Тыкма-сердар – единственный, кто может помочь Млынову. Если он ещё жив.
В том, что Тыкма-сердар не имеет никакого отношения к исчезновению бывшего адъютанта, Михаил Дмитриевич уже не сомневался. Наиболее вероятной оставалась версия, выдвинутая Барановым, – о том, что Млынова убили и закопали где-то под Красноводском, но это выглядело чересчур уж по-европейски, и Скобелев решительно не желал её принимать. Он упорно продолжал верить, что друг его ещё жив, где-то зачем-то спрятан, и в этом случае разыскать хотя бы следы капитана мог только сердар.
Однако при этом он предполагал, что его встреча с Тыкма-сердаром пройдёт точно так же, как и встреча сердара с Млыновым, о которой подробно капитан рассказал при первой же их встрече. Допустимо ли было ему, генерал-адъютанту Государя и командующему Закаспийской группой войск, ехать одному в сопровождении двух джигитов неизвестно куда? При таком повороте событий все козыри оказывались в руках сердара. В самом деле, зачем Тыкме было рисковать, хитрить и изворачиваться, если он получал возможность тихо и спокойно задержать генерала, спрятать в укромном месте и получить за него от Коджар-Топас-хана и деньги, и уважение, и свободу для своего племени, если племя вообще его интересовало? Он сам, по собственной воле отдавался во власть кондотьера, для которого не существовало ни чести, ни совести, ни каких бы то ни было моральных обязательств.
Все так, все так, но только на второй чаше весов лежала судьба Млынова, не прояснить которую со слабой надеждой спасти жизнь одному из самых преданных лично ему друзей Скобелев не мог. Это было бы предательством, чёрный крест которого перечеркнул бы не только все гордое прошлое его, но и все будущее, весь остаток жизни, отпущенный Михаилу Дмитриевичу. В конце концов ради ясности в судьбе Млынова Скобелев сам сдал карты для игры втёмную: настала пора играть без права проигрыша, только и всего. «Нет уж, батюшка, я всегда застрелиться успею…» – так, кажется, сказал он после свидания с пленённым Османом-пашой?
Вспомнив собственные напыщенные слова, Скобелев усмехнулся и положил в нагрудный карман кителя браунинг калибра шесть и три, прозванный офицерами дамским. Он был уверен, что старик появится если не к вечеру, то уж утром наверняка.
Старик и впрямь утром объявился на базаре, о чем Баранов тут же и доложил Михаилу Дмитриевичу.
– Покрутись с ним рядом, – сказал Скобелев. – И учти, я поеду на его условиях.
– Не слишком ли…
– Не слишком. Ступай, Баранов, только первым к старику не подходи.
Все проходило по отработанной с Млыновым схеме, и Михаил Дмитриевич чуточку погордился собственной прозорливостью. Свидание назначалось в полночь, стариковский шёпот потребовал проехать через базарную площадь и ждать. Скобелев пересёк площадь, и к нему тут же приблизились два молчаливых джигита.
Через степь гнали карьером в абсолютной тишине, только у Михаила Дмитриевича иногда позвякивала сабля, стукаясь о стремя. Придерживать её было неудобно, потому что мешал плащ, который он надел по настоятельной просьбе Баранова. Под плащом скрывался повседневный белый китель, перекрещённый ремнями со штатным оружием: револьвером и шашкой. Правда, шашка была не совсем штатной, а – боевой при всей своей внешней простоте: Скобелев всегда брал её в дела опасные, поскольку свято верил в приметы. Такой же приметой служил и орден Святого Георгия на шее, без которого когда-то Михаил Дмитриевич не рискнул переплывать Дунай. Но это был единственный знак его высокого отличия, потому что погоны с кителя он приказал снять, руководствуясь старой азиатской пословицей: «Если идёшь с хромым, то поджимай ногу, чтобы хромота спутника не так бросалась в глаза». А рассказ Млынова об унизительной бедности Тыкма-сердара он хорошо запомнил, поскольку именно она представлялась ему основной пружиной всей прорусской ориентации одного из самых бесшабашных кондотьеров Туркестана. «Главное, не замечать его одежды, – думал он. – Азиаты следят за каждым взглядом, а Тыкма болезненно обидчив…»
Однако сердар встретил его в роскошном халате из ярко-малинового луи-вельветина, что дало возможность Михаилу Дмитриевичу ещё раз возгордиться собственной предусмотрительностью. Встретил стоя, шагнул навстречу и протянул обе руки для пожатия.
– Я безмерно счастлив, что столь великий человек нашёл в своей многотрудной жизни минуту для встречи с ничтожным предводителем ничтожной горстки джигитов, заблудившихся в пустыне.
– Рад видеть тебя в добром здравии, Тыкма-сердар, – вежливо сказал Скобелев. – Я привёз тебе тючок зеленого чая. Он приторочен к седлу, вели принести его.
– Благодарю, генерал. – Тыкма отдал короткое распоряжение, жестом пригласил сесть к костру. – Ради такой знаменательной встречи я раздобыл бурдюк кумыса. Ты позволишь поднять чашу за твоё драгоценное здоровье?
Они уселись, выпили кумыс и начали степенно и неторопливо расспрашивать друг друга о здоровье, скоте и видах на будущее, как того требовал обычай. Беседовали, пока готовили дастархан и заваривали чай. Но как только посторонние удалились, оба неожиданно примолкли, размышляя, как удобнее перейти к тому, ради чего они встретились друг с другом посреди ночи и степи.
– Я не угонял твоих верблюдов, – неожиданно сказал сердар. – Можешь – поверь, не можешь – не верь, но это так. Мне не нужна дешёвая нажива, мне нужно, чтобы ты разгромил текинцев и чтобы я спас собственный народ.
– Я верю тебе, сердар.
– Млынова украли те, кто угонял верблюдов, генерал. Жители голых степей и зыбучих пустынь понимают, что русским не взять Геок-Тепе без верблюжьих караванов. Но мне надо, чтобы ты взял эту крепость как можно скорее, и потому мои люди завтра погонят тебе десять тысяч верблюдов.
– Я не смогу расплатиться с тобою мукой, сердар, – сказал Скобелев. – Мне надо кормить солдат, а каждый пуд груза я вожу через Каспийское море.
– Ты расплатишься тем, что разгромишь текинцев, генерал. – Тыкма уважительно – ровно на один глоток – налил зеленого чаю в пиалу Скобелева. – Понимаю, ты приехал потому, что очень беспокоишься за Млынова, а я очень ценю великую дружбу джигитов. Мои люди ищут твоего друга, но пока мне нечем тебя обрадовать.
– Ты думаешь, он жив?
– Его украли с огромным риском совсем не для того, чтобы где-то убить, – вздохнул сердар. – Однако лучше бы они убили его прямо на базаре, генерал.
– Ты полагаешь… – У Михаила Дмитриевича перехватило дыхание, и фразы он так и не закончил.
– Его пытают. – Тыкма вновь ровно на один глоток наполнил генеральскую пиалу. – Он может вытерпеть пытки?
– Пытки не может вытерпеть никто, – жёстко сказал Скобелев. – И мы с тобой знаем это отлично. Ищи, сердар. Ты сам понимаешь, чем это грозит.
– Я думаю, что его прячут где-то в Геок-Тепе. Я поручу поиски женщинам: они свободно бродят по всей крепости.
– Хоть Богу, хоть дьяволу…
– Я и говорю: женщинам. В них это сочетается.
Оба помолчали, отхлебнули по глотку чаю. Потом сердар сказал, посчитав, видимо, разговор о Млынове законченным:
– В Геок-Тепе пришёл караван с английским товаром. Тебе следует знать, что прислали англичане, генерал.
– Почему мне следует это знать? – буркнул Скобелев: он весь был в тяжёлых думах о Млынове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
В том, что Тыкма-сердар не имеет никакого отношения к исчезновению бывшего адъютанта, Михаил Дмитриевич уже не сомневался. Наиболее вероятной оставалась версия, выдвинутая Барановым, – о том, что Млынова убили и закопали где-то под Красноводском, но это выглядело чересчур уж по-европейски, и Скобелев решительно не желал её принимать. Он упорно продолжал верить, что друг его ещё жив, где-то зачем-то спрятан, и в этом случае разыскать хотя бы следы капитана мог только сердар.
Однако при этом он предполагал, что его встреча с Тыкма-сердаром пройдёт точно так же, как и встреча сердара с Млыновым, о которой подробно капитан рассказал при первой же их встрече. Допустимо ли было ему, генерал-адъютанту Государя и командующему Закаспийской группой войск, ехать одному в сопровождении двух джигитов неизвестно куда? При таком повороте событий все козыри оказывались в руках сердара. В самом деле, зачем Тыкме было рисковать, хитрить и изворачиваться, если он получал возможность тихо и спокойно задержать генерала, спрятать в укромном месте и получить за него от Коджар-Топас-хана и деньги, и уважение, и свободу для своего племени, если племя вообще его интересовало? Он сам, по собственной воле отдавался во власть кондотьера, для которого не существовало ни чести, ни совести, ни каких бы то ни было моральных обязательств.
Все так, все так, но только на второй чаше весов лежала судьба Млынова, не прояснить которую со слабой надеждой спасти жизнь одному из самых преданных лично ему друзей Скобелев не мог. Это было бы предательством, чёрный крест которого перечеркнул бы не только все гордое прошлое его, но и все будущее, весь остаток жизни, отпущенный Михаилу Дмитриевичу. В конце концов ради ясности в судьбе Млынова Скобелев сам сдал карты для игры втёмную: настала пора играть без права проигрыша, только и всего. «Нет уж, батюшка, я всегда застрелиться успею…» – так, кажется, сказал он после свидания с пленённым Османом-пашой?
Вспомнив собственные напыщенные слова, Скобелев усмехнулся и положил в нагрудный карман кителя браунинг калибра шесть и три, прозванный офицерами дамским. Он был уверен, что старик появится если не к вечеру, то уж утром наверняка.
Старик и впрямь утром объявился на базаре, о чем Баранов тут же и доложил Михаилу Дмитриевичу.
– Покрутись с ним рядом, – сказал Скобелев. – И учти, я поеду на его условиях.
– Не слишком ли…
– Не слишком. Ступай, Баранов, только первым к старику не подходи.
Все проходило по отработанной с Млыновым схеме, и Михаил Дмитриевич чуточку погордился собственной прозорливостью. Свидание назначалось в полночь, стариковский шёпот потребовал проехать через базарную площадь и ждать. Скобелев пересёк площадь, и к нему тут же приблизились два молчаливых джигита.
Через степь гнали карьером в абсолютной тишине, только у Михаила Дмитриевича иногда позвякивала сабля, стукаясь о стремя. Придерживать её было неудобно, потому что мешал плащ, который он надел по настоятельной просьбе Баранова. Под плащом скрывался повседневный белый китель, перекрещённый ремнями со штатным оружием: револьвером и шашкой. Правда, шашка была не совсем штатной, а – боевой при всей своей внешней простоте: Скобелев всегда брал её в дела опасные, поскольку свято верил в приметы. Такой же приметой служил и орден Святого Георгия на шее, без которого когда-то Михаил Дмитриевич не рискнул переплывать Дунай. Но это был единственный знак его высокого отличия, потому что погоны с кителя он приказал снять, руководствуясь старой азиатской пословицей: «Если идёшь с хромым, то поджимай ногу, чтобы хромота спутника не так бросалась в глаза». А рассказ Млынова об унизительной бедности Тыкма-сердара он хорошо запомнил, поскольку именно она представлялась ему основной пружиной всей прорусской ориентации одного из самых бесшабашных кондотьеров Туркестана. «Главное, не замечать его одежды, – думал он. – Азиаты следят за каждым взглядом, а Тыкма болезненно обидчив…»
Однако сердар встретил его в роскошном халате из ярко-малинового луи-вельветина, что дало возможность Михаилу Дмитриевичу ещё раз возгордиться собственной предусмотрительностью. Встретил стоя, шагнул навстречу и протянул обе руки для пожатия.
– Я безмерно счастлив, что столь великий человек нашёл в своей многотрудной жизни минуту для встречи с ничтожным предводителем ничтожной горстки джигитов, заблудившихся в пустыне.
– Рад видеть тебя в добром здравии, Тыкма-сердар, – вежливо сказал Скобелев. – Я привёз тебе тючок зеленого чая. Он приторочен к седлу, вели принести его.
– Благодарю, генерал. – Тыкма отдал короткое распоряжение, жестом пригласил сесть к костру. – Ради такой знаменательной встречи я раздобыл бурдюк кумыса. Ты позволишь поднять чашу за твоё драгоценное здоровье?
Они уселись, выпили кумыс и начали степенно и неторопливо расспрашивать друг друга о здоровье, скоте и видах на будущее, как того требовал обычай. Беседовали, пока готовили дастархан и заваривали чай. Но как только посторонние удалились, оба неожиданно примолкли, размышляя, как удобнее перейти к тому, ради чего они встретились друг с другом посреди ночи и степи.
– Я не угонял твоих верблюдов, – неожиданно сказал сердар. – Можешь – поверь, не можешь – не верь, но это так. Мне не нужна дешёвая нажива, мне нужно, чтобы ты разгромил текинцев и чтобы я спас собственный народ.
– Я верю тебе, сердар.
– Млынова украли те, кто угонял верблюдов, генерал. Жители голых степей и зыбучих пустынь понимают, что русским не взять Геок-Тепе без верблюжьих караванов. Но мне надо, чтобы ты взял эту крепость как можно скорее, и потому мои люди завтра погонят тебе десять тысяч верблюдов.
– Я не смогу расплатиться с тобою мукой, сердар, – сказал Скобелев. – Мне надо кормить солдат, а каждый пуд груза я вожу через Каспийское море.
– Ты расплатишься тем, что разгромишь текинцев, генерал. – Тыкма уважительно – ровно на один глоток – налил зеленого чаю в пиалу Скобелева. – Понимаю, ты приехал потому, что очень беспокоишься за Млынова, а я очень ценю великую дружбу джигитов. Мои люди ищут твоего друга, но пока мне нечем тебя обрадовать.
– Ты думаешь, он жив?
– Его украли с огромным риском совсем не для того, чтобы где-то убить, – вздохнул сердар. – Однако лучше бы они убили его прямо на базаре, генерал.
– Ты полагаешь… – У Михаила Дмитриевича перехватило дыхание, и фразы он так и не закончил.
– Его пытают. – Тыкма вновь ровно на один глоток наполнил генеральскую пиалу. – Он может вытерпеть пытки?
– Пытки не может вытерпеть никто, – жёстко сказал Скобелев. – И мы с тобой знаем это отлично. Ищи, сердар. Ты сам понимаешь, чем это грозит.
– Я думаю, что его прячут где-то в Геок-Тепе. Я поручу поиски женщинам: они свободно бродят по всей крепости.
– Хоть Богу, хоть дьяволу…
– Я и говорю: женщинам. В них это сочетается.
Оба помолчали, отхлебнули по глотку чаю. Потом сердар сказал, посчитав, видимо, разговор о Млынове законченным:
– В Геок-Тепе пришёл караван с английским товаром. Тебе следует знать, что прислали англичане, генерал.
– Почему мне следует это знать? – буркнул Скобелев: он весь был в тяжёлых думах о Млынове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98