- Еще бы, - сказала секретарша. - Это потому что в трех измерениях
привыкли работать, да?
Татарский вопросительно посмотрел на нее.
- Ну, трехмерная графика. С бобками этими...
- А, - сказал Татарский, - вы вот про что. Да, и работать привык, и
жить.
- Вот и скульптура, - сказала секретарша и подтащила Татарского к
новому бумажному листу, где текста было чуть побольше, чем на остальных.
- Это Пикассо. Керамическая фигурка бегущей женщины. Не очень похоже на
Пикассо, вы скажете? Правильно. Но это потому, что посткубистический
период. Тринадцать миллионов долларов почти, можете себе представить?
- А сама статуя где?
- Даже не знаю, - пожала плечами секретарша. - Наверно, на складе
каком-нибудь. А если посмотреть хотите, как выглядит, то вон каталог
лежит на столике.
- А какая разница, где статуя?
Татарский обернулся. Сзади незаметно подошел Азадовский.
- Может, и никакой, - сказал Татарский. - Я, по правде сказать,
первый раз сталкиваюсь с коллекцией такого направления.
- Это самая актуальная тенденция в дизайне, - сказала секретарша. -
Монетаристический минимализм. Родился, кстати, e нас в России.
- Иди погуляй, - сказал ей Азадовский и повернулся к Татарскому: -
Нравится?
- Интересно. Только не очень понятно.
- А я объясню, - сказал Азадовский. - Это гребаное испанское
собрание стоит где-то двести миллионов долларов. И еще тысяч сто на
искусствоведов ушло. Какую картину можно, какая будет не на месте, в
какой последовательности вешать и так далее. Все, что упомянуто в
накладных, куплено. Но если привезти сюда эти картины и статуи, а там
еще гобелены какие-то есть и доспехи, тут пройти будет негде. От одной
пыли задохнешься. И потом... Честно сказать - ну, раз посмотрел на эти
картины, ну два, а потом - чего ты нового увидишь?
- Ничего.
- Именно. Так зачем их у себя-то держать? А Пикассо этот, по-моему,
вообще мудак полный.
- Здесь я не вполне соглашусь, - сглотнув, сказал Татарский. - Или,
точнее, соглашусь, но только начиная с посткубистического периода.
- Я смотрю, ты башковитый, - сказал Азадовский. - А я вот не рублю.
Да и на фига это надо? Через неделю уже французская коллекция будет. Вот
и подумай - в одной разберешься, а через неделю увезут, другую повесят -
опять, что ли, разбираться? Зачем?
Татарский не нашелся, что ответить.
- Вот я и говорю, незачем, - констатировал Азадовский. - Ладно,
пошли. Пора начинать. Мы потом сюда еще вернемся. Шампанского выпить.
Развернувшись, он пошел к зеркальной стене. Татарский последовал за
ним. Дойдя до стены, Азадовский толкнул ее рукой, и вертикальный ряд
зеркальных блоков, бросив на него электрический блик, бесшумно
повернулся вокруг оси. В возникшем проеме стал виден сложенный из грубых
камней коридор.
- Входи, - сказал Азадовский. - Только пригнись, здесь потолок
низкий.
Татарский вошел в коридор, и ему стало еще холодней от сырости.
"Когда же одеться дадут?" - подумал он. Коридор был длинным, но
Татарский не видел, куда он ведет, - было темно. Иногда под ноги попадал
острый камушек, и Татарский морщился от боли. Наконец впереди забрезжил
свет.
Они вышли в небольшую комнату, обшитую вагонкой, которая напомнила
Татарскому раздевалку перед тренажерным залом. Собственно, это и была
раздевалка, о чем свидетельствовали шкафчики у стены и два пиджака,
висевшие на вешалке. Кажется, один из них принадлежал Саше Бло, но
Татарский не был уверен до конца - у того было слишком много разных
пиджаков. Из раздевалки был второй выход - темная деревянная дверь с
золотой табличкой, на которой была выгравирована ломаная линия, похожая
на зубья пилы. Татарский еще со школы помнил, что так выглядит
египетский иероглиф "быстро". Он запомнил его только потому, что с ним
была связана одна смешная история: древние египтяне, как объяснял
учитель, делали все очень медленно, и поэтому короткая зубчатая линия)
означавшая "быстро", становилась в надписях самых великих и
могущественных фараонов очень длинной и даже писалась в несколько строк,
что означало "очень-очень быстро".
Вокруг умывальника висело три похожих на распоряжения неведомой
администрации листа с машинописным текстом и печатями (Татарский,
впрочем, догадался, что это никакие не распоряжения, а, скорей всего,
часть испанского собрания), а одна из стен была занята стеллажом с
маленькими пронумерованными ячейками, в которых лежали бронзовые зеркала
и золотые маски, такие же точно, как у Азадовского в приемной.
- Чего? - сказал Азадовский, расстегивая пиджак. - Спросить что-то
хочешь?
- А что это за бумаги на стенах? - спросил Татарский. - Тоже
испанское собрание?
Вместо ответа Азадовский вынул свой сотовый телефон и нажал
единственную кнопку на клавиатуре. - Алла, - сказал он, - тут к тебе
вопросы.
Он дал телефон Татарскому.
- Слушаю, - сказал в трубке голос Аллы.
- Спроси ее, что у нас в предбаннике, - сказал Азадовский,
стаскивая майку. - А то я забываю все время.
- Здравствуйте, - смущаясь, заговорил Татарский, - это опять
Татарский. Скажите, а вот эта экспозиция в предбаннике, - что это такое?
- Это совершенно уникальные экспонаты, - сказала секретарша. - Об
этом нельзя говорить по мобильной связи.
Татарский зажал трубку рукой.
- Она говорит, это не для телефона.
- Скажи, что я разрешаю.
- Он разрешает, - повторил Татарский.
- Ну хорошо, - вздохнула секретарша. - Номер один. Элементы ворот
Иштар из Вавилона - львы и сирруфы. Официальное место хранения -
Британский музей. Заверены группой независимых экспертов. Номер два.
Львы, барельеф из фигурного кирпича и эмали. Улица Шествий, Вавилон.
Официальное место хранения - Британский музей. Заверены группой
независимых экспертов. Номер три. Эбих-Иль, сановник из Мари.
Официальное место хранения - Лувр...
- Эбих-Иль? - переспросил Татарский и вспомнил, что видел
фотографию этой статуи из Лувра. Ей было несколько тысяч лет, а
изображала она маленького хитрого человечка, выточенного из блестящего
белого камня, - с бородой, в странной пушистой юбке, похожей на
шорты-галифе.
- Вот этого я особенно люблю, - сказал Азадовский, спуская штаны. -
Наверно, просыпался каждое утро и говорил; а эбих иль всех... И поэтому
всю жизнь был одинок. Совсем как я.
Он открыл шкафчик и вынул из него две необычные юбки не то из
перьев, не то из взбитой шерсти. Бросив одну из них Татарскому, он
натянул вторую поверх красных трусов "Calvin Klein", из-за чего
немедленно сделался похож на перекормленного страуса.
- Давай телефон, - сказал он. - Ты чего ждешь-то? Переодевайся.
Потом возьмешь эти железки - и входи. Можешь брать любую пару, только
чтобы намордник по размеру подходил.
Азадовский взял из ячейки маску и зеркало, звякнул ими друг о
друга, поднял маску и поглядел на Татарского сквозь глазные прорези.
Маленькое золотое лицо неземной красоты, словно вынырнувшее из толпы
ряженых на карнавале в Венеции, настолько не соответствовало его
рыжеволосому бочкообразному туловищу, что Татарскому стало страшно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68