— Да и тот плут в Нюренберге только болтал, — подтвердил Саксон, — кроме него я ещё знал одного человека. Это был некий Ван-Гельштадт, человек очень учёный. За небольшое вознаграждение, за некоторый гонорарий, так сказать, он составлял гороскопы. Такого мудрого человека я и не видывал. О планетах и созвездиях он говорил вполне свободно, точно эти планеты и созвездия были его домашней утварью. К кометам он также не имел никакого почтения и толковал о них так, словно это были гнилые апельсины, а не кометы. Нам ВанТельштадт объяснил природу кометы. Это, видите ли, самая обыкновенная звезда, но только у неё в середине пробита дыра и оттуда вываливаются внутренности, которые и образуют хвост. О, этот Ван-Гельштадт был настоящий философ.
— Ну, а пробовали вы его мудрость на деле? — спросил улыбаясь один из философов.
— По правде говоря, нет, — ответил Саксон, — я всегда старался держаться подальше от всякой чёрной магии и прочей чертовщины. Вот другое дело мой товарищ Пирс Скоттон. Этот Пирс, надо вам сказать, служил в императорской кавалерийской бригаде. Вот он-то и уплатил Гельштадту розовый нобиль, а тот ему пообещался составить гороскоп, в которой бы рассказывалась вся будущая жизнь Скот-тона. Насколько мне помнится, по звёздам выходило, что Скоттон чересчур привержен к вину и женщинам, и затем в гороскопе говорилось, что у него дурной глаз и нос, подобный карбункулу. Звезды говорили также, что Скоттон дослужится до маршальского жезла и умрёт в глубокой старости. Оно, может быть, так бы и вышло, но только месяц спустя с ним вышла неприятная история. Когда его полк проходил через Обер-Граушток, он упал с лошади и был насмерть раздавлен своей же конной ротой. Лошадь оказалась разбитой на ноги и споткнулась, а порчу лошади никто не заметил — не только планеты, но даже полковой коновал, а парень он был — я про коновала говорю — опытный.
Офицеры, выслушав это рассказ, весело рассмеялись и поднялись со своих мест. Бутылки были пусты, а сумерки уже начали сгущаться.
— Нам предстоит работа, — сказал один из офицеров, которого звали Огильви, — нам надо найти нашего пылкого товарища и объяснить ему, что нет никакого бесчестия в том, что он был обезоружен опытным бойцом. И кроме того, надо приготовить помещения для полка; мы сегодня или завтра соединяемся с войсками Черчилля. А вы, кажется, направляетесь на запад?
— Да, мы принадлежим к войскам герцога Бофорта, — ответил Саксон.
— Неужели? А я думал, что вы из Портмановской жёлтой милиции. Я надеюсь, что герцог мобилизует все имеющие у него силы и задаст восставшим трёпку ещё до прихода королевских войск.
— А у Черчилля много войск? — спросил небрежно мой товарищ.
— Не более восьми сотен конницы, но к этому отряду присоединится милорд Гевершам с четырьмя тысячами пехоты.
Простились мы с нашими симпатичными врагами очень серьёзно, причём я сказал:
— Надеюсь встретиться с вами на поле битвы, если не раньше.
Децимус Саксон по этому поводу заметил впоследствии:
— Ну, мистер Михей, вы им подпустили здоровую двусмыслицу. Ловко, даже чересчур ловко для такого любителя правды, как вы. Если мы встретимся с ними на поле битвы, то это произойдёт при такой обстановке: перед нами будут торчать рогатки из пик и моргенштернов, а их лошадям придётся перескакивать через устроенные нами искусственные препятствия. Иначе мы их встретить не можем. У Монмауза конницы нет, такой конницы, которая могла бы противостоять королевской гвардии.
— Как вы с ними познакомились? — спросил я.
— Видите ли, спал я недолго. У меня уже привычка такая, чтобы в военное время мало спать. Поглядел на вас, вижу, что вы здорово спите, а снизу до меня доносится стук игральных костей. Я спустился по лестнице и кое-как пристроился к их компании. Это вышло очень хорошо, ибо в моем кошельке теперь на пятнадцать гиней больше, чем прежде. Я бы ещё больше выиграл, если бы не этот молодой болван. Сперва он на меня накинулся, а потом они стали толковать о пустяках — об этих химиях и тому подобной чепухе. Ну, скажите, пожалуйста, какое дело голубым гвардейцам до химии? Командовавший пандурами Вессенбург позволял офицерам за обеденным столом о многом разговаривать. Иногда он даже бывал чересчур снисходителен, но такие разговоры Вессенбург едва ли бы потерпел. Попробовали бы его офицеры о химии рассуждать, он задал бы им химию! Таких молодцов Вессенбург отдал бы прямо под военно-полевой суд, и в самом лучшем случае они были бы разжалованы в солдаты.
Я не стал спорить с Саксоном и осуждать его Вессенбурга, презиравшего химию. Вместо этого я предложил ему закусить, а затем оставшееся у нас в распоряжении время употребить на осмотр города и его достопримечательностей, между которыми первое место занимает чудный собор. Здание это так прекрасно и изящно, что его громадные размеры совершенно незаметны. Чтобы уяснить себе громадность собора, надо обойти его кругом и побродить в его обширных притворах. Весь храм был в грандиозных арках. Высокие колонны освещались солнечными лучами, проходившими через цветные стекла окон, и бросали вокруг себя странные тени. Даже мой болтливый товарищ, войдя в собор, сделался серьёзным и молчаливым.
Этот собор — великая молитва, овеществлённая в камне.
Возвращаясь в гостиницу, мы шли мимо городской тюрьмы; перед тюрьмой, в отгороженном месте, находились три громадных собаки ищейки. Глаза у животных были свирепые, красные, из пастей высовывались красные языки. Сторож объяснил, что ищеек держат для того, чтобы ловить бежавших преступников, скрывающихся в Солсберийской равнине: Равнина кишела ворами и разбойниками до тех пор, пока не завели этих собак.
Было совсем темно, когда мы вернулись в гостиницу. Поужинав и уплатив по счёту, мы стали готовиться к отъезду.
Перед отъездом я вспомнил о бумажке, которую вручила мне мать, и, вынув её из кармана, прочитал её при свете масляной лампы. На листке были явно видны следы слез, которые проливала бедная матушка, а заключалось оно в следующем:
«Наставления госпожи Мэри сыну Михею, данные в двенадцатый день июня. Год от рождения Господа Нашего тысяча шестьсот восемьдесят пятый. Даны сии наставления по случаю его отъезда на войну. Подобно древнему Давиду он едет сразиться с Голиафом папизма, который своими беззакониями исказил священные обряды, существующие в Английской Церкви и необходимые по закону Божьему.
И да соблюдёт мой сын следующие наставления:
1) Меняй носки при всяком удобном случае. Я тебе положила в седельный мешок две пары. Можешь купить ещё. На западе этот товар дешёв и хорош.
2) Если будешь страдать коликами, вешай на шею заячью ножку. Это самое лучшее средство.
3) Молитву Господню читай каждое утро и вечер. Читай также священное писание — особенно книгу Иова, псалмы и евангелие от Матфея.
4) В эликсире Даффи содержатся многие полезные свойства. Он гонит слизь, мокроту, ветры и простуду. Принимать его нужно по пяти капель. Маленький пузырёк этого эликсира ты найдёшь в дуле своего левого пистолета. Пузырёк для сохранности обернут в шерстяную тряпочку.
5) В подкладку твоей нижней фуфайки я зашила десять золотых монет. Трать эти деньги только в самой последней крайности.
6) Сражайся храбро за дело Господа, но все-таки молю тебя, Михей, во время сражений не ходи очень вперёд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136