Из вольера громко матерящегося Клюгенштейна извлекала специальная бригада спасателей, призванная оградить занесенных в Красную книгу животных от полного истребления.
А чучело разорванного почти пополам полярного великана установили возле входа в зоопарк...
Секретарь Поросючиц быстро зачитала постановление судьи Коган о назначении заседания по рассмотрению жалобы гражданина Клюгенштейна на произвол следователей и его ходатайства об изменении меры пресечения с содержания под стражей на подписку о невыезде, села на свое место и взяла ручку.
Зинаида Валерьяновна уставилась на Панаренко.
— Излагайте вашу позицию.
Ирина Львовна с достоинством приподнялась, взяла в руку лист бумаги и прочистила горло. Сидящий позади нее Ди-Ди Севен быстро сунул руку в пакет, извлек продолговатый темный предмет и положил его на освободившееся сиденье стула грозной следовательши.
Панаренко начала издалека, с характеристики на подсудимого, полученной ею от участкового, обслуживавшего дом, где был прописан Аркадий.
Не очень умный старший лейтенант творчески подошел к заданию и составил бумагу, в которой основной упор делался на «склонность гражданина Клюгенштейна к употреблению жидких лакокрасочных изделий» и на его тягу к хулиганским поступкам, выразившуюся в том, что он в январе двухтысячного года, в жуткий гололед «намеренно разлил тормозную жидкость перед крыльцом здания местной администрации».
— Также довожу до вашего сведения, — Панаренко дошла до последней строчки характеристики, — что, по оперативным данным, в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году указанное лицо, работавшее грузчиком на конфетной фабрике, было лишено квартальной премии за низкий уровень культуры при очистке канализационного стока указанной фабрики. Число, подпись, — Ирина Львовна победно взглянула на адвоката.
— Это все, конечно, весьма интересно, — протянула Коган. — Но какое отношение данная характеристика имеет к сегодняшнему дню?
— Клюгенштейн — преступник! — выкрикнула Панаренко.
— Протестую! — Сулик Волосатый поднял руку. — Следователь оскорбляет моего подзащитного.
— Принимаю, — кивнула Зинаида Валерьяновна. — Переходите к сути дела.
— Хорошо, — злобно буркнула Ирина Львовна и схватила очередной листок. — Вот рапорт патрульных, на которых напал этот гражданин. Пожалуйста... «Избил младшего сержанта Маковского...», «Отобрал оружие у рядового Ханкина...», «Нецензурно выражался...», «Ударил ногой сержанта Конопелько в область крепления к телу полового органа так сильно, что с последнего слетела шапка...». Разве этого не достаточно?
По залу пронесся легкий шум. Ортопед выпучил глаза и повернулся к Денису.
— Это не я, — быстро сказал Рыбаков. — Они сами так написали. А я решил ничего не менять.
— Замечательно, — Коган спрятала улыбку. — Только вот в материалах дела я этого рапорта не обнаружила.
— Мы забыли его приобщить, — сонный Нефедко поднял голову.
— Попрошу исключить данный рапорт из круга рассматриваемых документов, — Волосатый обличительно ткнул перстом в сторону Панаренко.
— Принимается, — согласилась Зинаида Валерьяновна.
— Это произвол! — взвизгнул Нефедко.
— Я делаю вам первое предупреждение, — Коган мрачно посмотрела на съежившегося следователя прокуратуры. — Еще одна такая заявка на успех, и я прикажу вас вывести. — Судья зашелестела страницами уголовного дела.
Панаренко наклонилась к Ковальских-Дюжей и что-то прошептала. Та поджала губы и бочком выбралась из зала.
— Черт! — Рыбаков проводил следовательшу взглядом.
— Что такое? — обеспокоился Ортопед.
— Так, — Денис толкнул локтем Садиста и приподнялся. — Пропусти меня...
Опасения наблюдательного Рыбакова оправдались. Когда он выбрался из зала, Ковальских-Дюжая уже выписывала санкцию на задержание Клюгенштейна «по вновь открывшимся обстоятельствам» и инструктировала двоих рубоповцев.
«Так я и знал, — подумал Денис, медленно проходя по коридору якобы в поисках нужной двери и прислушиваясь к словам следовательши. — Перестраховались... Что ж делать-то?! Сейчас позовут СОБР, благо он рядом сидит, и кранты...»
Окрыленные выписанным постановлением и возможностью помахать кулаками рубоповцы побежали на выход. Надежда Борисовна с гордой ухмылкой вернулась в зал. Рыбаков огляделся. На лестничной площадке бурчал и извивался толстый шланг, откачивавший фекалии из туалета на третьем этаже.
Денису пришла в голову прогрессивная мысль.
Он рванул дверь ближайшего кабинета и просунул голову внутрь. Никого. На столе, как и во всех кабинетах официальных учреждений, торчал письменный прибор. Рыбаков схватил ножницы и пулей выскочил в коридор.
Грохнула дверь с улицы, и тамбур первого этажа заполнили автоматчики в бронежилетах, возглавляемые рубоповцем с постановлением Ковальских-Дюжей в руке.
— Ждем! — громко сказал руководитель группы захвата.
Собровцы немного расслабились.
Денис перекинул шланг в проем лестницы и вонзил в резину острые лезвия, вспарывая оболочку как можно глубже. Сквозь разрез хлынула бурая жижа и спустя две секунды на столпившихся в маленьком тамбуре милиционеров обрушился вонючий поток.
Рыбаков отскочил назад. Струя фекальных вод забрызгала шлемы, ударила в стену и окатила собравшихся. От вопля, раздавшегося одновременно из десятка глоток, заложило уши. Промокшие и липкие от судейского дерьма собровцы ринулись на выход. Последним на улицу вылетел офицер, сжимавший в кулаке то, что осталось от постановления. Поручение Ковальских-Дюжей было забыто.
Остро пахнущие стражи порядка бросились к своему микроавтобусу, откуда через секунду выпал зажимающий нос водитель. Один из собровцев занял его место, взревел мощный двигатель и машина, перескочив через трамвайные пути, унеслась в направлении улицы Чайковского.
Денис вымыл руки, послушал горестные стенания ассенизаторов, мечущихся по обгаженной лестнице, и вернулся в зал заседаний, где Панаренко пыталась убедить судью в том, что место гражданина Клюгенштейна — только за решеткой, а на свободе он будет представлять немыслимую опасность для окружающих.
— Нормалек? — поинтересовался Горыныч.
— Потом расскажу, — пробормотал Рыбаков и стал прислушиваться к перебранке, внезапно возникшей между Нефедко и Поросючиц.
Работник прокуратуры гуняво требовал внести в протокол свои возражения против нахождения в зале «посторонних», секретарь вяло отбрехивалась и косилась на Коган.
Зинаиде Валерьяновне скоро надоели глупые сентенции Нефедко, и она приказала ему заткнуться.
Моисей Филимонович обиженно умолк.
— Итак, — Коган хлопнула ладонью по судейскому столу, — все аргументы обвинения я выслушала. Скажу одно — более бездарного оформления бумаг я не видела. Это не уголовное дело, а демонстрация абсолютной беспомощности всей следственной бригады и попыток подделки процессуальных документов.
— Как так? — Панаренко откинула голову назад.
— А так, — торжествующе отреагировала судья и раскрыла один из томов. — Подписи большинства свидетелей на основных протоколах имеют явные следы подчисток... Даты следственных действий не совпадают с датами на сопроводительных документах... Многочисленные исправления показаний свидетелей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77