Предупреждаю офицеров: если мне станет известно хоть об одном оставленном тут раненом, я предам его командира суду! Полковник Паренсов, полковник Тутолмин, полковник Кухаренко – ко мне! Мы уйдём с поля боя последними.
Генерал спешился, низко опустил голову, продолжая стоять спиной к противнику. В кустах послышался шум, негромкие команды, людской говор. Какой-то казак взял у Скобелева коня, а к генералу подошли его помощники.
– Вот и все, – тяжело вздохнул Скобелев.
– Не стоит отчаиваться, Михаил Дмитриевич, – тихо сказал Паренсов.
– Солдат-то каков, а? Отважный, упорный, инициативный. А мы их – в землю, в землю! Щедра держава наша на солдатскую кровь. У тебя есть водка, Кухаренко?
– Станишники, у кого фляжка не с водой? – Полковник вернулся, протянул генералу. – Местное, красное.
– После этой войны ещё краснее будет. – Скобелев отхлебнул, отдал Тутолмину.
– А турки не стреляют. Глотнёте, Пётр Дмитриевич?
– Не откажусь. – Паренсов пригубил, вернул фляжку Кухаренко. – Пойдём, что ли, Михаил Дмитриевич?
Командиры молча шли позади отступающих частей. Шорох кустов, топот, голоса, звон оружия постепенно удалялись.
За обратным скатом хребта стояли казачьи кони; на них переложили раненых и грузы, и все ускорили шаг.
– Как бы черкесы не нагнали, – сказал Паренсов.
– Осетин поопасутся, – проворчал Кухаренко.
Скобелев хотел что-то сказать, но впереди, в низине послышались голоса, лошадиный храп. А, пройдя поворот, в густых уже сумерках увидел еле тащившуюся батарею.
– Почему отстали?
– Орудие провалилось, спасибо, казаки помогли, – ответил хриплый сорванный голос.
Скобелев узнал командира батареи: на сей раз он был в форме. На лафетах, передках, зарядных ящиках лежали люди.
– Почему раненых казакам не отдали? Тащитесь еле-еле.
– Им уж все равно, – тихо ответил Васильков.
– Убитых вывозишь?
– Убитый – тоже солдат.
– Тоже солдат, – вздохнул генерал. – Веди батарею, мы позади пойдём.
Без помех они добрались до исходного рубежа, откуда в предрассветном тумане уходили в бой. Скобелев сразу же прошёл к себе, написал боевое донесение и памятную записку о представлении к наградам есаула Десаева, подъесаула князя Джагаева, хорунжего Прищепу, нескольких казачьих офицеров и штабс-капитана Василькова. Написав последнюю фамилию, сказал Млынову:
– Узнай, из какой бригады была батарея.
Походил, снова сел и написал личную записку Паренсову: «Пётр Дмитриевич! Спасибо тебе за труды и советы: работать с тобою мне было весьма отрадно. Извини, что лично не попрощался: сил нет, и на душе кошки скребут. При случае скажи барону, что генерал Скобелев заболел и отныне числит себя в резерве…»
Затем наскоро перекусил, приказал приготовить пару для дальней поездки, собрал походные чемоданы и, ни с кем не попрощавшись, глубокой ночью выехал вместе с Млыновым неизвестно куда…
Глава шестая
1
Император Александр II пил утренний кофе с другом детства графом Адлербергом на свежем воздухе. Сообщений о сражении ещё не поступало, но Государь был мрачен, и разговор не вязался. Свита скованно перешёптывалась, и только Адлерберг что-то говорил о дальновидности цесаревича Александра Александровича, командовавшего Рущукским отрядом.
– Его энергия и суровая распорядительность достойны всяческого восхищения, Ваше Величество. Воистину он – державный сын державного отца.
– А Бореньке исполнился бы годок с месяцем, – вдруг вздохнул Александр. – А прожил всего-то сорок два денька. Бог мой, как несправедлива порою бывает судьба, граф.
Боренька Юровский был внебрачным сыном Александра, и Адлерберг тактично замолчал. Он уже ругал себя, что так некстати помянул о талантах цесаревича, ибо из всех его талантов самым заметным было пристрастие к неумеренным возлияниям. На счастье, показался дежурный генерал Шёлков.
– Безуспешно, Ваше Величество.
– Опять? – Александр беспомощно развёл руками. – Каковы подробности?
– Подробностей в депеше не сообщается, Ваше Величество. Для личного доклада сюда выехал Его Высочество главнокомандующий со штабом.
– Ступай. – Александр встал, руками зацепив чашку: Адлерберг едва поймал её на краю стола. – Я хочу обдумать положение. Как только прибудет мой брат или князь Имеретинский, немедля проведите их ко мне. – Он пошёл к дому, но остановился. – Это – роковой день, граф. Тотчас же сообщи в Царское Село Ребиндеру, чтобы он возложил розы на могилку Бореньке.
Загадочность этого первого распоряжения императора после сообщения о разгроме под Плевной может быть объяснена только полной растерянностью, поскольку никакой логики здесь усмотреть было невозможно. Логика появилась, когда прискакал шатающийся от усталости светлейший князь Имеретинский.
Он вошёл без доклада и остался у дверей, чтобы отдышаться. Увидел бледного Криденера, растерянного Непокойчицкого, трясущегося Левицкого и самого Государя, молча сидевшего в кресле у стола. А по кабинету метался главнокомандующий, топоча сапогами и выкрикивая бессвязные фразы:
– Он стар, стар и бездеятелен! Это не начальник штаба, это – развалина. Рамоли! Он подтвердил цифры Криденера, взятые с потолка. Откуда они, откуда, Криденер? Кто ответит? Кто ответит Государю, я спрашиваю? Кто позволил Шаховскому изменить диспозицию? Где он, сказался больным, старая лиса? Он разорвал боевую линию, он повинен в нашей неудаче, он!..
Тут великий князь столкнулся с Имеретинским и замолчал. Потом беспомощно развёл руками.
– Вот, светлейший брат мой. Вот ваши глаза и уши. Он подтвердит мои слова.
– Его Высочество неверно определил результат вчерашнего сражения, – негромко сказал Имеретинский. – Он назвал его неудачей, а это – поражение. Государь. Это – разгром, вследствие которого мы потеряли не менее восьми тысяч человек.
– Всю правду, – вздохнул император. – Все кричат о дурно проведённой подготовке, о каких-то перестроениях, а я хочу знать причины, а не следствия.
– Главная причина в полной бездеятельности барона Криденера, Государь. Командующий штурмом не только не отдал ни одного боевого распоряжения во время штурма, но всячески мешал командирам подчинённых ему отрядов.
– Ваше Величество, позвольте спросить светлейшего князя, – сдавленно сказал Криденер. – Где вы были во время боя, Александр Константинович? Я ни разу не видел вас.
– Простите, Государь, задета моя честь. – Имеретинский неторопливо расстегнул мундир, обнажив левое плечо со свежей повязкой. – Я был в Гривицком редуте, в войсках Вельяминова, которые вы бросили на верную гибель. – Он столь же неторопливо застегнулся на все пуговицы.
– А теперь позвольте спросить вас, генерал. Почему вы прятали от князя Шаховского Коломенский полк? С какой целью вы ввели его в заблуждение, сообщив, что коломенцы идут к нему, а сами тут же отправили этот злосчастный полк затыкать никому не нужную оперативную пустоту? Почему вы не отдали кавалерийской дивизии Лашкарева приказа об атаке, хотя знали, что отряд Скобелева истекает кровью в предместьях Плевны?
– В предместьях? – удивлённо спросил император. – Мы ворвались в предместья?
– Да, Государь. Скобелев пробился к предместьям, опираясь только на собственную отвагу, и Шаховской, сколь мог, помогал ему в этом. И если бы барон Криденер с самого начала не решил, что ему выгоднее проиграть сражение, нежели помочь Скобелеву, я имел бы сегодня высокую честь встречать Ваше Величество в Плевне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Генерал спешился, низко опустил голову, продолжая стоять спиной к противнику. В кустах послышался шум, негромкие команды, людской говор. Какой-то казак взял у Скобелева коня, а к генералу подошли его помощники.
– Вот и все, – тяжело вздохнул Скобелев.
– Не стоит отчаиваться, Михаил Дмитриевич, – тихо сказал Паренсов.
– Солдат-то каков, а? Отважный, упорный, инициативный. А мы их – в землю, в землю! Щедра держава наша на солдатскую кровь. У тебя есть водка, Кухаренко?
– Станишники, у кого фляжка не с водой? – Полковник вернулся, протянул генералу. – Местное, красное.
– После этой войны ещё краснее будет. – Скобелев отхлебнул, отдал Тутолмину.
– А турки не стреляют. Глотнёте, Пётр Дмитриевич?
– Не откажусь. – Паренсов пригубил, вернул фляжку Кухаренко. – Пойдём, что ли, Михаил Дмитриевич?
Командиры молча шли позади отступающих частей. Шорох кустов, топот, голоса, звон оружия постепенно удалялись.
За обратным скатом хребта стояли казачьи кони; на них переложили раненых и грузы, и все ускорили шаг.
– Как бы черкесы не нагнали, – сказал Паренсов.
– Осетин поопасутся, – проворчал Кухаренко.
Скобелев хотел что-то сказать, но впереди, в низине послышались голоса, лошадиный храп. А, пройдя поворот, в густых уже сумерках увидел еле тащившуюся батарею.
– Почему отстали?
– Орудие провалилось, спасибо, казаки помогли, – ответил хриплый сорванный голос.
Скобелев узнал командира батареи: на сей раз он был в форме. На лафетах, передках, зарядных ящиках лежали люди.
– Почему раненых казакам не отдали? Тащитесь еле-еле.
– Им уж все равно, – тихо ответил Васильков.
– Убитых вывозишь?
– Убитый – тоже солдат.
– Тоже солдат, – вздохнул генерал. – Веди батарею, мы позади пойдём.
Без помех они добрались до исходного рубежа, откуда в предрассветном тумане уходили в бой. Скобелев сразу же прошёл к себе, написал боевое донесение и памятную записку о представлении к наградам есаула Десаева, подъесаула князя Джагаева, хорунжего Прищепу, нескольких казачьих офицеров и штабс-капитана Василькова. Написав последнюю фамилию, сказал Млынову:
– Узнай, из какой бригады была батарея.
Походил, снова сел и написал личную записку Паренсову: «Пётр Дмитриевич! Спасибо тебе за труды и советы: работать с тобою мне было весьма отрадно. Извини, что лично не попрощался: сил нет, и на душе кошки скребут. При случае скажи барону, что генерал Скобелев заболел и отныне числит себя в резерве…»
Затем наскоро перекусил, приказал приготовить пару для дальней поездки, собрал походные чемоданы и, ни с кем не попрощавшись, глубокой ночью выехал вместе с Млыновым неизвестно куда…
Глава шестая
1
Император Александр II пил утренний кофе с другом детства графом Адлербергом на свежем воздухе. Сообщений о сражении ещё не поступало, но Государь был мрачен, и разговор не вязался. Свита скованно перешёптывалась, и только Адлерберг что-то говорил о дальновидности цесаревича Александра Александровича, командовавшего Рущукским отрядом.
– Его энергия и суровая распорядительность достойны всяческого восхищения, Ваше Величество. Воистину он – державный сын державного отца.
– А Бореньке исполнился бы годок с месяцем, – вдруг вздохнул Александр. – А прожил всего-то сорок два денька. Бог мой, как несправедлива порою бывает судьба, граф.
Боренька Юровский был внебрачным сыном Александра, и Адлерберг тактично замолчал. Он уже ругал себя, что так некстати помянул о талантах цесаревича, ибо из всех его талантов самым заметным было пристрастие к неумеренным возлияниям. На счастье, показался дежурный генерал Шёлков.
– Безуспешно, Ваше Величество.
– Опять? – Александр беспомощно развёл руками. – Каковы подробности?
– Подробностей в депеше не сообщается, Ваше Величество. Для личного доклада сюда выехал Его Высочество главнокомандующий со штабом.
– Ступай. – Александр встал, руками зацепив чашку: Адлерберг едва поймал её на краю стола. – Я хочу обдумать положение. Как только прибудет мой брат или князь Имеретинский, немедля проведите их ко мне. – Он пошёл к дому, но остановился. – Это – роковой день, граф. Тотчас же сообщи в Царское Село Ребиндеру, чтобы он возложил розы на могилку Бореньке.
Загадочность этого первого распоряжения императора после сообщения о разгроме под Плевной может быть объяснена только полной растерянностью, поскольку никакой логики здесь усмотреть было невозможно. Логика появилась, когда прискакал шатающийся от усталости светлейший князь Имеретинский.
Он вошёл без доклада и остался у дверей, чтобы отдышаться. Увидел бледного Криденера, растерянного Непокойчицкого, трясущегося Левицкого и самого Государя, молча сидевшего в кресле у стола. А по кабинету метался главнокомандующий, топоча сапогами и выкрикивая бессвязные фразы:
– Он стар, стар и бездеятелен! Это не начальник штаба, это – развалина. Рамоли! Он подтвердил цифры Криденера, взятые с потолка. Откуда они, откуда, Криденер? Кто ответит? Кто ответит Государю, я спрашиваю? Кто позволил Шаховскому изменить диспозицию? Где он, сказался больным, старая лиса? Он разорвал боевую линию, он повинен в нашей неудаче, он!..
Тут великий князь столкнулся с Имеретинским и замолчал. Потом беспомощно развёл руками.
– Вот, светлейший брат мой. Вот ваши глаза и уши. Он подтвердит мои слова.
– Его Высочество неверно определил результат вчерашнего сражения, – негромко сказал Имеретинский. – Он назвал его неудачей, а это – поражение. Государь. Это – разгром, вследствие которого мы потеряли не менее восьми тысяч человек.
– Всю правду, – вздохнул император. – Все кричат о дурно проведённой подготовке, о каких-то перестроениях, а я хочу знать причины, а не следствия.
– Главная причина в полной бездеятельности барона Криденера, Государь. Командующий штурмом не только не отдал ни одного боевого распоряжения во время штурма, но всячески мешал командирам подчинённых ему отрядов.
– Ваше Величество, позвольте спросить светлейшего князя, – сдавленно сказал Криденер. – Где вы были во время боя, Александр Константинович? Я ни разу не видел вас.
– Простите, Государь, задета моя честь. – Имеретинский неторопливо расстегнул мундир, обнажив левое плечо со свежей повязкой. – Я был в Гривицком редуте, в войсках Вельяминова, которые вы бросили на верную гибель. – Он столь же неторопливо застегнулся на все пуговицы.
– А теперь позвольте спросить вас, генерал. Почему вы прятали от князя Шаховского Коломенский полк? С какой целью вы ввели его в заблуждение, сообщив, что коломенцы идут к нему, а сами тут же отправили этот злосчастный полк затыкать никому не нужную оперативную пустоту? Почему вы не отдали кавалерийской дивизии Лашкарева приказа об атаке, хотя знали, что отряд Скобелева истекает кровью в предместьях Плевны?
– В предместьях? – удивлённо спросил император. – Мы ворвались в предместья?
– Да, Государь. Скобелев пробился к предместьям, опираясь только на собственную отвагу, и Шаховской, сколь мог, помогал ему в этом. И если бы барон Криденер с самого начала не решил, что ему выгоднее проиграть сражение, нежели помочь Скобелеву, я имел бы сегодня высокую честь встречать Ваше Величество в Плевне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98