Хоттабыч сбросил связаного бизнесмена на ковер, а Садист наступил Лизунцу на шею.
— Смотри! — Рыбаков сел по-турецки и показал коммерсанту большую синюю клизму. — Как сказано в рекламе: «Наслаждение — это предвкушение...» Я даже марку напитка выбрал ту же — «Нескафе». Чтобы все соответствовало слогану. Врубаешься?
Лизунец заелозил по ковру.
— Литр кофе через задний проход, — Денис подвинул кастрюлю поближе и опустил в нее носик клизмы, — и о здоровом сердце можно забыть. Особенно, если соблюсти пропорции — одна двухсотграммовая банка на полкастрюли. Кишечник, мил человек, тоже накроется. Как тебе такой метод допроса? Интеллигентно, но весьма действенно. За последствия я ручаюсь. Сегодня к вечеру станешь инвалидом. И никто из столь любимых тобой мусоров никогда не поверит, что тебе в зад вогнали банку кофе. В лучшем случае — сочтут фантазером, в худшем — отправят в дурдом.
Бизнесмен забился.
— Ну? — Денис схватил Лизунца за подбородок. — Будешь говорить?
— Да! — бизнесмен понял, что придется рассказать все. Иначе не миновать закачивания в толстую кишку полной кастрюли густого горячего кофе. Анус — не рот, челюсти не сожмешь и носик клизмы языком не вытолкнешь.
— Начинай, — приказал Рыбаков.
— Об экскурсии знал только мой знакомый.
— Кто он?
— Бывший рубоповец. Глеб... Самойлов.
— Зачем ты ему сказал?
— Да я не специально! — забормотал коммерсант. — Просто к слову! Мы с ним о школе разговаривали, он своего сына к нам в гимназию определить хочет! Вот и спрашивал, что у нас и как... Ну, я как пример и привел эту экскурсию!
— Какое отношение Самойлов имеет к делу Печенкина? — осведомился Хоттабыч.
— Он вел оперативное сопровождение...
— Ты его давно знаещь? — спросил Рыбаков.
— Лет пять...
— Это он попросил тебя дать показания?
— Да, — еле слышно произнес бизнесмен.
— А зачем?
— Не знаю...
— Так уж и не знаешь! — Садист пнул Лизунца под ребра.
— Один раз он по пьяни говорил, что Печенкин клад нашел...
— Какой клад? — встрял Тулип.
— Не знаю... — Лизунец всхлипнул.
— Дело на Печенкина поэтому завели? — уточнил Денис. — Чтобы кладом поживиться?
— Наверное... Я точно не знаю.
«А он разбился, — Рыбаков крепко задумался. — И мусора остались без живого свидетеля, которого можно запинать и выбить место хранения ценностей... Но при чем тут заложники и тома дела? Если Самойлов работал со следаками, доступ к материалам у него был... Там были три карты Ленобласти. Но без каких-либо пометок. Такие карты можно купить где угодно. Да и Самойлов успел бы сделать ксерокопии, если бы они были ему нужны... Или не успел? Вернее, сначала не знал, что именно ему нужно, а потом карты подшили к делу и он не смог до них добраться? Объяснение дохленькое... Если у него есть данные о местонахождении мифического клада, то проще пойти в магазин и выбрать аналогичные карты, а не городить историю с захватом автобуса и прочей лабудой. Но вот вопрос — а простые ли это карты? На первый взгляд — да. По крайней мере я ничего особенного в них не заметил. Карты как карты, углы вот только неровно обрезаны... Части головоломки? Но зачем это было Носорогу?.. Черт, как все запутано!..»
— Адрес Самойлова у тебя есть?
— Нет, только номер трубы... Да, он еще про какие-то двойные знаки говорил!
— Где?
— Я не знаю, — разнылся Лизунец. — Честно, не знаю! Клад и двойные знаки! Потом, когда протрезвел, он меня предупредил, что я ничего не слышал! Я думал, что это треп пьяный!
— Кто-нибудь знает антоним к слову «эврика»? — устало сказал Денис. — У меня уже башню клинит. Если так дальше пойдет, впору экстрасенса приглашать.
— В деле, блин, есть какой-то знак, — уверено заявил Садист. — И этот пидор Самойлов за ним охотится...
— Я видел дело, — Рыбаков погрустнел. — Нет там ничего...
— Короче, надо обратно ехать, — решил Хоттабыч и ткнул в Лизунца. — Этого мои пацаны заберут. Посидит в подвале, пока все не кончится...
— Поехали, — согласился Денис. — Единственное, что мне понятно, так это наличие какой-то связи между делом Носорога, неким экс-мусором Самойловым и террористами. Но чем это может помочь нам, не имею никакого представления. Бред полнейший...
* * *
Салмаксов вжикнул «молнией» на рюкзаке и передал Дудкину три полиэтиленовых пакета с пшеном. Тот вспорол ножом один из пакетов, выставил руку в открытую дверь и высыпал килограмм желтых крупинок возле правого переднего колеса автобуса. Две нетронутые упаковки легли на сиденье водителя.
— Теперь ждем, — Цуцуряк поднес к глазам бинокль и уставился на здание аэровокзала.
* * *
В кабинет Огурцова, где засели Колбаскин и Биндюжко, мелкой рысью влетел помощник начальника ГУВД.
— Привезли, товарищ генерал!
— Что привезли? — Витольд Арнольдович оторвался от чтения доклада руководителя Службы Собственной Безопасности.
Сей многостраничный документ, предназначенный исключительно для глаз Колбаскина, вызвал бы шок в обществе, если бы попал в руки журналистов. В отчете перечислялись почти все прегрешения сотрудников питерской милиции, совершенные ими за двухтысячный год, и давался прогноз роста числа преступлений. Как явствовало из доклада, ситуация в среде правоохранителей, занятых преимущественно сбором дани с уличных торговцев и «крышеванием» наркоторговцев, накалилась до предела и недалек был тот счастливый миг, когда конфликтующие друг с другом начальники РУВД прикажут своим подчиненным решить вопрос о спорных территориях с помощью стрелкового оружия и одуревшие от легких денег патрульные наконец оставят в покое обычных граждан.
Руководитель ССБ, следуя новой моде на научное обоснование любой мало-мальски важной бумажки, на первой же странице доклада привел выдержку из диссертации некоего доцента Комиссарчика, посвященной таинственному «глубокому техногену» и каким-то «неформальным империям». Из вводной фразы начальник питерского ГУВД с удивлением узнал, что сотрудники милиции, как и остальное население Земли, принадлежат к «классу млекопитающих, отряду приматов, подотряду обезьян, группе узконосых, надсемейству человекообразных приматов и семейству гоминид» и являются «слепой ветвью эволюции». Затем Комиссарчик сослался на кандидата исторических наук Столпера-Дворникова, открывшего новую общественную формацию под названием «местечковый феодализм», и быстро сделал вывод о том, что все милицейские начальники должны чувствовать себя новорусскими латифундистами.
Псевдонаучная цитата была заверена проректором санкт-петербургского университета мадам Ворожейкиной, по которой давно плакала камера следственного изолятора и которую спасали от близкого знакомства с тамошними лесбиянками лишь тесные связи с высокопоставленными ворюгами из Москвы. Людмила Ворожейкина держала нос по ветру, вовремя разгромила «окопавшихся» на историческом факультете «коммуно-фашистов» во главе с патриотично настроенным деканом, надела профессорскую мантию на посетившего альма-матер новоизбранного Президента, подписала десяток подметных писем «демократической общественности» с требованием закрыть все критикующие власть газеты и телепрограммы, превратила комплекс студенческих общежитий в высокодоходный публичный дом и не забывала засылать долю малую своим покровителям в Кремль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77