Обычно "воскресшие" чувствуют себя неуютно и
одиноко в незнакомом им мире и порой немного напуганы. Большинство из них,
обладая значительным состоянием, становятся легкой добычей для мошенников.
- Но все, что я хочу узнать, - куда она уехала! Я ее двоюродный брат.
И я лег в холодный сон раньше ее и не знал, что она тоже собирается лечь!
- Вот и преступники, как правило, заявляют, что они родственники. -
Он пристально взглянул на меня: - Я не мог вас видеть прежде?
- Сильно сомневаюсь. Разве что сталкивались на улице. - Всем всегда
кажется, что они видели меня раньше. Лицо у меня принадлежит к одному из
"двенадцати стандартных типов"; в нем нет ничего примечательного. -
Доктор, почему бы вам не позвонить насчет меня доктору Альбрехту в
Сотелльский храм и все выяснить?
Он оставался непреклонным.
- Вам надо прийти еще раз и повидать директора. Может, он и позвонит
в Сотелльский храм... или в полицию - куда найдет нужным.
С тем я и ушел. Потом я, наверно, совершил ошибку. Вместо того чтобы
вернуться и, вполне возможно, получить у директора точные сведения
(заручившись помощью доктора Альбрехта), я схватил скоростное такси и
помчался прямо в Броули.
Там у меня ушло три дня, чтобы обнаружить след Рикки. Да,
действительно, и Рикки, и ее бабушка жили там - выяснил я это быстро. Но
бабушка умерла двадцать лет назад, а Рикки легла в холодный сон. В Броули
всего каких-то сто тысяч населения - не то что в семимиллионном Большом
Лос-Анджелесе, так что найти архивы двадцатилетней давности было не
сложно. Гораздо труднее оказалось обнаружить след недельной давности.
Мне удалось выяснить, что Рикки кто-то сопровождал, я же до сих пор
искал следы женщины, путешествовавшей в одиночку. Когда я узнал, что
сопровождал ее мужчина, то первой мыслью было: она попала в руки одного из
бандитов, о которых мне рассказывал доктор Бернстайн. Тут я с удвоенной
энергией продолжил поиски. Но взял ложный след, и тот привел меня в
Кейликсико; тогда я вернулся в Броули, начал все с начала и проследил их
путь до Юмы. В Юме я прекратил преследование, так как узнал, что Рикки
вышла замуж. А то, что я увидел в книге регистраций браков в мэрии,
настолько меня потрясло... что я все бросил и ринулся в порт. Там, перед
тем как отплыть скоростным кораблем в Денвер, я дал телеграмму Чаку с
просьбой выгрести все из моего стола в конторе и переправить мне на
квартиру.

В Денвере я задержался ровно столько, сколько потребовалось на
посещение магазина, поставлявшего все необходимое для зубоврачебных
кабинетов. Я не был в Денвере с тех пор, как он стал столицей, - после
Шестинедельной войны мы с Майлзом поехали прямо в Калифорнию.
Теперь город меня потряс, я даже не мог отыскать Колфакс авеню. Все
объекты, имевшие хоть малейшее значение для правительства, были, как я
понял, упрятаны вглубь Скалистых гор. Но и незначительных объектов на
поверхности, судя по всему, имелось превеликое множество - народу здесь
было не меньше, чем в Большом Лос-Анджелесе.
В магазине я купил десять килограммов золотой проволоки, изотоп 197.
Я заплатил восемьдесят шесть долларов десять центов за килограмм, что,
несомненно, дороговато, так как килограмм технического золота стоил
долларов семьдесят. Эта покупка нанесла ощутимый удар по моим сбережениям
- а у меня всего-то и было 1000 долларов. Но техническое золото поступало
либо с примесями, не встречавшимися в природе, либо - в зависимости от
дальнейшего применения - содержавшее изотопы 196 или 198. Мне же нужно
было чистое золото, неотличимое от золота, добытого из руды; а то, от
которого штаны могли загореться, - мне ни к чему.
Когда я схватил изрядную дозу в Сандиа, то хорошо понял - с радиацией
шутки плохи.
Я обмотал золотую проволоку вокруг талии и отправился в Боулдер.
Около десяти килограммов весит хорошо набитая сумка для поездки на
выходные за город, а такого же веса слиток золота занял бы места не
больше, чем литровая бутылка молока. Но золотая проволока - не то что
золото в слитке: носить такой "поясок" я бы никому не советовал. Правда,
тащить с собой слитки еще более неудобно, а так золото всегда было при
мне.
Доктор Твишел все еще жил в Боулдере, хотя уже не работал, - он был
заслуженный профессор в отставке и большую часть времени проводил в баре
при факультетском клубе. Чужих туда не пускали, и я потратил четыре дня,
пока поймал его в другом баре. И оказалось, что он не прочь выпить на
дармовщинку.
Это был персонаж в духе классических древнегреческих трагедий:
великий человек - больше чем великий, - превратившийся в старую развалину.
Он мог бы по праву стоять в одном ряду с Эйнштейном, Бором и Ньютоном, а
на самом же деле только несколько ученых - специалистов в области теории
поля - по-настоящему оценили достоинство его научных трудов. А теперь,
когда я с ним встретился, его блестящий ум притупился с годами, был
отравлен ядом разочарования, затуманен алкоголем. Сходное чувство
испытываешь, когда видишь руины некогда величественного храма:
обрушившаяся внутрь кровля, половина колонн повалена, все заросло диким
виноградом.
Тем не менее башка и теперь у него варила получше, чем у меня в
молодости. Уж я-то смогу оценить по достоинству настоящего гения - если
встречу такого.
Когда я впервые подошел к столику, за которым сидел Твишел, он поднял
голову, взглянул прямо на меня и сказал:
- Опять вы!
- Извините?
- Разве вы не учились у меня?
- Да нет, сэр. Никогда не имел чести. - Обычно, когда кто-то говорит,
что встречал меня раньше, я отрицаю, и довольно грубо Тут я решил
воспользоваться, если получится, удобным поводом для знакомства. - Вы,
наверно, приняли меня за моего двоюродного брата, профессор. Он поступил в
1986 году и одно время учился у вас.
- Возможно. По какому предмету он специализировался?
- Ему пришлось бросить занятия, сэр, диплома он так и не получил. Но
он был вашим поклонником. И при каждом удобном случае упоминает, что
учился у вас.
Стоит похвалить ребенка - и вы наверняка подружитесь с матерью; вот и
доктор Твишел после моих слов предложил мне присесть и даже позволил
заказать для него выпивку. Четыре дня не прошли даром: до того, как мне
удалось завязать с ним знакомство, я собрал о нем кое-какие сведения в
университетской библиотеке. Теперь я знал, какие он написал работы, куда
их представлял, каких степеней и почетных званий был удостоен, автором
каких книг являлся. Я даже попытался прочитать одну из его последних
публикаций, но она мне оказалась не по зубам, и на девятой странице я
застрял, зато набрался в ней кое-каких технических терминов.
Ему я представился ярым поклонником научной мысли, сказал, что в
настоящее время собираю материал для книги под условным названием
"Невоспетые гении".
- И о чем она будет?
Я смущенно признался, что подумывал начать книгу с очерка о его
жизненном пути и популярного пересказа основных работ... при условии, если
он поступится своей широко известной скромностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56