Величественная борьба, исход которой зависел от сравнительной выносливости противников, «между высочайшим личным гением с одной стороны и великой нацией с ее материальными средствами и установлениями с другой, – нацией, отстаивавшей свое грандиозное могущество, казалось, приближалась к концу. Бой между морем и сушей был готов закончиться одной из самых поразительных и гигантских катастроф, отмеченных историей. Но неизбежный исход был уже ясен, прежде чем Наполеон выступил в Россию, хотя слабое зрение утомленных глаз Англии, надорванных долгим бодрствованием, не видело того, что с ужасом почувствовала мнительность французов, взволнованных страданиями Франции. Сила Франции исчезла; ее население не могло вынести никакой прибавки бремени, пока море, на котором Великобритания все еще хозяйничала, не встречая сопротивления, не было ему открыто. Население континента сделалось резко враждебно из-за лишений, причиненных блокадой, и императорская власть могла поддерживаться только армией, которая пополнялась набором подростков – займами в счет будущего». Ее капитал, ее резервы были сильно истощены. Вопрос о физической выносливости был решен; единственным пунктом, действительно остававшимся под сомнением, была возможность сопротивления морального. Будет ли Великобритания и ее правительство иметь достаточно характера продолжать такое сопротивление, пока император не истощит своих сил?» Агитация за отмену королевских указов, с которыми отождествлялось министерство, становилась уже зловещей. Вожди оппозиции противились войне на Полуострове, и Нэпир ясно обрисовал сомнения и колебания министерства относительно ведения столь великого предприятия, которое принуждало Наполеона к такой трате энергии, к такому роковому разделению его сил. Время не позволило делать опыты над крайними пределами стойкости Великобритании; самые черные дни давно уже прошли; тучи стали расходиться – и засиял рассвет.
Через три недели после присоединения Наполеоном ганзейских городов и герцогства Ольденбургского, в последний день 1810 года, император Александр издал «Положение о нейтральной торговле на 1811 год», которое во всех своих подробностях имело вид акта возмездия, и во всяком случае проводил резкую грань между коммерческой политикой России и Континентальной системой в том виде, как она была внушена Наполеоном. Декрет определенно разрешал ввоз колониальных произведений, под нейтральным флагом; а многие предметы французского изделия оказывались запрещенными, так как не были включены в список товаров, которые могли быть ввозимы под условием уплаты пошлины. Тщетно император Александр утверждал, что его целью было развитие, при помощи покровительственных мер, русского производства запрещенных предметов. Наполеон отвергал такое объяснение. «Последний указ, – писал он в собственноручном письме к Александру I, – по своей сущности, но еще более по форме, направлен именно против Франции». Но если исключение французских произведений было самой демонстративной чертой эдикта, то допущение нейтральных кораблей с колониальными произведениями – самой важной. Именно по отношению к этому пункту император был всего требовательнее; здесь была пробоина, от которой, по его мнению, тонул корабль. «Шестьсот английских торговых кораблей, – писал он в упомянутом письме 23 октября 1810 года, – скитавшихся в Балтийском море, не были допущены в прусские и мекленбургские порты и тогда направились к портам Вашего величества. Если вы их впустите, Война продлится… Вашему величеству известно, что если вы их конфискуете, между нами будет мир. Каковы бы ни были их бумаги, под какими бы названиями они ни скрывались – французскими, немецкими, испанскими, датскими, русскими, – Ваше величество можете быть уверены, что они английские».
Позже, 4 ноября, Наполеон писал про эти корабли в обычном официальном порядке: «Они не нейтральные. Какие бы документы ни были представлены, они подложные. Ни один корабль не приходит в Россию с так называемыми американскими бумагами, кроме идущего из Англии. Война или мир в руках России. Пусть она конфискует все корабли, снаряженные Англией, и присоединится к Франции с требованием от Швеции захвата неизмеримого множества товаров, которые англичане выгрузили в Гетеборге под различными флагами. Если Россия желает мира с Англией, у нее есть для этого средства. Но Россия упорно действовала против правил, чему достаточно представить только одно доказательство: именно, что колониальные товары, появившиеся на последней Лейпцигской ярмарке, были доставлены туда на семистах возах, пришедших из России. Что в настоящее время вся торговля этими товарами производится через Россию. Наконец, тысяча двести кораблей, которые англичане конвоировали на двенадцати военных судах и которые скрывались под шведскими, португальскими, испанскими и американскими флагами, свезли часть своих грузов на берег в России». На эти жалобы Александр отвечал, что он оставался и останется верен своим обязательствам и не допускает британских кораблей; но что он не мог и не желал идти далее этого и изгонять нейтральные суда. Указ 31 декабря изъял дело из дипломатического обсуждения и, последовав тотчас же за присоединением Ольденбурга, имел вид вызова… За вызов он и был принят Наполеоном. «Это имеет вид перемены системы, – писал он в цитированном выше собственноручном письме 28 февраля. – Вся Европа так смотрит на это; и наш союз, по мнению Англии и Европы, уже более не существует… Если Ваше величество оставляете союз и сжигаете Тильзитские соглашения, то должно быть очевидно, что война неизбежно последует несколькими месяцами раньше или позже. Последствием этого должно быть для обеих сторон истощение средств наших империй одними приготовлениями… Если Ваше величество не имеете в виду примирения с Англией, вы увидите необходимость, ради вас и ради меня, рассеять эти тучи». С этого времени оба государя стали готовиться к войне.
Течение дел на Севере в это время и в продолжение следующего рокового года находилось под могущественным влиянием присутствия сильного британского флота в Балтийском море и крайней осторожности его адмирала. Наполеон посредством формальной декларации о войне, изданной 17 ноября 1810 года, принудил Швецию не допускать британских кораблей в ее порты. Британский посланник должен был оставить Стокгольм, и после его отъезда управление как политическими, так и военными местными делами шло под руководством сэра Джемса Сомареца. Этот знаменитейший и замечательнейший офицер вполне оценил, в продолжение своих трех кампаний в Балтийском море, чувства шведского правительства и народа; и главным образом благодаря его представлениям своему правительству и его постоянно умиротворяющему поведению, формальная война никогда не перешла в действительную. Он сопротивлялся с достоинством и твердостью всякой попытке со стороны шведских властей привести в исполнение указы Наполеона о конфискации; но он не позволил себе из-за такой неустойчивой уступчивости с их стороны прибегнуть к каким-либо репрессалиям. Добрые чувства обеих наций сосредоточились на его привлекательной личности и облегчили необходимое, но затруднительное примирение между Швецией и Россией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218