Послушайте моего совета, молодые люди, носите всегда табак в Металлических, не пропускающих воды коробках.
Говоря эти слова, он вынул из кармана плоскую коробочку и несколько деревянных трубочек. Эти трубочки он свинтил вместе, и получилась очень длинная трубка. Набив эту трубку табаком, он зажёг её посредством огнива и, сев по-восточному, с поджатыми ногами, стал курить.
Вся эта история была так необыкновенна и, судя по внешности и речам спасённого нами человека, так нелепа, что оба мы, не будучи в состоянии дольше сдерживаться, разразились неудержимым смехом и хохотали до тех пор, пока не утомились от смеха. Незнакомец не присоединился к нашему веселью, но и не обиделся, по-видимому, на нас. Он продолжал спокойно сидеть с поджатыми под себя ногами и сосать свою длинную деревянную трубку. Лицо его было спокойно и бесстрастно, только сверкающие, полузакрытые длинными веками глаза бегали по сторонам, останавливаясь то на мне, то на Рувиме Локарби.
— Извините нас за наш смех, сэр, — произнёс я наконец, — мы с моим приятелем непривычны к приключениям этого рода и радуемся благополучному исходу дела. Можем ли мы узнать, с кем мы имеем дело?
— Меня зовут Децимус Саксон, — ответил незнакомец, я десятое дитя моего почтённого отца. Если вы знаете по-латыни, то поймёте, почему меня назвали Децимус. Между мною и наследством стоят девять человек, но я, однако, не отчаиваюсь. Кто знает, может быть, мои братья и сестры сделаются жертвами чумы или чёрной оспы.
— Мы слышали, как на бриге раздался выстрел, — сказал Рувим.
— Это мой братец Нонус в меня выстрелил, — ответил Саксон, грустно качая головой.
— Но потом раздался и другой выстрел?
— А это уже я в братца Нонуса выстрелил.
— Боже мой! — воскликнул я. — Надеюсь вы не причинили своему брату вреда?
— Ну, в крайнем случае я мог причинить ему только телесный ущерб, — ответил чудак, — я предпочёл в конце концов удалиться с корабля. Не люблю я ссор. Я уверен, что это братец Нонус выстрелил в меня из девятифунтовой пушки в то время, как я находился в воде. Братец Нонус всегда отличался уменьем стрелять из карронад и мортир. Очевидно, он не был серьёзно ранен, а то как бы он добрался с палубы до кормы, где стоит пушка?
Воцарилось молчание. Незнакомец вытащил из-за пояса длинный нож и стал вычищать им трубку. Мы с Рувимом подняли вверх весла и начали втаскивать на лодку наши рыболовные снасти, которые плыли за нами по воде. Вытащив их, мы привели все в порядок и уложили их на дно лодки.
— Теперь, спрашивается, куда мы направляемся? — спросил Саксон.
— Мы направляемся в Лангстонскую бухту, — ответил я.
— Да неужто?! — насмешливо воскликнул незнакомец. — Вы так уверены в том, что мы поплывём в Лангстонскую бухту? А не направляемся ли мы во Францию? Я вижу, что здесь на лодке есть мачта, парус и пресная вода в сосуде. Мы нуждаемся только в рыбе, а рыбы в этих местах, как я слышал, тьма-тьмущая. Отчего бы нам не направиться прямо в Барфлер?
— Мы направляемся в Лангстонскую бухту, — холодно повторил я.
Саксон улыбнулся, и вследствие этого его лицо превратилось в одну сплошную гримасу.
— Надеюсь, вам известно, — сказал он, — что на море сила считается правом. Я старый солдат, умеющий сражаться, а вы двое неотёсанных ребят. У меня есть нож, а вы безоружны. Что вы скажете, куда нам надо ехать?
Я взял в руки весло и, подойдя к Саксону, сказал:
— Вы тут хвалились, что можете доплыть до Портсмута. Вот вам и придётся показать своё искусство. Прыгай в воду, морская ехидна, а то я тебя так садану веслом по башке, что ты узнаешь, кто такой Михей Кларк.
— Брось нож, а то я тебя проткну насквозь, — прибавил Рувим, наступая на чужака с багром.
— Черт возьми, вы мне дали прекрасный совет, — ответил незнакомец, пряча нож в ножны и тихо посмеиваясь, — люблю я вызывать пыл в молодых людях. Я играю роль стали, которая высекает храбрость из ваших кремней. Не правда ли, я сделал хорошее уподобление? От него не отказался бы и остроумнейший из людей, Самюэль Бутлер. Глядите-ка, молодые люди…
И, похлапывая себя по выдающемуся вперёд горбу на груди, он прибавил:
— Не подумайте, что это горб. Это я книгу ношу так. О, несравненный «Гудибрас»! В этой поэме соединено изящество Горация с заразительной весёлостью Катулла. Ну-с, что вы скажите о моей критике поэмы Бутлера?
— Подавайте ваш нож, — произнёс я сурово.
— Сделайте одолжение, — ответил он, передавая мне с вежливым поклоном свой нож. — Скажите, не могу ли я вам доставить ещё какое-либо удовольствие? Я готов отдать вам все, кроме своего доброго имени и военной репутации. Впрочем, нет, я ни за что не отдал бы вам этого экземпляра «Гудибраса» и латинского руководства о войне, которое я также ношу всегда на груди. Руководство это написано Флемингом и отпечатано в голландском городе Люттихе.
Я, продолжая держать нож в руке, сел рядом с ним и сказал Рувиму:
— Бери оба весла, а я буду присматривать за этим молодцом, чтобы он не сыграл с нами какой-нибудь шутки. Ты был прав, Рувим. Это, наверное, пират. Прибыв в Хэвант, мы его отдадим чиновникам.
Лицо вытащенного нами из воды человека утратило на минуту своё бесстрастное выражение. По нему промелькнуло что-то похожее на тревогу.
— Помолчите немножко, — сказал он, — вы, кажется, назвали себя Кларком и живёте вы в Хэванте. Не родственником ли вам приходится живущий в этом городе старый пуританин Иосиф Кларк?
— Он мой отец, — ответил я.
— Вот так так! — воскликнул Саксон и рассмеялся. — Выходит, что я споткнулся о собственные ноги. Я вам, мой мальчик, кое-что покажу. Поглядите-ка!
И, вытащив из кармана какую-то пачку, завёрнутую в промоченную парусину, он развернул её, и там оказались запечатанные пакеты. Один из пакетов Саксон вынул и положил его ко мне на колени.
— Читайте! — произнёс он, тыкая в пакет своим длинным тонким пальцем.
На конверте значилась крупными буквами следующая надпись: «Из Амстердама в Портсмут. Торговцу кожами в Хэванте Иосифу Кларку. Податель письма Децимус Саксон, совладелец судна „Провидение“.
Конверт с обеих сторон был запечатан большими красными печатями и сверх печатей перевязан широкой шёлковой лентой.
— Всего у меня двадцать три письма, и их я должен раздать здесь, по соседству, — сказал Саксон, — и это вам доказывает, в каком почёте находится Децимус Саксон у добрых людей. В моих руках находится жизнь и свобода двадцати трех людей, и не думайте, деточки, что я везу фактуры и коносаменты. По этому письму старик Кларк партию фламандских кож не получит. Да, друзья, дело идёт не о кожах, а о сердцах, о добрых английских сердцах, об английских кулаках и английских шпагах. Пора этим рукам взяться за оружие и начать бороться за свободу и веру. Беря письмо вашему отцу, я рискую жизнью, а вы, сын этого отца, угрожаете мне, хотите передать меня властям Стыдно вам, стыдно, молодой человек, я краснею за вас.
— Я не знаю, на что вы намекаете. Если вы хотите, чтобы я вас понял, говорите яснее, — ответил я.
— А при нем говорить можно? — спросил Саксон, киВАЯ на Рувима.
— Так же, как при мне.
— Это восхитительно! — воскликнул Саксон и насмешливо улыбнулся. — Передо мной Давид и Ионафан. Впрочем, я употреблю сравнение менее библейское и более классическое. Передо мной Дамон и Пифас. Не правда ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Говоря эти слова, он вынул из кармана плоскую коробочку и несколько деревянных трубочек. Эти трубочки он свинтил вместе, и получилась очень длинная трубка. Набив эту трубку табаком, он зажёг её посредством огнива и, сев по-восточному, с поджатыми ногами, стал курить.
Вся эта история была так необыкновенна и, судя по внешности и речам спасённого нами человека, так нелепа, что оба мы, не будучи в состоянии дольше сдерживаться, разразились неудержимым смехом и хохотали до тех пор, пока не утомились от смеха. Незнакомец не присоединился к нашему веселью, но и не обиделся, по-видимому, на нас. Он продолжал спокойно сидеть с поджатыми под себя ногами и сосать свою длинную деревянную трубку. Лицо его было спокойно и бесстрастно, только сверкающие, полузакрытые длинными веками глаза бегали по сторонам, останавливаясь то на мне, то на Рувиме Локарби.
— Извините нас за наш смех, сэр, — произнёс я наконец, — мы с моим приятелем непривычны к приключениям этого рода и радуемся благополучному исходу дела. Можем ли мы узнать, с кем мы имеем дело?
— Меня зовут Децимус Саксон, — ответил незнакомец, я десятое дитя моего почтённого отца. Если вы знаете по-латыни, то поймёте, почему меня назвали Децимус. Между мною и наследством стоят девять человек, но я, однако, не отчаиваюсь. Кто знает, может быть, мои братья и сестры сделаются жертвами чумы или чёрной оспы.
— Мы слышали, как на бриге раздался выстрел, — сказал Рувим.
— Это мой братец Нонус в меня выстрелил, — ответил Саксон, грустно качая головой.
— Но потом раздался и другой выстрел?
— А это уже я в братца Нонуса выстрелил.
— Боже мой! — воскликнул я. — Надеюсь вы не причинили своему брату вреда?
— Ну, в крайнем случае я мог причинить ему только телесный ущерб, — ответил чудак, — я предпочёл в конце концов удалиться с корабля. Не люблю я ссор. Я уверен, что это братец Нонус выстрелил в меня из девятифунтовой пушки в то время, как я находился в воде. Братец Нонус всегда отличался уменьем стрелять из карронад и мортир. Очевидно, он не был серьёзно ранен, а то как бы он добрался с палубы до кормы, где стоит пушка?
Воцарилось молчание. Незнакомец вытащил из-за пояса длинный нож и стал вычищать им трубку. Мы с Рувимом подняли вверх весла и начали втаскивать на лодку наши рыболовные снасти, которые плыли за нами по воде. Вытащив их, мы привели все в порядок и уложили их на дно лодки.
— Теперь, спрашивается, куда мы направляемся? — спросил Саксон.
— Мы направляемся в Лангстонскую бухту, — ответил я.
— Да неужто?! — насмешливо воскликнул незнакомец. — Вы так уверены в том, что мы поплывём в Лангстонскую бухту? А не направляемся ли мы во Францию? Я вижу, что здесь на лодке есть мачта, парус и пресная вода в сосуде. Мы нуждаемся только в рыбе, а рыбы в этих местах, как я слышал, тьма-тьмущая. Отчего бы нам не направиться прямо в Барфлер?
— Мы направляемся в Лангстонскую бухту, — холодно повторил я.
Саксон улыбнулся, и вследствие этого его лицо превратилось в одну сплошную гримасу.
— Надеюсь, вам известно, — сказал он, — что на море сила считается правом. Я старый солдат, умеющий сражаться, а вы двое неотёсанных ребят. У меня есть нож, а вы безоружны. Что вы скажете, куда нам надо ехать?
Я взял в руки весло и, подойдя к Саксону, сказал:
— Вы тут хвалились, что можете доплыть до Портсмута. Вот вам и придётся показать своё искусство. Прыгай в воду, морская ехидна, а то я тебя так садану веслом по башке, что ты узнаешь, кто такой Михей Кларк.
— Брось нож, а то я тебя проткну насквозь, — прибавил Рувим, наступая на чужака с багром.
— Черт возьми, вы мне дали прекрасный совет, — ответил незнакомец, пряча нож в ножны и тихо посмеиваясь, — люблю я вызывать пыл в молодых людях. Я играю роль стали, которая высекает храбрость из ваших кремней. Не правда ли, я сделал хорошее уподобление? От него не отказался бы и остроумнейший из людей, Самюэль Бутлер. Глядите-ка, молодые люди…
И, похлапывая себя по выдающемуся вперёд горбу на груди, он прибавил:
— Не подумайте, что это горб. Это я книгу ношу так. О, несравненный «Гудибрас»! В этой поэме соединено изящество Горация с заразительной весёлостью Катулла. Ну-с, что вы скажите о моей критике поэмы Бутлера?
— Подавайте ваш нож, — произнёс я сурово.
— Сделайте одолжение, — ответил он, передавая мне с вежливым поклоном свой нож. — Скажите, не могу ли я вам доставить ещё какое-либо удовольствие? Я готов отдать вам все, кроме своего доброго имени и военной репутации. Впрочем, нет, я ни за что не отдал бы вам этого экземпляра «Гудибраса» и латинского руководства о войне, которое я также ношу всегда на груди. Руководство это написано Флемингом и отпечатано в голландском городе Люттихе.
Я, продолжая держать нож в руке, сел рядом с ним и сказал Рувиму:
— Бери оба весла, а я буду присматривать за этим молодцом, чтобы он не сыграл с нами какой-нибудь шутки. Ты был прав, Рувим. Это, наверное, пират. Прибыв в Хэвант, мы его отдадим чиновникам.
Лицо вытащенного нами из воды человека утратило на минуту своё бесстрастное выражение. По нему промелькнуло что-то похожее на тревогу.
— Помолчите немножко, — сказал он, — вы, кажется, назвали себя Кларком и живёте вы в Хэванте. Не родственником ли вам приходится живущий в этом городе старый пуританин Иосиф Кларк?
— Он мой отец, — ответил я.
— Вот так так! — воскликнул Саксон и рассмеялся. — Выходит, что я споткнулся о собственные ноги. Я вам, мой мальчик, кое-что покажу. Поглядите-ка!
И, вытащив из кармана какую-то пачку, завёрнутую в промоченную парусину, он развернул её, и там оказались запечатанные пакеты. Один из пакетов Саксон вынул и положил его ко мне на колени.
— Читайте! — произнёс он, тыкая в пакет своим длинным тонким пальцем.
На конверте значилась крупными буквами следующая надпись: «Из Амстердама в Портсмут. Торговцу кожами в Хэванте Иосифу Кларку. Податель письма Децимус Саксон, совладелец судна „Провидение“.
Конверт с обеих сторон был запечатан большими красными печатями и сверх печатей перевязан широкой шёлковой лентой.
— Всего у меня двадцать три письма, и их я должен раздать здесь, по соседству, — сказал Саксон, — и это вам доказывает, в каком почёте находится Децимус Саксон у добрых людей. В моих руках находится жизнь и свобода двадцати трех людей, и не думайте, деточки, что я везу фактуры и коносаменты. По этому письму старик Кларк партию фламандских кож не получит. Да, друзья, дело идёт не о кожах, а о сердцах, о добрых английских сердцах, об английских кулаках и английских шпагах. Пора этим рукам взяться за оружие и начать бороться за свободу и веру. Беря письмо вашему отцу, я рискую жизнью, а вы, сын этого отца, угрожаете мне, хотите передать меня властям Стыдно вам, стыдно, молодой человек, я краснею за вас.
— Я не знаю, на что вы намекаете. Если вы хотите, чтобы я вас понял, говорите яснее, — ответил я.
— А при нем говорить можно? — спросил Саксон, киВАЯ на Рувима.
— Так же, как при мне.
— Это восхитительно! — воскликнул Саксон и насмешливо улыбнулся. — Передо мной Давид и Ионафан. Впрочем, я употреблю сравнение менее библейское и более классическое. Передо мной Дамон и Пифас. Не правда ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136