если ты не сумеешь правильно мобилизовать все силы, то проиграешь. Не имеет значения, насколько высоки твои моральные качества и благородны твои цели: безжалостно сражайся и используй каждую крупицу разума, иначе проиграешь. Мой отец это понимает. Люди, которые правят миром, всегда это понимали. Генерал, который этого не понимает, может быть разжалован в лейтенанты, если не хуже. Я видел, как был стерт с лица земли целый взвод, уничтоженный, словно муравейник под сапогом. Эти люди погибли не потому, что были безнравственными, грешными или не верили в Христа. А потому, что на этом месте и в этот день немцы превосходили их по огневой мощи. Это закон, единственный настоящий закон Вселенной, и все, что ему противоречит, все, чему учат в школах и церквях, есть ложь. -Сейчас он произносит это слово апатично. — Просто ложь.
— Если вы действительно так считаете, -спрашивает доктор, -почему же вас до сих пор одолевают ночные кошмары и бессонница?
Голубые глаза Дрейка неподвижно смотрят в потолок.
— Не знаю, — наконец говорит он. — Поэтому я прихожу сюда.
— Мун, Саймон, — вызывает дежурный по отделению.
Я делаю шаг вперед, видя себя его глазами: борода, армейское обмундирование, купленное на распродаже, сплошь покрытое пятнами (мои собственные сопли и чужая блевотина). Архетипический грязный, мерзкий, вонючий хиппи-комми-революционер.
— Та-ак, — сказал он, — еще один красавец.
— Обычно я выгляжу аккуратнее, — спокойно отозвался я. — Невольно весь изгадишься, когда тебя арестовывают в этом городе.
— В этом городе арестовывают только в одном случае, — сказал он, нахмурившись, — когда ты нарушаешь законы.
— В России тоже арестовывают только в том случае, если ты нарушаешь законы, — приветливо говорю я. — Или по ошибке.
Это было лишнее.
— Умный парнишка, — ласково сказал он. — Мы здесь любим умников. — Он заглянул в полицейский протокол. — Отличный послужной список за ночь, Мун. Участие в массовых беспорядках, агрессивное поведение, оскорбление полицейского, сопротивление аресту, нарушение покоя. Прекрасно.
— Я не нарушал покой, — говорю я. — Я нарушал войну. — Я украл эту остроту, которую всегда цитировала мама, у католического анархиста Аммона Хеннеси. — Остальные обвинения тоже сплошной идиотизм.
— Слушай, я тебя знаю, — внезапно сказал он. — Ты сын Тима Муна. Так, так, так. Анархист во втором поколении. Подозреваю, что ты будешь сидеть так же часто, как и он.
— У меня такие же подозрения, — соглашаюсь я. — По крайней мере, до Революции. И заметьте, потом мы вас сажать не будем. Мы построим хорошие лагеря где-нибудь в Висконсине и отправим вас туда бесплатно овладевать полезными профессиями. Мы считаем, что всех полицейских и политиков можно реабилитировать. Но если вы не захотите отправиться в лагерь и освоить полезную профессию, то вас никто не станет заставлять. Вы сможете жить на пособие.
— Так, так, так, — произнес он. — Совсем как твой старик. Думаю, даже если бы я отвернулся, пока ребята отвели бы тебя куда-нибудь и хорошенько отделали, ты все равно продолжал бы острить?
— Боюсь, что да, — улыбаюсь я. — Ирландский национальный характер, вы же знаете. Мы видим во всем смешную сторону.
— Так, — задумчиво сказал он (ему ужасно нравилось это слово), — надеюсь, ты сможешь найти смешную сторону в том, что тебя ожидает. Ты предстанешь перед судьей Бушманом. И пожалеешь, что не попал вместо этого под дисковую пилу. Передай привет отцу. Скажи: привет от Джима О'Малли.
— Он умер, — сказал я.
Он опустил взгляд на следующий протокол.
— Жаль это слышать, -пробормотал он. — Нанетти, Фред, -выкрикнул он, и парень с поломанной рукой сделал шаг вперед.
Полицейский привел меня в кабинет дактилоскопии. Дактилоскопист вел себя как компьютер. «Правую руку». Я дал ему правую руку. «Левую руку». Я протянул левую руку. «Следуйте за полицейским». Я последовал за полицейским, и меня сфотографировали. Длинными коридорами мы спускались к залу ночного суда, и в уединенном месте полицейский неожиданно ударил меня дубинкой по нижней части спины, именно так (он знал свое дело), чтобы в течение месяца меня мучили боли в печени. Я крякнул, но предпочел ничего не говорить, чтобы он не вышел из себя и не врезал мне еще раз, поэтому он заговорил сам. «Трусливый педик», — сказал он.
Совсем как в Билокси, штат Миссисипи: один коп хороший, второй — безразличный, а третий — злобный ублюдок, но это не имеет никакого значения. Все они винтики в одном механизме, и результат, который получается при переключении рычага передач, всегда одинаков, независимо от их настроя. Уверен, то же самое было в Бухенвальде: одни охранники старались быть более человечными, другие просто выполняли свою работу, третьи стремились максимально отравить жизнь узникам. Но все это не имело значения: действие механизма неизменно приводило к результату, ради которого он создавался.
Судья Бушман (через два года мы подсыпали ему АУМ, но это совсем другая история, которая произойдет во время другого трипа) одарил меня знаменитым грозным взглядом Кинг-Конга.
— Правила таковы, -сказал он. — Вам предъявляется обвинение. Вы можете дать показания либо хранить молчание. Если вы решите дать показания, у вас есть право изменить их на процессе. Когда я назначу сумму залога, вы можете быть отпущены при выплате судебному приставу десяти процентов от нее. Платить только наличными, никаких чеков. Если у вас нет наличных, вы проводите за решеткой всю ночь. Вы, граждане, натворили в городе кучу безобразий, и поручители под залог не успевают охватить все суды, так что вам чертовски не повезло оказаться в судебном зале, куда они не поспели. — Он повернулся к судебному исполнителю. — Полицейский протокол, — сказал он.
Он прочитал послужной список моего криминального прошлого, сфабрикованный арестовавшим меня полицейским.
— Пять обвинений за один вечер. Да вы тяжелый случай, Мун! Судебный процесс назначается на пятнадцатое сентября. Залог будет десять тысяч долларов. У вас есть тысяча долларов?
— Нет, — сказал я, размышляя, сколько раз за вечер он произносил эту речь.
— Одну минуту, — сказал Хагбард, материализуясь из коридора. — Я вношу залог за этого человека.
МИСТЕР ХАРИС: Мистер Челине всерьез полагает, что правительству Соединенных Штатов нужен опекун?
МИСТЕР ЧЕЛИНЕ: Я просто предлагаю выход для вашего клиента. Любое частное лицо, в досье которого значатся многочисленные убийства и ограбления, с радостью признало бы себя невменяемым. Вы продолжаете настаивать, что ваш клиент находился в здравом рассудке в Вундид-Ни? В Хиросиме? В Дрездене?
СУДЬЯ ИМХОТЕП: Не устраивайте балаган, мистер Челине.
МИСТЕР ЧЕЛИНЕ: Я предельно серьезен.
— Кем вам приходится этот молодой человек? -раздраженно спросил Бушман. Он уже собирался кончить, когда полицейский поволок меня в тюрьму, и чуть не задохнулся, когда этот садомазохистский эквивалент полового акта внезапно прервался.
— Он моя жена, — спокойно ответил Хагбард.
— Что?
— Гражданская жена, — продолжал Хагбард. — В Иллинойсе не признаются гомосексуальные браки. Но в любом случае гомосексуальность как таковая не считается преступлением в этом штате, так что не волнуйтесь, ваша честь. Позвольте мне заплатить и забрать его домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102