Мне на его историю было наплевать, но я был вынужден уделить ему немного внимания — хотя бы на его десять тысяч лир. Купюра жгла мне карман. В голове вертелась оДна мысль: как бы поскорее пойти разменять ее в ресторане и заказать столько жратвы, чтоб потом штаны было не застегнуть!
А он все трепался, трепался... Жил он в Париже. По крайней мере, до смерти отца... Тут его глаза увлажнились:
— Папы не стало месяц назад. Для меня это был ужасный удар! Он Держал антикварный магазин... Я все продал. Все подчистую: и магазин, и квартиру, и нашу виллу в Марн-ла-Кокетт...
Надо было слышать, как он произносит название этой дыры!
— Что поделаешь, — продолжал этот хлястик, — я остался совершенно одиноким. А Париж всегда был для меня невыносим, Вот я и решил съездить в Италию, чтобы хоть как-то развеяться, а вернувшись, поселиться на Лазурном берегу и открыть магазин спорттоваров...
Я покосился на него. Нечего сказать, странная у него была манера носить траур. Правда, глубина горя измеряется вовсе не цветом одежды... Пожалуй, он все же здорово переживал, но итальянское солнце залечило его душевную рану. Я видел, что теперь он уже доволен жизнью, как молодой кот. Пусть почтенный папашка кормит червячков — отжил свое, и черт с ним! Все теперь — сынишке: билеты с портретами, кремовые костюмчики, гондолы и гондольеры! Монеты в его ручонках, похоже, долго не держались.
— Может быть, поужинаете со мной?
Он скучал. Он, видно, уже пытался снять парочку коридорных из отеля, но цеплять местных жителей все же побаивался — мало ли что им в голову взбредет. Моя французская национальность, мой бархатный взгляд и мои городские манеры внушали ему гораздо больше доверия. А то, что я сидел без гроша, сразу давало ему бесспорное преимущество предо мной. Он уже играл себе марш победителя, этот самый Робер. Я был как нельзя более подходящей добычей...
— Охотно... — как бы со стороны услышал я собственный ответ. В конце концов, почему бы еще и не пожрать задарма? Сэкономленные деньги означали для меня выигрыш во времени.
Мы отправились в какой-то модный кабак. С артистами международного класса и американскими попками. Чтоб культурненько поскучать и позевать, лучше места и не надо. Съехавшиеся отовсюду важные шишки хвастались своими прилипалами-подружками; порция икры стоила три тысячи, и тот бедняга, который вздумал бы заказать для начала форель с печеными яблоками, рисковал заслужить всеобщее презрение...
Я был не совсем подходяще одет, чтобы хряцать цып-ленка с карри, но мой синьор Роберто просто ликовал. У присутствующих уже не осталось-на наш счет никаких сомнений. То, что я его любимый дружок, — это было так же заметно, как Эйфелева башня на кухонном буфете. С виду я относился к категории соблазнителей из низшего сословия, от которых чаще всего балдеют как раз гомики-аристократы. Когда мы входили, на нас таращились вовсю. Дамочки смотрели на меня с симпатией и интересом, потому что педы всегда вызывают у них тайную нежность и подогревают их скрытые желания. Мужчины — настоящие, разумеется, — слегка морщили нос, но те, другие, прямо пожирали меня взглядом. Им всем страшно хотелось отведать стройного красавчика вроде меня. А один паша в тюрбане — тот вообще, видно, готов был загнать на барахолке весь свой, гарем, чтоб купить хоть чуток противоестественного экстазу.
Вы себе представить не можете, что чувствуешь, когда забрасываешь в пустое брюхо ужин вроде того, что он мне устроил. Я подметал его глазами, втягивал носом, уплетал за обе щеки... Я исходил слюной, как старый немощный пес, сидящий у подвала колбасной лавки... Это был настоящий рай. Я почти обессилел от удовольствия. Я чувствовал себя маленьким мальчишкой. Куда и подевался убийца Капут... Мой аппетит, мое наслаждение делали меня безобидным и безвинным. Все будто началось заново. Я будто только что выскочил из маминой утробы, и первородного греха во мне было не больше, чем денег в кармане у папуаса.
Рапен с умилением смотрел, как я чавкаю: даже про собственный ужин забыл.
— До чего же вы, видно, изголодались! — пробормотал он, когда я выплюнул в пустую тарелку последнюю персиковую косточку.
Теперь меня охватил легкий стыд. Все вокруг смотрели на меня, как смотрят на только что вышедшего из-за кулис шпагоглотателя: с любопытством и даже с некоторым восхищением.
— Хотите, поедем в какой-нибудь клуб? — спросил Робер. — Я тут знаю несколько довольно любопытных местечек...
Я покачал головой.
— Нет, сегодня не могу. Извините, но мне нужно отдохнуть. Я падаю с ног...
— Что ж, тогда я вас отвезу, ладно?
И отвез — на моторной лодке, которой управлял одетый в форму лодочник. Меня уже не интересовали ни полная яркая луна, ни залив, ни цветные витражи дворцов, отражающиеся в темной воде... Я, как святыню, вез домой в животе свой ужин. Я радовался починающемуся во мне трудному и благородному процессу пищеварения. Радовался простой, почти животной радостью...
Я понял, что ему хочется засечь, где я живу. Он проникновенно сказал мне "до свиданья" у входа в мою "Стеллу де Оро", и я тяжело вполз по крутой лестнице наверх.
Хозяин встретил меня пристальным взглядом, выстукивая пальцами "Риголетто" на крышке стола.
Я бег» единого слова положил перед ним десятитысячную купюру.
Его лицо засияло, как Париж вечером 14 июля. Ом отсчитал мне сдачу и воскликнул завидным бельканто:
— Буона нотте, синьоре!
— Чтоб ты сдох, засранец! — ответил я ему с сердечной улыбкой,
Жратва возвращала мне силы; я полным ходом превращался в прежнего Капута.
На следующее утро, когда я храпел. громче "боин-га", в дверь осторожно постучали.
Я зевнул, как аллигатор, пытаясь сообразить, кто это может быть. Потом мои подозрительность и недоверчивость резко выставились вперед, как антенны насекомого. Когда стучат в дверь гостиничного номера, в котором живет убийца, — это ничего хорошего не предвещает. Это может означать многое: например, приход карабинеров с полными карманами железа.
— Кто там? — спросил я.
— Это я, Робер...
Я узнал его сладенький голосок. Этот хлыщ времени не терял: решил застать меня еще в постели, чтобы я не успел упорхнуть.
Накануне, видя мою усталость, он решил не настаивать, но сегодня утром будущее принадлежало ему.
Я открыл.Ни дать ни взять — картинка из журнала мод! На нем были сиреневые брючки и белый пуловер, а на запястье — золотой браслет, пробудивший у меня неко-
торий интерес. Наглаженный, причесанный, надушенный, он опять улыбался, как на рекламе зубной пасты,
— Доброе утро, соня вы этакая! — сюсюкнул он,
— Доброе утро.
— Я хотел предложить вам прогулку к морю...
— Да я вообще-то не готов...
— Да что там готовиться! Держу пари, это займет у вас не больше трех минут. Кстати, я захватил вам свитер.
Надо же, какой внимательный... Обо всем подумал.
— Мне очень рекомендовали один ресторанчик в лагуне. Туда нужно добираться по берегу Моря. Местечко, говорят, замечательное: стоит среди скал, в сказочно красивом уголке...
"Местечко" я себе уже представлял: мандолины и кьянти, кьянти и мандолины...
— Хорошо. Подождите меня внизу. Видели там плетеное кресло? Оно заменяет здесь светский салон.
Робер тоненько хихикнул.
— Какой вы забавный. Послушайте, а почему бы вам не переехать в мой отель?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
А он все трепался, трепался... Жил он в Париже. По крайней мере, до смерти отца... Тут его глаза увлажнились:
— Папы не стало месяц назад. Для меня это был ужасный удар! Он Держал антикварный магазин... Я все продал. Все подчистую: и магазин, и квартиру, и нашу виллу в Марн-ла-Кокетт...
Надо было слышать, как он произносит название этой дыры!
— Что поделаешь, — продолжал этот хлястик, — я остался совершенно одиноким. А Париж всегда был для меня невыносим, Вот я и решил съездить в Италию, чтобы хоть как-то развеяться, а вернувшись, поселиться на Лазурном берегу и открыть магазин спорттоваров...
Я покосился на него. Нечего сказать, странная у него была манера носить траур. Правда, глубина горя измеряется вовсе не цветом одежды... Пожалуй, он все же здорово переживал, но итальянское солнце залечило его душевную рану. Я видел, что теперь он уже доволен жизнью, как молодой кот. Пусть почтенный папашка кормит червячков — отжил свое, и черт с ним! Все теперь — сынишке: билеты с портретами, кремовые костюмчики, гондолы и гондольеры! Монеты в его ручонках, похоже, долго не держались.
— Может быть, поужинаете со мной?
Он скучал. Он, видно, уже пытался снять парочку коридорных из отеля, но цеплять местных жителей все же побаивался — мало ли что им в голову взбредет. Моя французская национальность, мой бархатный взгляд и мои городские манеры внушали ему гораздо больше доверия. А то, что я сидел без гроша, сразу давало ему бесспорное преимущество предо мной. Он уже играл себе марш победителя, этот самый Робер. Я был как нельзя более подходящей добычей...
— Охотно... — как бы со стороны услышал я собственный ответ. В конце концов, почему бы еще и не пожрать задарма? Сэкономленные деньги означали для меня выигрыш во времени.
Мы отправились в какой-то модный кабак. С артистами международного класса и американскими попками. Чтоб культурненько поскучать и позевать, лучше места и не надо. Съехавшиеся отовсюду важные шишки хвастались своими прилипалами-подружками; порция икры стоила три тысячи, и тот бедняга, который вздумал бы заказать для начала форель с печеными яблоками, рисковал заслужить всеобщее презрение...
Я был не совсем подходяще одет, чтобы хряцать цып-ленка с карри, но мой синьор Роберто просто ликовал. У присутствующих уже не осталось-на наш счет никаких сомнений. То, что я его любимый дружок, — это было так же заметно, как Эйфелева башня на кухонном буфете. С виду я относился к категории соблазнителей из низшего сословия, от которых чаще всего балдеют как раз гомики-аристократы. Когда мы входили, на нас таращились вовсю. Дамочки смотрели на меня с симпатией и интересом, потому что педы всегда вызывают у них тайную нежность и подогревают их скрытые желания. Мужчины — настоящие, разумеется, — слегка морщили нос, но те, другие, прямо пожирали меня взглядом. Им всем страшно хотелось отведать стройного красавчика вроде меня. А один паша в тюрбане — тот вообще, видно, готов был загнать на барахолке весь свой, гарем, чтоб купить хоть чуток противоестественного экстазу.
Вы себе представить не можете, что чувствуешь, когда забрасываешь в пустое брюхо ужин вроде того, что он мне устроил. Я подметал его глазами, втягивал носом, уплетал за обе щеки... Я исходил слюной, как старый немощный пес, сидящий у подвала колбасной лавки... Это был настоящий рай. Я почти обессилел от удовольствия. Я чувствовал себя маленьким мальчишкой. Куда и подевался убийца Капут... Мой аппетит, мое наслаждение делали меня безобидным и безвинным. Все будто началось заново. Я будто только что выскочил из маминой утробы, и первородного греха во мне было не больше, чем денег в кармане у папуаса.
Рапен с умилением смотрел, как я чавкаю: даже про собственный ужин забыл.
— До чего же вы, видно, изголодались! — пробормотал он, когда я выплюнул в пустую тарелку последнюю персиковую косточку.
Теперь меня охватил легкий стыд. Все вокруг смотрели на меня, как смотрят на только что вышедшего из-за кулис шпагоглотателя: с любопытством и даже с некоторым восхищением.
— Хотите, поедем в какой-нибудь клуб? — спросил Робер. — Я тут знаю несколько довольно любопытных местечек...
Я покачал головой.
— Нет, сегодня не могу. Извините, но мне нужно отдохнуть. Я падаю с ног...
— Что ж, тогда я вас отвезу, ладно?
И отвез — на моторной лодке, которой управлял одетый в форму лодочник. Меня уже не интересовали ни полная яркая луна, ни залив, ни цветные витражи дворцов, отражающиеся в темной воде... Я, как святыню, вез домой в животе свой ужин. Я радовался починающемуся во мне трудному и благородному процессу пищеварения. Радовался простой, почти животной радостью...
Я понял, что ему хочется засечь, где я живу. Он проникновенно сказал мне "до свиданья" у входа в мою "Стеллу де Оро", и я тяжело вполз по крутой лестнице наверх.
Хозяин встретил меня пристальным взглядом, выстукивая пальцами "Риголетто" на крышке стола.
Я бег» единого слова положил перед ним десятитысячную купюру.
Его лицо засияло, как Париж вечером 14 июля. Ом отсчитал мне сдачу и воскликнул завидным бельканто:
— Буона нотте, синьоре!
— Чтоб ты сдох, засранец! — ответил я ему с сердечной улыбкой,
Жратва возвращала мне силы; я полным ходом превращался в прежнего Капута.
На следующее утро, когда я храпел. громче "боин-га", в дверь осторожно постучали.
Я зевнул, как аллигатор, пытаясь сообразить, кто это может быть. Потом мои подозрительность и недоверчивость резко выставились вперед, как антенны насекомого. Когда стучат в дверь гостиничного номера, в котором живет убийца, — это ничего хорошего не предвещает. Это может означать многое: например, приход карабинеров с полными карманами железа.
— Кто там? — спросил я.
— Это я, Робер...
Я узнал его сладенький голосок. Этот хлыщ времени не терял: решил застать меня еще в постели, чтобы я не успел упорхнуть.
Накануне, видя мою усталость, он решил не настаивать, но сегодня утром будущее принадлежало ему.
Я открыл.Ни дать ни взять — картинка из журнала мод! На нем были сиреневые брючки и белый пуловер, а на запястье — золотой браслет, пробудивший у меня неко-
торий интерес. Наглаженный, причесанный, надушенный, он опять улыбался, как на рекламе зубной пасты,
— Доброе утро, соня вы этакая! — сюсюкнул он,
— Доброе утро.
— Я хотел предложить вам прогулку к морю...
— Да я вообще-то не готов...
— Да что там готовиться! Держу пари, это займет у вас не больше трех минут. Кстати, я захватил вам свитер.
Надо же, какой внимательный... Обо всем подумал.
— Мне очень рекомендовали один ресторанчик в лагуне. Туда нужно добираться по берегу Моря. Местечко, говорят, замечательное: стоит среди скал, в сказочно красивом уголке...
"Местечко" я себе уже представлял: мандолины и кьянти, кьянти и мандолины...
— Хорошо. Подождите меня внизу. Видели там плетеное кресло? Оно заменяет здесь светский салон.
Робер тоненько хихикнул.
— Какой вы забавный. Послушайте, а почему бы вам не переехать в мой отель?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104