«АМЕРИКА: ЛЮБИ ЕЕ, ИЛИ МЫ ТЕБЯ РАСТОПЧЕМ»...
"Христос на роликовых коньках, — говорит Питер, — а сейчас смотри: копов как ветром сдует..."
Диллинджер усаживается со скрещенными ногами в пятистенной комнате под залом для медитаций здания ООН. Он сплетает ноги в позу лотоса с легкостью, которая случайному свидетелю показалась бы необычайной для семидесятилетнего человека.
— Семьдесят два — это каббалистическое число Священного Непроизносимого Имени Бога, используемое в черной магии, а тринадцать — это число ведьм на шабаше, — поясняет Саймон. — Вот почему. — Мерно рокочет двигатель «фольксвагена», направляющегося в Сан-Франциско.
Кармел спускается со ступенек публичной библиотеки Лас-Вегаса, зажав под мышкой книгу Дж. Эдгара Гувера «Мастера обмана», на его губах играет самодовольная ухмылка предвкушения, а Саймон наконец изгоняется из отеля «Шератон-Чикаго», выкрикивая: "Педики! Я понял, все вы тут — сборище педиков!"
— И здесь кроется одна из их шуток, — добавляет Саймон. — Ты видишь Звезду Давида над головой орла? Они ввели ее — одну шестиконечную иудейскую звезду, составленную из пятиконечных звезд, —именно для того, чтобы какие-нибудь маньяки правого толка ее увидели и сочли доказательством того, что сионские мудрецы контролируют казначейство и Федеральный резервный банк.
Обозревая сверху толпу на площади ООН, Зев Хирш, глава региональной штаб-квартиры «Божьей молнии» в штате Нью-Йорк, наблюдает, как его плечистые боевики, размахивающие деревянными крестами, словно томагавками, оттесняют трусливых участников антивоенной демонстрации. Но есть препятствие. Между боевиками «Божьей молнии» и их жертвой выстраивается синий ряд полицейских. За спинами копов противники войны хрипло выкрикивают ругательства в адрес противника в пластиковых шлемах. Зев обегает глазами толпу. Он ловит взгляд красномордого полицейского с золотым околышем на фуражке. Зев вопросительно смотрит на капитана полиции. Капитан подмигивает. Через минуту капитан делает незаметный жест левой рукой. Мгновенно строй полицейских исчезает, словно растворившись под ярким весенним солнцем, которое палит над площадью. Батальон «Божьей молнии» набрасывается на страдающих, оскорбленных и изумленных пацифистов. Зев хохочет. Это намного забавнее, чем былые избиения членов Лиги в защиту евреев. Все боевики пьяны. А дождь продолжается.
В иерусалимском кафе на открытом воздухе два седовласых старика в черном пьют кофе. Они пытаются скрыть эмоции от окружающих, но их глаза возбужденно блестят. Они разглядывают внутреннюю страницу газеты на иврите, где напечатаны два объявления: большой, в четверть страницы, анонс, извещающий о крупнейшем рок-фестивале всех времен в Баварии, в городе Ингольштадте, куда съедутся рок-группы и их многочисленные поклонники со всех стран мира; фестиваль называют европейским Вудстоком. Ниже на той же странице, в разделе частных объявлений, влажные глаза обоих стариков уже в пятый раз перечитывают строчку: "С благодарностью Св. Иуде за дарованное покровительство — А. В.".
Один из стариков тычет дрожащим пальцем в страницу.
— Начинается, — говорит он по-немецки.
Второй кивает, и на его сморщенном лице разливается блаженная улыбка.
— Jawohl. Очень скоро начнется все. Der Tag. Скоро придется нам в Баварию ехать. Ewige Blumenkraft!
Карло кладет пистолет на столик между нами.
— Так-то вот, Джордж, — говорит он. — Революционер ты или просто строишь из себя революционера? Способен ли ты взять в руки оружие?
Я вытираю слезы. Внизу течет Пассеик, нескончаемый поток патерсонского мусора спускается вниз по течению в Нъюарк и Атлантический океан. Моя презренная трусливая душа напоминает мне такой же мусор... Боевики «Божьей молнии» рассыпались веером, избивая дубинками каждого, у кого был нагрудный значок с надписью: «Я не хочу умирать за Фернандо-По». Кровопролитные игры в воздухе, недолговечные красные пузырьки перед похожим на надгробие зданием ООН... Дыхание Диллинджера замедляется. Он неотрывно смотрит на рубиновый глаз на вершине тринадцати ярусной пирамиды, скрытой в здании ООН, и размышляет о пятиугольниках.
— Я Божья молния, — говорит Карло. — Это не шутка, малыш, я намерен довести дело до конца. — Он впивается в меня колючими глазами и выхватывает из кармана пружинный нож. — Проклятый комми, — внезапно взвизгивает он и так быстро вскакивает, что за его спиной опрокидывается стул. — На этот раз тебе конец. Я отрежу тебе яйца и отнесу их домой как сувенир. — Он делает выпад ножом, но в последний момент останавливает его. — Что, страшно? Эх ты, патлатый педик! Да у тебя вообще есть яйца, которые можно отрезать? Сейчас выясним. — Он двигается ко мне, размахивая ножом. Лезвие описывает в воздухе фигуры, похожие на змей.
— Послушай, — в отчаянии говорю я, — я ведь знаю, что ты просто разыгрываешь спектакль.
— Ты ничего не знаешь, малыш. Может быть, я из ФБР или ЦРУ. Может быть, это просто предлог, чтобы заставить тебя взять пистолет, и тогда я смогу тебя убить, заявив, что это была самооборона. Жизнь -это не только демонстрации и спектакли, Джордж. Приходит время, когда все становится гораздо серьезнее. — Он снова делает выпад ножом, и я неуклюже отшатываюсь. — Итак, ты берешь пистолет? Или лучше я отрежу тебе яйца и скажу Группе, что от тебя все равно не было бы никакого толку?
Он совершенно безумен, а я совершенно нормален. Возможно, это просто более обтекаемая формулировка истинного положения вещей, суть которого в том, что он храбрый, а я трусливый?
— Послушай, — говорю я, — я же знаю, что на самом деле ты меня не зарежешь, а ты знаешь, что я не стану в тебя стрелять...
— Насрать мне на твои "я знаю", «ты знаешь», — Карло больно бьет меня в грудь свободной рукой. — Я Божья молния, настоящая Божья молния. И я пойду до конца. Да, это проверка, но проверка настоящая. — Он снова меня бьет, заставив потерять равновесие, потом дает мне две оплеухи, одну за другой, быстро, как работают «дворники» на лобовом стекле. — Я всегда говорил, что вы, волосатые хиппующие коммунисты, ни хрена не стоите. Ты даже не можешь дать сдачи. Ты даже не можешь разозлиться, а? Тебе просто очень себя жалко, верно?
Это было уж слишком. Он задел за живое, я и впрямь в глубине души мучился из-за несправедливости всего происходившего, а тут еще его способность увидеть во мне больше, чем я обычно осмеливался видеть в себе сам; и тогда я схватил со стола пистолет и крикнул: "Ах ты садист-сталинист, сукин ты сын!"
— А взгляни на орла, — говорит Саймон. — Посмотри очень внимательно. На самом деле в его левой лапе не оливковая ветвь, малыш. А наша старая добрая подруга Мария-Хуана. Ты просто никогда раньше не рассматривал долларовую купюру, верно?
Ну а пирамида — это, конечно же, из алхимии. В традиционном символизме кубом, пирамидой и сферой представлены три вида секса. Куб — это та пародия, которую мы называем «нормальным» сексом: две нервные системы, как две параллельные поверхности куба, никогда в действительности не сливаются во время оргазма. В пирамиде две поверхности сходятся в одной точке и сливаются в магически-телепатическом оргазме. Сфера подразумевает тантрический ритуал, который продолжается бесконечно и вообще не заканчивается оргазмом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
"Христос на роликовых коньках, — говорит Питер, — а сейчас смотри: копов как ветром сдует..."
Диллинджер усаживается со скрещенными ногами в пятистенной комнате под залом для медитаций здания ООН. Он сплетает ноги в позу лотоса с легкостью, которая случайному свидетелю показалась бы необычайной для семидесятилетнего человека.
— Семьдесят два — это каббалистическое число Священного Непроизносимого Имени Бога, используемое в черной магии, а тринадцать — это число ведьм на шабаше, — поясняет Саймон. — Вот почему. — Мерно рокочет двигатель «фольксвагена», направляющегося в Сан-Франциско.
Кармел спускается со ступенек публичной библиотеки Лас-Вегаса, зажав под мышкой книгу Дж. Эдгара Гувера «Мастера обмана», на его губах играет самодовольная ухмылка предвкушения, а Саймон наконец изгоняется из отеля «Шератон-Чикаго», выкрикивая: "Педики! Я понял, все вы тут — сборище педиков!"
— И здесь кроется одна из их шуток, — добавляет Саймон. — Ты видишь Звезду Давида над головой орла? Они ввели ее — одну шестиконечную иудейскую звезду, составленную из пятиконечных звезд, —именно для того, чтобы какие-нибудь маньяки правого толка ее увидели и сочли доказательством того, что сионские мудрецы контролируют казначейство и Федеральный резервный банк.
Обозревая сверху толпу на площади ООН, Зев Хирш, глава региональной штаб-квартиры «Божьей молнии» в штате Нью-Йорк, наблюдает, как его плечистые боевики, размахивающие деревянными крестами, словно томагавками, оттесняют трусливых участников антивоенной демонстрации. Но есть препятствие. Между боевиками «Божьей молнии» и их жертвой выстраивается синий ряд полицейских. За спинами копов противники войны хрипло выкрикивают ругательства в адрес противника в пластиковых шлемах. Зев обегает глазами толпу. Он ловит взгляд красномордого полицейского с золотым околышем на фуражке. Зев вопросительно смотрит на капитана полиции. Капитан подмигивает. Через минуту капитан делает незаметный жест левой рукой. Мгновенно строй полицейских исчезает, словно растворившись под ярким весенним солнцем, которое палит над площадью. Батальон «Божьей молнии» набрасывается на страдающих, оскорбленных и изумленных пацифистов. Зев хохочет. Это намного забавнее, чем былые избиения членов Лиги в защиту евреев. Все боевики пьяны. А дождь продолжается.
В иерусалимском кафе на открытом воздухе два седовласых старика в черном пьют кофе. Они пытаются скрыть эмоции от окружающих, но их глаза возбужденно блестят. Они разглядывают внутреннюю страницу газеты на иврите, где напечатаны два объявления: большой, в четверть страницы, анонс, извещающий о крупнейшем рок-фестивале всех времен в Баварии, в городе Ингольштадте, куда съедутся рок-группы и их многочисленные поклонники со всех стран мира; фестиваль называют европейским Вудстоком. Ниже на той же странице, в разделе частных объявлений, влажные глаза обоих стариков уже в пятый раз перечитывают строчку: "С благодарностью Св. Иуде за дарованное покровительство — А. В.".
Один из стариков тычет дрожащим пальцем в страницу.
— Начинается, — говорит он по-немецки.
Второй кивает, и на его сморщенном лице разливается блаженная улыбка.
— Jawohl. Очень скоро начнется все. Der Tag. Скоро придется нам в Баварию ехать. Ewige Blumenkraft!
Карло кладет пистолет на столик между нами.
— Так-то вот, Джордж, — говорит он. — Революционер ты или просто строишь из себя революционера? Способен ли ты взять в руки оружие?
Я вытираю слезы. Внизу течет Пассеик, нескончаемый поток патерсонского мусора спускается вниз по течению в Нъюарк и Атлантический океан. Моя презренная трусливая душа напоминает мне такой же мусор... Боевики «Божьей молнии» рассыпались веером, избивая дубинками каждого, у кого был нагрудный значок с надписью: «Я не хочу умирать за Фернандо-По». Кровопролитные игры в воздухе, недолговечные красные пузырьки перед похожим на надгробие зданием ООН... Дыхание Диллинджера замедляется. Он неотрывно смотрит на рубиновый глаз на вершине тринадцати ярусной пирамиды, скрытой в здании ООН, и размышляет о пятиугольниках.
— Я Божья молния, — говорит Карло. — Это не шутка, малыш, я намерен довести дело до конца. — Он впивается в меня колючими глазами и выхватывает из кармана пружинный нож. — Проклятый комми, — внезапно взвизгивает он и так быстро вскакивает, что за его спиной опрокидывается стул. — На этот раз тебе конец. Я отрежу тебе яйца и отнесу их домой как сувенир. — Он делает выпад ножом, но в последний момент останавливает его. — Что, страшно? Эх ты, патлатый педик! Да у тебя вообще есть яйца, которые можно отрезать? Сейчас выясним. — Он двигается ко мне, размахивая ножом. Лезвие описывает в воздухе фигуры, похожие на змей.
— Послушай, — в отчаянии говорю я, — я ведь знаю, что ты просто разыгрываешь спектакль.
— Ты ничего не знаешь, малыш. Может быть, я из ФБР или ЦРУ. Может быть, это просто предлог, чтобы заставить тебя взять пистолет, и тогда я смогу тебя убить, заявив, что это была самооборона. Жизнь -это не только демонстрации и спектакли, Джордж. Приходит время, когда все становится гораздо серьезнее. — Он снова делает выпад ножом, и я неуклюже отшатываюсь. — Итак, ты берешь пистолет? Или лучше я отрежу тебе яйца и скажу Группе, что от тебя все равно не было бы никакого толку?
Он совершенно безумен, а я совершенно нормален. Возможно, это просто более обтекаемая формулировка истинного положения вещей, суть которого в том, что он храбрый, а я трусливый?
— Послушай, — говорю я, — я же знаю, что на самом деле ты меня не зарежешь, а ты знаешь, что я не стану в тебя стрелять...
— Насрать мне на твои "я знаю", «ты знаешь», — Карло больно бьет меня в грудь свободной рукой. — Я Божья молния, настоящая Божья молния. И я пойду до конца. Да, это проверка, но проверка настоящая. — Он снова меня бьет, заставив потерять равновесие, потом дает мне две оплеухи, одну за другой, быстро, как работают «дворники» на лобовом стекле. — Я всегда говорил, что вы, волосатые хиппующие коммунисты, ни хрена не стоите. Ты даже не можешь дать сдачи. Ты даже не можешь разозлиться, а? Тебе просто очень себя жалко, верно?
Это было уж слишком. Он задел за живое, я и впрямь в глубине души мучился из-за несправедливости всего происходившего, а тут еще его способность увидеть во мне больше, чем я обычно осмеливался видеть в себе сам; и тогда я схватил со стола пистолет и крикнул: "Ах ты садист-сталинист, сукин ты сын!"
— А взгляни на орла, — говорит Саймон. — Посмотри очень внимательно. На самом деле в его левой лапе не оливковая ветвь, малыш. А наша старая добрая подруга Мария-Хуана. Ты просто никогда раньше не рассматривал долларовую купюру, верно?
Ну а пирамида — это, конечно же, из алхимии. В традиционном символизме кубом, пирамидой и сферой представлены три вида секса. Куб — это та пародия, которую мы называем «нормальным» сексом: две нервные системы, как две параллельные поверхности куба, никогда в действительности не сливаются во время оргазма. В пирамиде две поверхности сходятся в одной точке и сливаются в магически-телепатическом оргазме. Сфера подразумевает тантрический ритуал, который продолжается бесконечно и вообще не заканчивается оргазмом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102