– Матушка у меня померла, Алёша, – вздохнул Скобелев. – Хотел помянуть, а Анджей говорит: нельзя, мол, пока земле не предана.
– Слышал о кончине Ольги Николаевны, слышал. Примите мои…
– Все чохом и приму, – Михаил Дмитриевич ещё раз вздохнул. – И батюшка Богу душу отдал, и Макгахан, и князь Насекин с тоски пулю в голову себе пустил. Редеет круг друзей, Алёша, редеет. Млынова еле-еле из текинского плена спасти удалось. Ухо ему там отрезали, пытали. Пришлось на Кавказ лечиться отправить.
Круковский быстро накрыл на стол и удалился, пожелав приятного аппетита. После первой же рюмки Куропаткин столь яростно навалился на еду, что Михаил Дмитриевич улыбнулся:
– Тяжёлый был переход?
– Трудный. Я верблюдов сознательно не взял: медлительны уж очень. Рассчитал путь от колодца до колодца – получилось, что на двух отрезках придётся сделать не менее пятидесяти вёрст в сутки. Приказал заранее сварить мясо, выдать сухим пайком из расчёта одного привала в самую жару. Только так и удалось пройти восемьсот вёрст за восемнадцать дней и практически без потерь.
– Рискованно, полковник.
– К штурму опоздать боялся, – улыбнулся Алексей Николаевич. – А приехав, с удивлением узнал, что штурм-то у вас – ползучий.
– Ползучий, – вздохнув, согласился Скобелев.
– Ну, объясните мне, почему вы не перекрыли хотя бы пути к основным колодцам?
– Кажется, навоевался я вдосталь, Алексей Николаевич. У текинцев в крепости – женщины, дети, старики. За Тыкма-сердаром, к примеру, свыше трех тысяч кибиток последовало, голодали, девочек собственных в гаремы продавали: Млынов мне рассказывал. Как же звали её?.. Кенжегюль, вспомнил!
– Тыкма-сердар – искатель счастья, корсар пустыни. Такому доверять можно только с хорошей оглядкой.
– Сердар Млынова моего спас, – строго сказал Скобелев. – И мне сообщил о Геок-Тепе весьма любопытные сведения, я тебе об этом непременно расскажу. Ну, а если в целом… Как бы тебе сказать? Текинцы ведь свою землю защищают, свои кочевья, свои семьи, скот, уклад жизни.
– Ну, а если снова поднимутся свой уклад защищать?
– Вряд ли, – усмехнулся Михаил Дмитриевич. – Если бы ты видел, с каким детским любопытством они за строительством железной дороги наблюдают, ты бы яснее понял, о чем я говорю. Паровоз в этих местах мне куда мощнее любой артиллерии показался. Он цивилизацию им привезёт, товары, гарантию, что детишек во время очередной бескормицы продавать не придётся. И, представь себе, они это как-то по-своему понимают.
– Понимать, может быть, и понимают, но Геок-Тепе без боя тем не менее не сдадут, Михаил Дмитриевич.
– Не сдадут, – согласился Скобелев. – Тут без штурма не обойдёшься, и ты подоспел своевременно, Алексей Николаевич. Основа их обороны – насыпной форт Денгиль-Тепе. Он господствует над местностью, взять его необходимо, и брать будешь ты.
– Польщён доверием, Михаил Дмитриевич.
– Млынов говорил, что стена южного фаса в больших трещинах. Видимо, и строили второпях, и время года выбрали не очень удачно. Там сосредоточена вся их артиллерия – пушки три, от силы четыре. Постарайся засечь их и расстрелять амбразуры ещё до штурма. Я тебе ради этого лучшую свою батарею отдам.
– Постараюсь. Время штурма наметили? Хотя бы ориентировочно?
– Время штурма теперь техника определяет, – улыбнулся Скобелев. – Как только путейцы регулярные составы на Бами пустят, так и начнём часы считать.
5
Уже на следующий день полковник Куропаткин, так и не успев толком отдохнуть после восьмисотверстного броска через безводные степи, получил приказание принять под своё командование правый фланг русских войск, осадивших Геок-Тепе. Войска умело зарылись в землю, но расположение их Алексею Николаевичу не понравилось: они стояли в низине, холм Денгиль-Тепе господствовал над всем их расположением, и вопрос о секторах обстрелов его орудий оказался весьма существенным. Куропаткин вместе с командиром приданной батареи и толковым топографом четыре дня гарцевал в непосредственной близости от крепости, пока дождался первых обстрелов. Обстрелы не принесли никаких потерь, но велись лишь из двух орудий, амбразуры и сектора которых опытные офицеры и засекли и занесли на артиллерийские карточки.
– Разворотишь их в первую очередь, – сказал полковник командиру батареи.
– Разворотить – не вопрос, господин полковник. Вопрос, куда нацелены остальные два орудия.
– Прикажу казакам повертеться, а ты – поглядывай.
На том и закончился тогда разговор, а спустя трое суток к Алексею Николаевичу доставили перебежчика.
– Требовал, чтобы к самому что ни на есть большому начальнику его доставить, – доложил сопровождавший перебежчика немолодой казак.
– По-русски настаивал?
– По-нашему. Понимает.
– Выйди.
Дождался, когда казак вышел, спросил перебежчика:
– Что ты хотел мне сказать?
Вместо ответа туркмен полез в складки порядком потрёпанного халата, достал лоскут ярко-малинового цвета и молча протянул его полковнику.
– Проверяешь? – усмехнулся Куропаткин. – Знаю, кто ходит в этом замечательном халате. Ты – джигит Тыкма-сердара?
Перебежчик молча кивнул головой.
– Что он велел мне передать?
– Тыкма-сердар получил приказ атаковать ваши позиции во вторую ночь новолуния.
– В конном строю?
– Без ружей. Поэтому он просит стрелять залпами в воздух. Он прекратит налёт после второго залпа, не доскакав до окопов.
– Это – серьёзное решение, джигит. Я должен согласовать его с моим начальником.
Джигит пожал плечами:
– Поэтому я здесь. До новолуния ещё четыре дня.
– Тебя отведут в отдельное помещение. Ты получишь хорошую еду, вдосталь зеленого чая, но часовой не пустит тебя дальше порога.
Туркмен молча поклонился.
Определив перебежчика под почётный арест, Куропаткин сам помчался к Скобелеву. Он не верил Тыкма-сердару ещё со времён взятия Коканда, но последнее слово принадлежало Михаилу Дмитриевичу.
– Что думает начальник штаба? – спросил Скобелев.
– За первой траншеей отрыта вторая, – сказал, основательно подумав, Гродеков. – Она полного профиля, солдатских голов никто не увидит. Тем более в новолуние. Вторая траншея и будет стрелять в воздух, а первая встретит их залпом в упор, если сердар вздумает пошутить с нами.
– Так и сделаем. – Михаил Дмитриевич помолчал, усмехнулся. – Я почему-то верю сердару, но вы, Николай Иванович, правы. Предусмотрительность не помешает.
К запланированной предусмотрительности прибегать не пришлось, поскольку Тыкма-сердар повернул вспять после оговорённых двух залпов в воздух. Но война есть война, и случай на ней не такой уж редкий гость. Задумав попугать русских лобовой атакой, Коджар-Топас-хан решил ею не ограничиваться и, не поставив в известность Тыкма-сердара, бросил в обход правого фланга русских войск две тысячи собственных джигитов одновременно с налётом сердара. Вынеслись они из крепости в чёрной мгле южной безлунной ночи через северные ворота, топот и дикие крики атакующих туркмен заглушили все шумы их собственного налёта на позиции, где их никто не ждал, и результатом Топас-хан мог быть вполне доволен. Его конники смяли весь правый фланг и не ожидавших ничего подобного солдат из батальона Апшеронского полка, убили троих, ранили ещё нескольких оплошавших и, что самое обидное, захватили знамя батальона и пушку у растерявшихся артиллеристов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98