Экономист, как и большинство его товарищей по партии, оказался редкой сволочью, спелся со «светло-синим» демократом Русланом Пеньковым и даже попытался создать собственную партию, собрав под свое крыло отколовшиеся от других псевдолиберальных организаций фракции и группы неприкаянных монетаристов. Но погорел на нецелевом использовании спонсорских денег, истраченных на поездку в Израиль для лечения импотенции.
Главным виновником своего провала экономист-«реформатор» почему-то назвал именно Потехина, заодно инкриминировав вице-губернатору бытовой антисемитизм. Поводом к тому послужил глупый стишок, обнаруженный апологетом «фруктового» движения на стене подъезда, где проживала его матушка:
Хороша страна моя Израиль,
Много в ней пархатых человек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышат члены РЕК.
Фотоснимки граффити с антисемитским содержанием обошли почти все демократические газеты, однако ярлык «жидоборца» к Потехину так и не прилип. Слишком уж абсурдным было обвинение вице-губернатора Санкт-Петербурга в том, что он темными ночами шляется по подъездам с пульверизатором в руке и горящими национал-патриотическим огнем глазами.
— Черные религии я не уважаю, — Денис покрутил в пальцах пульт дистанционного управления магнитолы. — Но что мешает нашему другу Кабанычу отрядить на борьбу с сатанистами пару-тройку ребят поотмороженнее?
— Не все просто, — значительно сказал Садист.
— А именно?
— Они, блин, не сами по себе... Кроме кучки дегенератов-малолеток, есть еще и барыга.
— Сатанизм с коммерческим уклоном? — удивился Рыбаков.
— Ага. Весь сыр-бор с попиком начался из-за того, что барыге нужен склад.
— Какой склад?
— Там рядом с кладбищем три ангара. Ничьи. Формально, блин, они находятся на территории погоста, — объяснил Садист. — И пока там действует церковь, склады нельзя приватизировать... К тому же в одном из ангаров Кабаныч держит свое барахло.
— Что за барахло?
— Катер, удочки, трал. — Олег крутанул руль. — Динамиту немного...
— И «левые» стволы, — утвердительно закончил Денис.
— Наверное. — Садист зевнул. — Я не интересовался... Ну, вот, барыга сговорился с сатанистами, чтоб те выжили попика с кладбища. Типа, после этого ему в местной администрации бумаги подмахнут. Подробнее сам Кабаныч расскажет...
Внедорожник остановился на бетонной подъездной дорожке. Водитель высунулся из окна, ткнул пальцем кнопку переговорного устройства, висящего возле ворот, и вступил в перепалку со слугой-филиппинцем, которого Кабаныч привез из своего последнего вояжа в Юго-Восточную Азию. Филиппинец говорил по-русски с жутким акцентом и почти ничего не понимал, так что любой диалог с узкоглазым сыном далеких островов занимал минимум пять минут.
«Почти бизнесмен» Николаев был в курсе проблем, возникающих у всех, кому выпадало счастье общаться со слугой, но филиппинца не выгонял и не отправлял на родину. Дело было в том, что маленького азиата пьяный вусмерть Кабаныч отбил у полицейского наряда, тащившего задержанного в участок, тайно пронес в ручной клади на борт авиалайнера и таким образом превратил в нелегального иммигранта. По причине скудного словарного запаса у филиппинца невозможно было даже выяснить, за что его пытались арестовать, кто он такой и есть ли у него родственники. Единственное, в чем Кабаныч был более-менее уверен, так это в том, что узкоглазого зовут Ху и что ему примерно двадцать лет.
Рыбаков заскучал, обнаружил в пределах досягаемости вывешенную на воротах фанерную табличку со словами «Осторожно! Злая собака!», взял из «бардачка» черный маркер, приписал «и беспринципная», удовлетворенно щелкнул пальцами и стал ждать, когда же Садист втолкует филиппинцу, что к хозяину дома явились гости, а не проверяющие из налоговой полиции.
* * *
Очередной наезд на несчастного Нефедко следователь Панаренко совершила при поддержке младшего советника юстиции Ковальских-Дюжей.
Сначала Ирина Львовна долго гундосила о необходимости задержания племянника Саши-Носорога, получившего в собственность квартиру гражданина Печенкина, потом перешла к более общим проблемам.
— Я вообще не пойму, зачем рассматривать в суде вопрос о мере пресечения этому ужасному Клюгенштейну! — Панаренко шумно высморкалась в красно-синий клетчатый носовой платок. — Все и так ясно! Клюгенштейн — преступник и должен сидеть в тюрьме.
Надежда Борисовна Ковальских-Дюжая согласно покивала маленькой, чуть сплюснутой с боков головой.
— Кто такой этот Клюгенштейн? — не сообразил Нефедко, потерявший нить разговора еще полчаса назад.
— Подельник Печенкина, — разнылась Панаренко. — Вы должны помнить, из показаний Пылкина...
— Ах да! — Моисей Филимонович сделал вид, что вспомнил, хотя фамилия Клюгенштейн у него ни с чем не ассоциировалась.
— Надо отменить суд, — встряла Ковальских-Дюжая, с интересом разглядывая украшенное старыми и свежими фингалами лицо Нефедко.
— Не получится, — буркнула Ирина Львовна. — Заседание уж назначено. На четырнадцатое число...
Нефедко решил-таки принять участие в беседе, посмотрел на календарь и удивился.
— Но четырнадцатое — воскресенье!
— Тогда — на пятнадцатое! — зло выдохнула Панаренко. — Буду я еще все помнить.
— А кто представляет обвинение? — осторожно поинтересовался Моисей.
— Вы...
— Я?!
— Конечно. Вы ж старший следственной бригады, — Ирина Львовна нахмурилась. — Я и так много что сделала. Собрала доказательства, дело пока спрятала...
— Зачем? — не понял Нефедко.
— Так надо! — отрезала следователь и грозно посмотрела на ежившегося Моисея.
— А в деле есть материалы по квартире? — спросила Ковальских-Дюжая.
— Есть, есть, — отмахнулась Панаренко. — Потом посмотришь... Сейчас другое главное — Клюгенштейн.
Моисей вновь услыхал ничего не говорящую ему фамилию, но промолчал, не желая демонстрировать собственную некомпетентность.
Более, чем все уголовные дела на свете, его интересовал возрос с поиском необходимой для ремонта залитой нижней квартиры суммы. Для этого он даже позаимствовал три тысячи долларов из вешдоков, напрочь забыв о том, что те прилагались к пухлым томам обвинения в изготовлении фальшивых денег. Нефедко радостно бросился менять на рубли пачку «вечнозеленых», однако в первом же отделении Сбербанка кассирша вызвала наряд милиции и следователя препроводили в отделение. Там он долго тряс удостоверением и настаивал на том, что решил провести следственный эксперимент по «выявлению каналов сбыта» фальшивых долларов. Уставшие от криков Нефедко милиционеры согласились с этим диким объяснением и вернули поддельную валюту.
Спустя час с неугомонным сотрудником прокуратуры разбирались уже в соседнем РУВД, куда его привезли из другого обменного пункта.
За двенадцать часов Нефедко успел обойти четыре банка и побывать в четырех отделах милиции. В результате «доллары» все же были обменены, но не так, как рассчитывал следователь. Переутомившийся Моисей нарвался на кучковавшихся у пятого обменного пункта кидал-азербайджанцев, вручил им в темном углу всю пачку негодной валюты и получил взамен толстую пачку нарезанной газетной бумаги, стыдливо прикрытой с обеих сторон двумя сторублевками. Чуть позже, когда до горячих горцев дошло, что на этот раз «обули» именно их, Нефедко был настигнут, огреб в рыло и лишился даже невскрытой «куклы», так и не узнав, что же находилось под целлофаном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77