли, прогрессивно возраставшим перевесом британского флота и усиливавшимся господством его на море и рядом морских побед. Последние затмевали своим блеском все прежние победы и возбуждали до наивысшей степени энтузиазм нации. Такое сочетание бодрящих дух обстоятельств держало в полном напряжении пружины самоуверенности и моральной энергии, при отсутствии которых никакие материальные силы или средства не бывают способны на полезное действие.
Путем естественного и почти не пользовавшегося посторонней помощью действия присущих ей свойств морская сила Великобритании поддерживала материальные силы государства и дух его народа. За их рассмотрением последует теперь обзор более поразительных, хотя и не более глубоких действий, произведенных тем употреблением, которое сделало из морской силы британское министерство – что уже составляет политику и морскую стратегию войны – обратившее ее на то, чтобы ограничивать средства и подкашивать силу неприятеля, вынуждая его в то же время на изнурительные и бесплодные усилия. Приступая к этому исследованию, необходимо предварительно выяснить, каких именно целей министры предполагали достигнуть путем борьбы, в которую они вовлекали нацию. Если окажется, что цели эти согласовались в общем с теми, которые они должны бы были поставить себе, приняв во внимание характер общей борьбы и настоящую роль в ней. Англии, то в таком случае политика войны должна быть одобрена. Затем останется только рассмотреть, насколько общее направление морских и военных операций соответствовало поставленным целям. Другими словами, годилась ли стратегия войны для того, чтобы привести к благоприятному исходу ее политику.
Раньше уже указывалось на резкую перемену в чувствах британского министерства, последовавшую за декретами 19 ноября и 15 декабря. Тогда поняли, что не только грозит опасность внутреннему спокойствию Великобритании, но что даже политическое равновесие самой Европы подвергается серьезной угрозе со стороны державы, вулканическая энергия которой не могла не получить признания. Опасение состояло здесь не только в том, чтобы крайние демократические принципы не передались от народных масс одной страны массам другой, еще не подготовленной для их принятия. Сказать, что британское правительство решилось на войну только для того, чтобы направить интерес низших классов населения с внутренних на внешние отношения – значит представить дело в неправильном свете. Опасность, грозившая Англии и вообще Европе, заключалась в насильственном вмешательстве французов во внутренние дела всех тех стран, куда только могли проникнуть их армии. Цель эта была признана Конвентом, и насколько искренно – показала в течение нескольких последовавших лет история многих смежных государств. Хотя худшие излишества революции и были еще впереди, но все же довольно уже было сделано, чтобы обнаружить ее направление и показать, что там, где она получает верх, исчезают обеспеченность жизни и собственности и общественный порядок.
Таким образом, обеспечение безопасности с самого же начала признавалось за великую цель этой войны со стороны первого министра, который был, без сомнения, выразителем взглядов правительства и наиболее передовым человеком тогдашней Англии. В своей речи, произнесенной 12 февраля 1793 года, относительно объявления Францией войны, он снова и снова возвращается к этому слову, как служащему камертоном для всей английской политики.
«Не только его величество не заключал никакого договора, но и со стороны нашего правительства не было сделано никакого шага и не взято никакого обязательства к тому, чтобы вмешиваться во внутренние дела Франции или же пытаться навязать ей какую-либо форму конституции. Я заявляю, что все вмешательство Великобритании было произведено с той общей целью, чтобы посмотреть, не представится ли возможности, путем ли наших собственных усилий или же совместно с какой-нибудь другой державой, подавить эту французскую завоевательную и агрессивную систему, восстановить благодеяния мира, обеспечить, действуя отдельно или вместе с другими державами, безопасность нашего отечества и общую безопасность Европы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
Таким образом, морская сила Великобритании должна быть рассматриваема не только как оружие в руках министерства, а также и не как плодовитая мать субсидии, питавшая своей полной грудью обедневшие и боровшиеся между собой народы континента. Как ни были велики ее значение и роль в этих отношениях, но все же она имела еще другую, более благородную и жизненную функцию. На ней держалась здоровая жизнь великой нации, единственной обладательницы деятельной силы, которая могла быть противопоставлена демонической энергии, обуявшей французский дух. Великобритания, хотя не видя сама будущего, находилась тогда в положении человека, которому приходится выдерживать долгие годы испытаний, лишений и забот, требующих серьезного напряжения всех его сил, как физических, так и духовных. Как бы ни был человек крепок по своей природе, но при таком стечении неблагоприятных внешних влияний существенно важно, чтобы все его жизненные процессы пользовались охраной, питанием и даже возбуждением, так как в противном случае физическая энергия будет падать, ослабевать и, наконец, совсем истощится. Эту-то охрану и питание морская сила и доставляла политическому телу государства. Несмотря на неоспоримые страдания больших групп населения, английское министерство могло из года в год хвалиться общим благосостоянием страны, цветущим состоянием торговли, прогрессивно возраставшим перевесом британского флота и усиливавшимся господством его на море и рядом морских побед. Последние затмевали своим блеском все прежние победы и возбуждали до наивысшей степени энтузиазм нации. Такое сочетание бодрящих дух обстоятельств держало в полном напряжении пружины самоуверенности и моральной энергии, при отсутствии которых никакие материальные силы или средства не бывают способны на полезное действие.
Путем естественного и почти не пользовавшегося посторонней помощью действия присущих ей свойств морская сила Великобритании поддерживала материальные силы государства и дух его народа. За их рассмотрением последует теперь обзор более поразительных, хотя и не более глубоких действий, произведенных тем употреблением, которое сделало из морской силы британское министерство – что уже составляет политику и морскую стратегию войны – обратившее ее на то, чтобы ограничивать средства и подкашивать силу неприятеля, вынуждая его в то же время на изнурительные и бесплодные усилия. Приступая к этому исследованию, необходимо предварительно выяснить, каких именно целей министры предполагали достигнуть путем борьбы, в которую они вовлекали нацию. Если окажется, что цели эти согласовались в общем с теми, которые они должны бы были поставить себе, приняв во внимание характер общей борьбы и настоящую роль в ней. Англии, то в таком случае политика войны должна быть одобрена. Затем останется только рассмотреть, насколько общее направление морских и военных операций соответствовало поставленным целям. Другими словами, годилась ли стратегия войны для того, чтобы привести к благоприятному исходу ее политику.
Раньше уже указывалось на резкую перемену в чувствах британского министерства, последовавшую за декретами 19 ноября и 15 декабря. Тогда поняли, что не только грозит опасность внутреннему спокойствию Великобритании, но что даже политическое равновесие самой Европы подвергается серьезной угрозе со стороны державы, вулканическая энергия которой не могла не получить признания. Опасение состояло здесь не только в том, чтобы крайние демократические принципы не передались от народных масс одной страны массам другой, еще не подготовленной для их принятия. Сказать, что британское правительство решилось на войну только для того, чтобы направить интерес низших классов населения с внутренних на внешние отношения – значит представить дело в неправильном свете. Опасность, грозившая Англии и вообще Европе, заключалась в насильственном вмешательстве французов во внутренние дела всех тех стран, куда только могли проникнуть их армии. Цель эта была признана Конвентом, и насколько искренно – показала в течение нескольких последовавших лет история многих смежных государств. Хотя худшие излишества революции и были еще впереди, но все же довольно уже было сделано, чтобы обнаружить ее направление и показать, что там, где она получает верх, исчезают обеспеченность жизни и собственности и общественный порядок.
Таким образом, обеспечение безопасности с самого же начала признавалось за великую цель этой войны со стороны первого министра, который был, без сомнения, выразителем взглядов правительства и наиболее передовым человеком тогдашней Англии. В своей речи, произнесенной 12 февраля 1793 года, относительно объявления Францией войны, он снова и снова возвращается к этому слову, как служащему камертоном для всей английской политики.
«Не только его величество не заключал никакого договора, но и со стороны нашего правительства не было сделано никакого шага и не взято никакого обязательства к тому, чтобы вмешиваться во внутренние дела Франции или же пытаться навязать ей какую-либо форму конституции. Я заявляю, что все вмешательство Великобритании было произведено с той общей целью, чтобы посмотреть, не представится ли возможности, путем ли наших собственных усилий или же совместно с какой-нибудь другой державой, подавить эту французскую завоевательную и агрессивную систему, восстановить благодеяния мира, обеспечить, действуя отдельно или вместе с другими державами, безопасность нашего отечества и общую безопасность Европы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218