проточный водонагреватель для душа 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Самому императору править дальше было невозможно, мешали подагра и неустойчивое психическое состояние. Ему требовались тишина, покой и солнце, а в Брюсселе он занимался непосильным трудом при отвратительной погоде и постоянной угрозе войны. Летом 1555 года его недомогание обострилось настолько, что пришлось везти целебные воды из Льежа. По дороге между Льежем и Брюсселем через равные промежутки расставили мулов, которые везли бурдюки с водой, передавая их по эстафете вплоть до императорского дворца. Лекари Карла V предписали королю, чтобы он принимал лечебные ванны по крайней мере каждые двадцать четыре часа, но поскольку оставить свой рабочий кабинет и поехать на курорт он не мог, курорт доставляли ему.
Сестра Карла, Мария, приняла решение отказаться от власти одновременно с ним, чтобы дать возможность править Филиппу. Судя по ее последующему поведению, она никоим образом не жаждала передавать власть, но пошла на это из почтения к брату. Официальное письмо, которое Мария написала Карлу в августе, где сообщала о своем решении, изобилует вежливыми формулами куртуазпости и самооправдания. «Я уже давно ощущаю свою непригодность, — начинала она, — и потому решила последовать Вашему примеру и тоже отказаться от престола, осознавая, что если мудрый Карл почувствовал необходимость удалиться от дел, то и мне самой следует немедленно ощутить ту же самую необходимость с учетом моей неполноценности как женщины». Далее она призналась, что ее способности по сравнению с мужскими — это все равно что «сравнивать черное с белым» и что во время войны ни одна женщина, какой бы одаренной она ни была, Нидерландами править не сможет. Что касается ее будущего, то здесь у Марии Фландрской желания были более чем скромные. «В любом случае, — заявила она, — править я больше нигде не собираюсь. Мне всегда хотелось ухаживать за матерью в старости, но теперь, когда ее больше с нами нет, я предпочла бы за лучшее жить в Испании с сестрой Элеонорой, вдовствующей королевой Франции».
Филиппу принимать власть над Нидерландами хотелось не больше, чем его тетке эту власть отдавать. Он жаждал покинуть Англию, но не для того, чтобы править фламандцами, которые его ненавидели. Филипп через Руя Гомеса сообщил отцу, что сразу же после его отречения от престола хотел бы возвратиться в Испанию, и умолял отца больше никогда не посылать его в Англию. Одного года с лихвой достаточно. Но Карл сам планировал удалиться в Испанию, и в связи с этим для него было очень важно, чтобы сын находился во Фландрии, особенно теперь, когда война с Францией казалась неизбежной. Все, чего Филипп достиг в Англии, можно потерять, если он отъедет от Лондона на значительное расстояние, но от Брюсселя до его островного королевства всего лишь пять дней пути, не больше. Англию необходимо обязательно сохранить! В глазах иностранных послов он был несомненным правителем, и аккредитованные при английском дворе португальский и венецианский послы предполагали последовать за ним в Брюссель, чтобы находиться ближе к тому месту, где вершится английская политика.
Перед отъездом Филипп вел себя, по сути, как настоящий король. Он даже напугал кардинала Поула, появившись в его покоях, «весьма приватно и лично», чтобы сказать кардиналу, что в свое отсутствие передает руководство английским правительством ему. А на следующий день он повторил это перед всем Советом, повелев советникам «подчиняться ему во всем». «Все общественно важные дела» должны решаться в соответствии с «мнением и советом» кардинала, в то время как «личные и бытовые дела» пусть рассматривает один Совет. Королеве в этом распоряжении вообще места не оставалось, да и в своей последней речи Филипп ее даже не упомянул.
Мария, возможно, думала об этом, когда готовилась сопровождать Филиппа в Гринвич, где он должен был сесть на корабль до Грейвсенда, а затем сухопутным путем добраться до Кентербери и, наконец, до Дувра, чтобы дальше плыть до фламандских берегов. Филипп должен был отправиться через Лондон до пристани в Тауэре верхом, а там его в своей барке должна была ждать Мария, чтобы дальше плыть вместе с ним вниз по реке до Гринвича. Но в последнюю минуту Мария решила проделать путь до пристани рядом с супругом, в открытом паланкине, а также с Поулом, лорд-мэром и главами гильдий, несущими перед ней символы королевской власти. Инстинкт подсказал королеве, что нужно показаться лондонцам, многие из которых поверили в ее смерть. Она надеялась, что горожан обрадует ее появление на улицах столицы. В городе в это время было полно крестьян, приехавших на Варфоломеевскую ярмарку, и потому на всем пути движения королевской процессии было полно народа. Услышав, что едет королева, люди «все ринулись вперед, чтобы увидеть получше; они как будто все обезумели в своем желании удостовериться, что это действительно она, а узнав и обнаружив ее в состоянии лучшем, чем когда-либо, они выражали ей свою преданность радостными криками и приветствиями». Своим появлением Мария затмила, а значит, и переиграла Филиппа, хотя на всем пути следования его тоже сердечно приветствовали.
29 августа Филипп поднялся на борт корабля в Гринвиче. С Марией он попрощался наедине, но затем она настояла, чтобы пройти с ним до верха лестницы, где его придворные все поцеловали ей руку. Присутствующий при этом Мишель заметил, что Мария, «став женой, очень хорошо умела выражать печаль», точно так же, как, став королевой, могла выражать достоинство. Было очевидно, что «внутренне она глубоко опечалена», но Мария позаботилась о том, чтобы этого не обнаружить, «вынуждая себя все время на виду у такой толпы избегать любого выражения эмоций, не подобающих ее сану».
Однако, проводив короля и возвратившись в свои апартаменты, Мария расположилась у выходящего на реку окна и тихо заплакала. Этого никто не видел, кроме ее служанок (одна из которых была осведомительницей Мишеля), и королева, не стесняясь, дала волю чувствам. Ее возлюбленный Филипп, дорогой супруг и спутник жизни, отплывет со следующим приливом! Она посидела у окна несколько часов, наблюдая, как грузят на барку его сундуки, комоды и лошадей, затем как поднимается на борт его свита и, наконец, сам Филипп, который тут же спустился вниз. Она смотрела на матросов, закончивших приготовления к отплытию, и вот, когда корабль двинулся вниз по реке, Филипп, к ее восторгу, вышел на палубу в последний раз. «Взошел па палубу барки с целью лучше быть видимым, когда она станет видна в окне», и, «демонстрируя огромную любовь», помахал шляпой в направлении Марии. А она продолжала смотреть на реку до тех пор, пока корабль не пропал из виду.
* * *
Филипп и его свита в ожидании благоприятной погоды и сопровождающих фламандских кораблей на несколько дней остановились в Кентербери. Дело в том, что в Ла-Маише в это время было много французских кораблей и каперов и менее месяца прошло после того, как семнадцать французских судов напали на фламандскую флотилию и значительную ее часть потопили. Кровопролитная битва длилась весь день. Во время ожидания Филипп читал присланные ему записки Марии и писал на них ответы. Каждый час из Кентербери в Гринвич и обратно отбывали камергеры, а во дворце день и ночь дежурили гонцы, «готовые в любой момент пришпорить коня».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
 Ассортимент сайт для людей 

 плитка аликанте фото