..
- Денег наворую, - тихо, как бы по секрету и как бы в шутку,
ответил первый.
- А дальше что?
- Дальше? А дальше у меня есть серьезный и продуманный план...
Он навалился на стол и налил себе водки.
- Не хватает пятисот тысяч, - сказал он. - Вот их и хочу украсть.
- Какой план?
- Никому не скажешь? Слушай...
Он полез во внутренний карман пиджака, долго там шарил и наконец
вынул сложенный вчетверо лист глянцевой бумаги.
- Вот, - сказал он, - тут написано... Королевство Бутан.
Единственная в мире страна, где запрещено телевидение. Понимаешь? Совсем
запрещено. Тут написано, что недалеко от столицы у них есть целая
колония, где живут бывшие телемагнаты. Если ты всю жизнь работал на
телевидении, то самое крутое, что ты можешь сделать, когда уходишь от
дел, - это уехать в Бутан.
- Тебе для этого пятьсот тысяч нужно?
- Нет. Это мне здесь заплатить, чтоб в Бутане потом не искали. Ты
можешь себе представить? Запрещено! Ни одного телевизора, только в
контрразведке! И в посольствах!
Второй взял у него лист, развернул его и стал читать.
- То есть, понимаешь, - не умолкал первый, - если кто-то хранит у
себя телевизор и про это узнают власти, к нему приходит полиция,
понимаешь? Берут этого пидараса и ведут в тюрьму. А может, вообще
расстреливают.
Он произносил слово "пидарас" с тем сабельно-свистящим придыханием,
которое встречается только у латентных гомосексуалистов, лишивших себя
радостей любви во имя превратно понятого общественного договора. Второй
все понимал и не обижался - он разглядывал статью.
- А, - сказал он, - из журнала. Действительно интересно... Кто
написал-то? Где... Какой-то Эдуард Дебирсян...
Чуть не опрокинув стул, Татарский встал и направился в туалет. Его
не удивило такое отношение телевизионщиков к своему труду, хотя степень
духовной извращенности этих людей давала возможность допустить, что
кто-то из них даже любит свою работу. Доконало его другое. У Саши Бло
была особенность - те материалы, которые ему нравились, он подписывал
своим настоящим именем. А больше всего на свете ему нравилось выдавать
продукты своего разыгравшегося воображения за хронику реальных событий -
но он позволял это себе довольно редко.
Раскатав дорожку кокаина прямо на холодной белой щеке сливного
бачка, Татарский, не дробя комков) втянул ее через свернутую сторублевку
(доллары уже кончились), вытащил свою книжечку и записал:
Сама по себе стена, на которой нарисована панорама
несуществующего мира, не меняется. Но за очень большую сумму можно
купить в качестве вида за окном намалеванное солнце, лазурную
бухту и тихий вечер. К сожалению, автором этого фрагмента тоже
будет Эдик - но даже это не важно, потому что само окно, для
которого покупается вид, тоже нарисовано. Тогда, может быть, и
стена нарисована? Но кем и на чем?
Он поднял глаза на стену туалета, словно в надежде увидеть там
ответ. На кафеле красным фломастером были начерчены веселые округлые
буквы короткого слогана:
TRAPPED? MASTURBATE!*
------------
* Попался? Дрочи! (англ.)
Вернувшись в зал, он сел подальше от шоуменов и попытался
последовать народной мудрости - расслабиться и получить удовольствие.
Это, однако, не удалось - как всегда. Отвратительный московский кокаин,
разбодяженный немытыми руками длинной цепи дилеров, оставлял в
носоглотке букет аптечных запахов - от стрептоцида до аспирина - и
рождал в теле тяжелое напряжение и дрожь. Говорили, что порошок, за
грамм которого в Москве берут сто пятьдесят долларов, вообще никакой не
кокаин, а смесь эстонского "спида" с российским фармакологическим
ассортиментом; мало того, половина дилеров почему-то всегда заворачивала
порошок в глянцевую рекламу "тойоты Camry", вырезанную из какого-нибудь
журнала, и Татарского мучила невыносимая догадка, что они наживаются не
только на чужом здоровье, но и на PR-сервисе. Каждый раз Татарский
спрашивал себя, зачем он и другие платят такие деньги, чтобы вновь
подвергнуть себя унизительной и негигиеничной процедуре, в которой нет
ни одной реальной секунды удовольствия, а только мгновенно возникающий и
постепенно рассасывающийся отходняк. Единственное объяснение, которое
приходило ему в голову, было следующим: люди нюхали не кокаин, а деньги,
и свернутая стодолларовая купюра, которой требовал неписаный ритуал,
была даже важнее самого порошка. Если бы кокаин продавался в аптеках по
двадцать копеек за грамм как средство для полоскания при зубной боли,
подумал он, его нюхали бы только панки - как это, собственно, и было в
начале века. А вот если бы клей "Момент" стоил тысячу долларов за
флакон, его охотно нюхала бы вся московская золотая молодежь и на
презентациях и фуршетах считалось бы изысканным распространять вокруг
себя летучий химический запах, жаловаться на отмирание нейронов
головного мозга и надолго уединяться в туалете. Кислотные журналы
посвящали бы пронзительные cover stories эстетике пластикового пакета,
надеваемого на голову при этой процедуре (писал бы, понятно, Саша Бло),
и тихонько подверстывали бы в эти материалы рекламу каких-нибудь
часиков, трусиков и одеколончиков...
- О! - воскликнул Татарский, хлопнул себя по лбу, вытащил записную
книжку и открыл ее на букве "О":
Одеколоны молодежной линии (независимо от производителя), -
записал он. - Связать с деньгами и императором Веспасианом (налог
на сортиры, слоган "Деньги не пахнут"). Видеоряд произвольный.
Пример:
ДЕНЬГИ ПАХНУТ!
"БЕНДЖАМИН"
НОВЫЙ ОДЕКОЛОН ОТ ХУГО БОСС
Спрятав книжку, он почувствовал, что пик мерзостного ощущения уже
прошел и он вполне в силах дойти до стойки и взять что-нибудь выпить.
Ему хотелось текилы, но, добравшись до бармена, он почему-то взял
"смирновки", которую терпеть не мог. Проглотив порцию прямо у стойки, он
взял еще одну и пошел назад к своему столу. У него успел появиться
сосед, мужик лет сорока с длинными сальными волосами и бородкой, одетый
в какую-то несуразную курточку с вышивкой, - по виду типичный бывший
хиппи, один из тех, кто не сумел вписаться ни в прошлое, ни в настоящее.
На шее у него висел большой медный крест.
- Простите, - сказал Татарский, - я здесь сидел.
- И садись на здоровье, - сказал сосед. - Тебе что, весь стол
нужен?
Татарский пожал плечами и сел напротив.
- Меня Григорием зовут, - приветливо сказал сосед.
Татарский поднял на него утомленные глаза.
- Вова, - сказал он.
Встретившись с ним взглядом, Григорий нахмурился и жалостливо
покачал головой.
- Во как колбасит тебя, - сказал он. - Нюхаешь?
- Так, - сказал Татарский. - Бывает изредка.
- Дурак, - сказал Григорий. - Ты только подумай: слизистая оболочка
носа - почти что открытый мозг... А откуда этот порошок взялся и кто в
него какими местами лазил, ты думал когда-нибудь?
- Только что, - признался Татарский. - А что значит - какими
местами? Какими в него местами лазить можно, кроме носа?
Григорий оглянулся по сторонам, вытащил из-под стола бутылку водки
и сделал большой глоток из горлышка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
- Денег наворую, - тихо, как бы по секрету и как бы в шутку,
ответил первый.
- А дальше что?
- Дальше? А дальше у меня есть серьезный и продуманный план...
Он навалился на стол и налил себе водки.
- Не хватает пятисот тысяч, - сказал он. - Вот их и хочу украсть.
- Какой план?
- Никому не скажешь? Слушай...
Он полез во внутренний карман пиджака, долго там шарил и наконец
вынул сложенный вчетверо лист глянцевой бумаги.
- Вот, - сказал он, - тут написано... Королевство Бутан.
Единственная в мире страна, где запрещено телевидение. Понимаешь? Совсем
запрещено. Тут написано, что недалеко от столицы у них есть целая
колония, где живут бывшие телемагнаты. Если ты всю жизнь работал на
телевидении, то самое крутое, что ты можешь сделать, когда уходишь от
дел, - это уехать в Бутан.
- Тебе для этого пятьсот тысяч нужно?
- Нет. Это мне здесь заплатить, чтоб в Бутане потом не искали. Ты
можешь себе представить? Запрещено! Ни одного телевизора, только в
контрразведке! И в посольствах!
Второй взял у него лист, развернул его и стал читать.
- То есть, понимаешь, - не умолкал первый, - если кто-то хранит у
себя телевизор и про это узнают власти, к нему приходит полиция,
понимаешь? Берут этого пидараса и ведут в тюрьму. А может, вообще
расстреливают.
Он произносил слово "пидарас" с тем сабельно-свистящим придыханием,
которое встречается только у латентных гомосексуалистов, лишивших себя
радостей любви во имя превратно понятого общественного договора. Второй
все понимал и не обижался - он разглядывал статью.
- А, - сказал он, - из журнала. Действительно интересно... Кто
написал-то? Где... Какой-то Эдуард Дебирсян...
Чуть не опрокинув стул, Татарский встал и направился в туалет. Его
не удивило такое отношение телевизионщиков к своему труду, хотя степень
духовной извращенности этих людей давала возможность допустить, что
кто-то из них даже любит свою работу. Доконало его другое. У Саши Бло
была особенность - те материалы, которые ему нравились, он подписывал
своим настоящим именем. А больше всего на свете ему нравилось выдавать
продукты своего разыгравшегося воображения за хронику реальных событий -
но он позволял это себе довольно редко.
Раскатав дорожку кокаина прямо на холодной белой щеке сливного
бачка, Татарский, не дробя комков) втянул ее через свернутую сторублевку
(доллары уже кончились), вытащил свою книжечку и записал:
Сама по себе стена, на которой нарисована панорама
несуществующего мира, не меняется. Но за очень большую сумму можно
купить в качестве вида за окном намалеванное солнце, лазурную
бухту и тихий вечер. К сожалению, автором этого фрагмента тоже
будет Эдик - но даже это не важно, потому что само окно, для
которого покупается вид, тоже нарисовано. Тогда, может быть, и
стена нарисована? Но кем и на чем?
Он поднял глаза на стену туалета, словно в надежде увидеть там
ответ. На кафеле красным фломастером были начерчены веселые округлые
буквы короткого слогана:
TRAPPED? MASTURBATE!*
------------
* Попался? Дрочи! (англ.)
Вернувшись в зал, он сел подальше от шоуменов и попытался
последовать народной мудрости - расслабиться и получить удовольствие.
Это, однако, не удалось - как всегда. Отвратительный московский кокаин,
разбодяженный немытыми руками длинной цепи дилеров, оставлял в
носоглотке букет аптечных запахов - от стрептоцида до аспирина - и
рождал в теле тяжелое напряжение и дрожь. Говорили, что порошок, за
грамм которого в Москве берут сто пятьдесят долларов, вообще никакой не
кокаин, а смесь эстонского "спида" с российским фармакологическим
ассортиментом; мало того, половина дилеров почему-то всегда заворачивала
порошок в глянцевую рекламу "тойоты Camry", вырезанную из какого-нибудь
журнала, и Татарского мучила невыносимая догадка, что они наживаются не
только на чужом здоровье, но и на PR-сервисе. Каждый раз Татарский
спрашивал себя, зачем он и другие платят такие деньги, чтобы вновь
подвергнуть себя унизительной и негигиеничной процедуре, в которой нет
ни одной реальной секунды удовольствия, а только мгновенно возникающий и
постепенно рассасывающийся отходняк. Единственное объяснение, которое
приходило ему в голову, было следующим: люди нюхали не кокаин, а деньги,
и свернутая стодолларовая купюра, которой требовал неписаный ритуал,
была даже важнее самого порошка. Если бы кокаин продавался в аптеках по
двадцать копеек за грамм как средство для полоскания при зубной боли,
подумал он, его нюхали бы только панки - как это, собственно, и было в
начале века. А вот если бы клей "Момент" стоил тысячу долларов за
флакон, его охотно нюхала бы вся московская золотая молодежь и на
презентациях и фуршетах считалось бы изысканным распространять вокруг
себя летучий химический запах, жаловаться на отмирание нейронов
головного мозга и надолго уединяться в туалете. Кислотные журналы
посвящали бы пронзительные cover stories эстетике пластикового пакета,
надеваемого на голову при этой процедуре (писал бы, понятно, Саша Бло),
и тихонько подверстывали бы в эти материалы рекламу каких-нибудь
часиков, трусиков и одеколончиков...
- О! - воскликнул Татарский, хлопнул себя по лбу, вытащил записную
книжку и открыл ее на букве "О":
Одеколоны молодежной линии (независимо от производителя), -
записал он. - Связать с деньгами и императором Веспасианом (налог
на сортиры, слоган "Деньги не пахнут"). Видеоряд произвольный.
Пример:
ДЕНЬГИ ПАХНУТ!
"БЕНДЖАМИН"
НОВЫЙ ОДЕКОЛОН ОТ ХУГО БОСС
Спрятав книжку, он почувствовал, что пик мерзостного ощущения уже
прошел и он вполне в силах дойти до стойки и взять что-нибудь выпить.
Ему хотелось текилы, но, добравшись до бармена, он почему-то взял
"смирновки", которую терпеть не мог. Проглотив порцию прямо у стойки, он
взял еще одну и пошел назад к своему столу. У него успел появиться
сосед, мужик лет сорока с длинными сальными волосами и бородкой, одетый
в какую-то несуразную курточку с вышивкой, - по виду типичный бывший
хиппи, один из тех, кто не сумел вписаться ни в прошлое, ни в настоящее.
На шее у него висел большой медный крест.
- Простите, - сказал Татарский, - я здесь сидел.
- И садись на здоровье, - сказал сосед. - Тебе что, весь стол
нужен?
Татарский пожал плечами и сел напротив.
- Меня Григорием зовут, - приветливо сказал сосед.
Татарский поднял на него утомленные глаза.
- Вова, - сказал он.
Встретившись с ним взглядом, Григорий нахмурился и жалостливо
покачал головой.
- Во как колбасит тебя, - сказал он. - Нюхаешь?
- Так, - сказал Татарский. - Бывает изредка.
- Дурак, - сказал Григорий. - Ты только подумай: слизистая оболочка
носа - почти что открытый мозг... А откуда этот порошок взялся и кто в
него какими местами лазил, ты думал когда-нибудь?
- Только что, - признался Татарский. - А что значит - какими
местами? Какими в него местами лазить можно, кроме носа?
Григорий оглянулся по сторонам, вытащил из-под стола бутылку водки
и сделал большой глоток из горлышка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68