Другие общности рассматриваемого типа социальными
группами не являются, поскольку между членами общности не складывается
устойчивая жизненно необходимая связь и не происходит разделение функций.
Такие общности складываются вокруг крупных художников, писателей, поэтов,
артистов, ученых и т.д. Люди попадают в эти общности лишь вследствие своего
личного отношения к объединяющей личности. Если последнюю изъять из такой
общности, она распадается. Эта личность здесь не может быть заменена другой.
Такого рода общности суть личностные общности. Они дают поддержку творческой
личности. Иногда -- очень сильную, если поклонники имеют социальный вес.
Сюда можно отнести также профессиональные общности. Но они дают защиту лишь
в очень узких пределах. Да и то лишь при том условии, если защищаемая
личность соразмерна защищающим, не задевает их профессиональное самолюбие и
нуждается в защите в ином (по отношению к данной профессии) качестве. Вторая
форма социальной самозащиты -- самопожертвование. Наиболее существенную роль
здесь играет вынужденный героизм, когда человек силою обстоятельств
выталкивается на роль протестующего. Вообще-то говоря, врагами люди не
становятся добровольно. Они сопротивляются этому Общество само делает своих
врагов. Отчасти -- удобных врагов, с которыми легко вести эффектную борьбу.
Отчасти -- жизненно необходимых врагов, которые защищают его и несут ему
благо, то есть будущих героев. Тут действует нечто похожее на инстинкт
самосохранения. Третья форма -- стать значительной личностью за счет своих
способностей и продуктов своего личного труда и тем самым добиться некоторой
независимости. Это -- персонализм. Но у нас крупные личности -- дело случая.
Без ведома начальства крупной личностью стать нельзя. А начальство разрешает
только имитацию крупной личности или контролируемую личность. Наконец,
использование неоднородности объединений людей и несовпадения их интересов,
выход за рамки данного объединения. В качестве примера напрашиваются
международные связи. Но аналогичные явления возможны и внутри страны.
Вспомните случай с "Прометеем" и взаимоотношения министров культуры и
электроники. Случай Мазилы -- комбинация всех этих форм в условиях
прошедшего периода растерянности. Прибавьте к этому умение использовать
ситуацию и организовать дело... Все это так, сказал Неврастеник. Но
невероятно скучно. Исчезает романтический эффект внезапного результата.
Скучно потому, говорит Посетитель, что Вы не относитесь к этому делу
серьезно и не хотите извлечь урок. Урок, сказал Неврастеник презрительно. А
для кого? Для других, сказал Посетитель. Пустое занятие, сказал Неврастеник.
Никаких уроков не бывает. Неверно, сказал Посетитель. Люди все делают по
образцам.
КОНЕЦ ЗАПИСОК КЛЕВЕТНИКА
Дойдя до того места в записках Клеветника, начиная с которого он
приступил к изложению официальной идеологии в наиболее рафинированном (с его
точки зрения) виде, Мыслитель сказал, что тут Клеветник совсем деградировал,
и выбросил рукопись в мусорное ведро. А напрасно. В конце рукописи имелся
анализ причин, по которым всякая работа по реальному улучшению официальной
идеологии во имя этой идеологии и в ее пользу (на самом деле, а не по
видимости) есть одна из самых опасных форм деятельности в ибанском обществе.
Ее можно было слегка перефразировать и опубликовать в Журнале с иными
намерениями и как свои собственные соображения. На последней странице
записок Клеветника Мыслитель заметил слова: если хочешь быть другом -- стань
врагом, такова печальная участь всякого порядочного человека, дерзнувшего
сделать благо. Но смысла этих слов Мыслитель не понял.
РУКОПИСИ ИСЧЕЗАЮТ
Ты не имеешь права жаловаться на свою судьбу, сказал себе Болтун, начав
просматривать и уничтожать свой архив. У Шизофреника не было никакого стола.
У Клеветника не было письменного стола. У тебя -- изолированный письменный
стол! И какой! Мечта графомана! У Шизофреника пропало все. Клеветник кое-что
успел напечатать. Но большая часть его работ исчезла. А у тебя? Напечатал ты
больше Клеветника. Архив твой невелик. И к тому же цел. Так что прогресс
налицо. Теперь модно говорить, будто рукописи не горят. Какая чушь! Уцелеет
одна-две, и уж концепция готова. Гореть-то они может быть не горят,
поскольку их не жгут. Но они не рождаются. А родившись -- исчезают. Как?
Никто этого не знает. Вот моя статья. Провалили ее реакционеры Секретарь и
Троглодит чуть ли не двадцать лет назад. Тогда она имела бы эффект. И сейчас
я ее не стыдился бы. А что делать с ней теперь? Теперь я ее печатать не
могу. Даже хранить не хочу. Она теперь не моя. И дорога ей -- в мусорный
ящик. Вот другая моя статья. Провалили ее Претендент и Мыслитель. Либералы!
Друзья юности! Единомышленники! Тогда ее можно было напечатать без всякого
для них риска. Теперь она не пройдет ни в коем случае. Через два-три года я
не соглашусь ее печатать сам. Так что и ей дорога туда же. И так почти вся
жизнь в мусор. Может быть, даже вся. Неужели вся? Умом я понимаю, почему
так. А сердцем не могу никак примириться. Кто тут сошел с ума? Я же отдаю, а
не беру! Я же не требую, дайте мне! Я же умоляю, возьмите от меня!
ФЕНОМЕН
Похоронили Ф., сказал Ученый. Кто такой, спросил Карьерист. Неужели не
слыхали, удивился Ученый, фактический основатель модного сейчас
направления... Более двадцати лет назад сделал работу, которая породила
поток статей (без ссылок на первоисточник, конечно), но сама не была
напечатана. К делу присосался не один десяток ловкачей. Потом пришли веяния
с Запада. Все это перелицевали в новую терминологию. Погрузили в скопище
зарубежных имен. И закрутили! Новая область науки. Журналы. Симпозиумы.
Конгрессы. Институт. Тонны книг и статей. И все -- липа. Один ф работал как
настоящий ученый. Его отпихнули, конечно. Сначала еще упоминали, а потом как
будто не бывало. Обычная история, говорит Мазила. Большинство крупных
деятелей культуры умирает непризнанными при жизни. Тут совсем другое, сказал
Ученый. Он был признан. Все знали, кто он такой. Он не был признан
официально в виде наград и званий. Об этом позаботились его коллеги. Но
они-то знали Ф. Если бы они не ценили его, все было бы иначе. Они
воспринимали его как угрозу своему положению. На кладбище ему пели
дифирамбы. Говорили об издании трудов. Может быть, издадут. Хотя вряд ли.
Идеи растащут. Скорее всего -- без ссылок на него. Скорее всего -- со
ссылками на Запад. Там отчасти позаимствуют у него, отчасти переоткроют его
результаты заново. Идеи Ф не пропадут, это всем ясно, но не как идеи Ф, а
как идеи кого-то другого, на кого удобно будет ссылаться. Может быть,
когда-нибудь найдется добросовестный историк науки. Раскопает Ф, изучит наше
время. И удивится тому, что был такой удивительный феномен. Но не удивится
тому, что он остался без последствий: последствия-то так или иначе будут.
Имей этот Ф власть, сказал Карьерист, все было бы иначе. Был бы академиком,
лауреатом, героем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
группами не являются, поскольку между членами общности не складывается
устойчивая жизненно необходимая связь и не происходит разделение функций.
Такие общности складываются вокруг крупных художников, писателей, поэтов,
артистов, ученых и т.д. Люди попадают в эти общности лишь вследствие своего
личного отношения к объединяющей личности. Если последнюю изъять из такой
общности, она распадается. Эта личность здесь не может быть заменена другой.
Такого рода общности суть личностные общности. Они дают поддержку творческой
личности. Иногда -- очень сильную, если поклонники имеют социальный вес.
Сюда можно отнести также профессиональные общности. Но они дают защиту лишь
в очень узких пределах. Да и то лишь при том условии, если защищаемая
личность соразмерна защищающим, не задевает их профессиональное самолюбие и
нуждается в защите в ином (по отношению к данной профессии) качестве. Вторая
форма социальной самозащиты -- самопожертвование. Наиболее существенную роль
здесь играет вынужденный героизм, когда человек силою обстоятельств
выталкивается на роль протестующего. Вообще-то говоря, врагами люди не
становятся добровольно. Они сопротивляются этому Общество само делает своих
врагов. Отчасти -- удобных врагов, с которыми легко вести эффектную борьбу.
Отчасти -- жизненно необходимых врагов, которые защищают его и несут ему
благо, то есть будущих героев. Тут действует нечто похожее на инстинкт
самосохранения. Третья форма -- стать значительной личностью за счет своих
способностей и продуктов своего личного труда и тем самым добиться некоторой
независимости. Это -- персонализм. Но у нас крупные личности -- дело случая.
Без ведома начальства крупной личностью стать нельзя. А начальство разрешает
только имитацию крупной личности или контролируемую личность. Наконец,
использование неоднородности объединений людей и несовпадения их интересов,
выход за рамки данного объединения. В качестве примера напрашиваются
международные связи. Но аналогичные явления возможны и внутри страны.
Вспомните случай с "Прометеем" и взаимоотношения министров культуры и
электроники. Случай Мазилы -- комбинация всех этих форм в условиях
прошедшего периода растерянности. Прибавьте к этому умение использовать
ситуацию и организовать дело... Все это так, сказал Неврастеник. Но
невероятно скучно. Исчезает романтический эффект внезапного результата.
Скучно потому, говорит Посетитель, что Вы не относитесь к этому делу
серьезно и не хотите извлечь урок. Урок, сказал Неврастеник презрительно. А
для кого? Для других, сказал Посетитель. Пустое занятие, сказал Неврастеник.
Никаких уроков не бывает. Неверно, сказал Посетитель. Люди все делают по
образцам.
КОНЕЦ ЗАПИСОК КЛЕВЕТНИКА
Дойдя до того места в записках Клеветника, начиная с которого он
приступил к изложению официальной идеологии в наиболее рафинированном (с его
точки зрения) виде, Мыслитель сказал, что тут Клеветник совсем деградировал,
и выбросил рукопись в мусорное ведро. А напрасно. В конце рукописи имелся
анализ причин, по которым всякая работа по реальному улучшению официальной
идеологии во имя этой идеологии и в ее пользу (на самом деле, а не по
видимости) есть одна из самых опасных форм деятельности в ибанском обществе.
Ее можно было слегка перефразировать и опубликовать в Журнале с иными
намерениями и как свои собственные соображения. На последней странице
записок Клеветника Мыслитель заметил слова: если хочешь быть другом -- стань
врагом, такова печальная участь всякого порядочного человека, дерзнувшего
сделать благо. Но смысла этих слов Мыслитель не понял.
РУКОПИСИ ИСЧЕЗАЮТ
Ты не имеешь права жаловаться на свою судьбу, сказал себе Болтун, начав
просматривать и уничтожать свой архив. У Шизофреника не было никакого стола.
У Клеветника не было письменного стола. У тебя -- изолированный письменный
стол! И какой! Мечта графомана! У Шизофреника пропало все. Клеветник кое-что
успел напечатать. Но большая часть его работ исчезла. А у тебя? Напечатал ты
больше Клеветника. Архив твой невелик. И к тому же цел. Так что прогресс
налицо. Теперь модно говорить, будто рукописи не горят. Какая чушь! Уцелеет
одна-две, и уж концепция готова. Гореть-то они может быть не горят,
поскольку их не жгут. Но они не рождаются. А родившись -- исчезают. Как?
Никто этого не знает. Вот моя статья. Провалили ее реакционеры Секретарь и
Троглодит чуть ли не двадцать лет назад. Тогда она имела бы эффект. И сейчас
я ее не стыдился бы. А что делать с ней теперь? Теперь я ее печатать не
могу. Даже хранить не хочу. Она теперь не моя. И дорога ей -- в мусорный
ящик. Вот другая моя статья. Провалили ее Претендент и Мыслитель. Либералы!
Друзья юности! Единомышленники! Тогда ее можно было напечатать без всякого
для них риска. Теперь она не пройдет ни в коем случае. Через два-три года я
не соглашусь ее печатать сам. Так что и ей дорога туда же. И так почти вся
жизнь в мусор. Может быть, даже вся. Неужели вся? Умом я понимаю, почему
так. А сердцем не могу никак примириться. Кто тут сошел с ума? Я же отдаю, а
не беру! Я же не требую, дайте мне! Я же умоляю, возьмите от меня!
ФЕНОМЕН
Похоронили Ф., сказал Ученый. Кто такой, спросил Карьерист. Неужели не
слыхали, удивился Ученый, фактический основатель модного сейчас
направления... Более двадцати лет назад сделал работу, которая породила
поток статей (без ссылок на первоисточник, конечно), но сама не была
напечатана. К делу присосался не один десяток ловкачей. Потом пришли веяния
с Запада. Все это перелицевали в новую терминологию. Погрузили в скопище
зарубежных имен. И закрутили! Новая область науки. Журналы. Симпозиумы.
Конгрессы. Институт. Тонны книг и статей. И все -- липа. Один ф работал как
настоящий ученый. Его отпихнули, конечно. Сначала еще упоминали, а потом как
будто не бывало. Обычная история, говорит Мазила. Большинство крупных
деятелей культуры умирает непризнанными при жизни. Тут совсем другое, сказал
Ученый. Он был признан. Все знали, кто он такой. Он не был признан
официально в виде наград и званий. Об этом позаботились его коллеги. Но
они-то знали Ф. Если бы они не ценили его, все было бы иначе. Они
воспринимали его как угрозу своему положению. На кладбище ему пели
дифирамбы. Говорили об издании трудов. Может быть, издадут. Хотя вряд ли.
Идеи растащут. Скорее всего -- без ссылок на него. Скорее всего -- со
ссылками на Запад. Там отчасти позаимствуют у него, отчасти переоткроют его
результаты заново. Идеи Ф не пропадут, это всем ясно, но не как идеи Ф, а
как идеи кого-то другого, на кого удобно будет ссылаться. Может быть,
когда-нибудь найдется добросовестный историк науки. Раскопает Ф, изучит наше
время. И удивится тому, что был такой удивительный феномен. Но не удивится
тому, что он остался без последствий: последствия-то так или иначе будут.
Имей этот Ф власть, сказал Карьерист, все было бы иначе. Был бы академиком,
лауреатом, героем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118