Гардинера нужно «изгнать и истребить, как нечистую силу», прежде чем он успеет «отравить людей и окрепнуть в своей вере», иначе дело Евангелия будет побеждено.
Первый по-настоящему серьезный инцидент произошел в воскресенье, 13 августа, в соборе Святого Павла во время службы капеллана Марии, Гилберта Борна. В своей пропове-Ди Борн разразился гневными упреками в адрес бывшего Лондонского епископа Ридли и восхвалял нового католического епископа Боннера. Собравшиеся были так возмущены его словами, что разразились «сильными криками и шумом, как взбесившиеся, и пребывали на грани бунта». В Борна бросили кинжал, который чудом пролетел мимо и с силой вонзился в угол кафедры. Священника поспешно препроводили в расположенную рядом церковную школу, а успокоить толпу с трудом удалось находящемуся среди присутствующих рефор маторскому проповеднику, некоему магистру Бредфорду. Мария и Совет были возмущены. Немедленно появилось повеление горожанам соблюдать порядок и подчиняться лорд-мэру, иначе «королева установит для них другие порядки».
Было решено, что эмоции поможет сдержать присутствие в соборе мэра и Эдварда Кортни, и в следующее воскресенье среди прихожан в соборе оказались не только мэр, но и все остальные официальные лица в парадных одеяниях, то есть советники, епископ Боннер и начальник гвардии с более чем двумястами гвардейцами, охраняющими присланного Марией священника. Гвардейцы «прошагали к кафедре с алебардами, полностью готовые к бою», и стояли там, пока священник говорил на менее острую тему — о «восстановлении старого храма». Беспорядки не повторились, но Мария на всякий случай усилила личную охрану. В дополнение к эскорту всадников она приказала привезти в Ричмонд восемь пушек «для большей безопасности и чтобы устрашить бунтарей и злоумышленников демонстрацией силы». А кроме того, она повелела вооружить до восьми сотен всадников-гвардейцев и две сотни пехотинцев.
В первые беспокойные недели своего правления Мария была вынуждена умиротворять не только недовольных протестантов и бунтарей, но и разбираться с распрями в Совете, который насчитывал более сорока членов. Большей частью это были аристократы из окружения Марии, ее преданные сторонники, которых во времена Генриха и Эдуарда подвергли опале или заточили в тюрьмы. Но, к удивлению многих, в Тайный совет вошли также и советники Эдуарда, которые утвердили лишение Марии прав наследования престола и передали ее корону Джейн Грей. Из ее свиты в Совет пришли Рочестер, УолгреДв, Ингелфилд, а также капеллан Борн. К ним присоединились такие достойные дворяне, как сэр Генри Джернингем, теперь капитан королевской гвардии, который вместе с престарелым графом Суссексом прибыл защищать принцессу во Фрамлингэм, сэр Джон Гейдж, ее проверенный временем лорд-гофмейстер, и сэр Томас Чейни. Это были в высшей степени доверенные люди, непоколебимые в своей преданности Марии и католической церкви, но, к сожалению, без опыта ведения государственных дел.
В Совет пришли также люди, сильно пострадавшие за свои политические и религиозные взгляды при регентстве Сомерсета и Дадли. Они были столь же преданны Марии, но обладали гораздо большим государственным опытом. Герцог Норфолк, Томас Терлби, епископ Норидж, восьмидесятилетний епископ Дарэмский Катберт Танстолл и весьма знающий, искренний и вспыльчивый епископ Винчестерский Стивен Гардинер, обладавший всеми качествами руководителя и переживший двух правителей. Гардинер был в свое время главным советником Генриха VIII по вопросу о разводе, но об этом Мария предпочла бы сейчас не вспоминать. Впоследствии он реабилитировал себя в ее глазах, заняв в вопросах религии более консервативную позицию, в результате чего стал одним из злейших врагов Дадли. Ненависть герцога епископу даже льстила, потому что он был честен, а регент неискренен и лжив. Марии нравилась его решимость стоять за свои убеждения до конца.
Одно было плохо — у Гардинера не сложились отношения с лидером еще одной фракции Совета. Эта фракция состояла из раскаявшихся приближенных Эдуарда, и предводительствовал в ней Уильям Пэджет, осторожный, вдумчивый политик, обладавший незаурядной способностью адаптироваться к любой обстановке. Пэджет был близким советником Генриха VIII в последние годы правления, водил дружбу с регентом Сомерсетом и тем не менее пережил его падение, затем оказался полезным Дадли и вот теперь становился ценным помощником для Марии. Члены Совета, которых представлял Пэджет, а именно: Пембрук, Питри, Арундел, Дерби, Шрусбери — и другие находились в довольно неловком положении. Они все были запятнаны связью с предателем Дяцти, и каждый пытался переложить свою вину на остальных. Дерби, например, покинул Дадли в самом начале кризиса и привел в лагерь Марии несколько тысяч воинов, тогда как остальные во время борьбы за престол предпочитали держаться в стороне. Дерби ожидал вознаграждения чинами и особыми милостями, а остальным оставалось лишь надеяться, что их трусость не будет замечена. В начале правления Марии они чувствовали всю неустойчивость своего положения. Но королева понимала, что без этих людей ей не обойтись. Да, у них есть недостатки, но они единственные члены ее правительства, которые имеют опыт управления и в курсе всех последних дел в государстве Кроме того, эти люди составляли то незначительное меньшинство членов Совета Эдуарда, чья честность не вызывала сомнения. В своем письме Карлу V, датированном августом, посол сообщал, что Мария, «взойдя на престол, обнаружила дела в таком состоянии, что не может даже наказать всех виновных, потому что рискует в таком случае вообще остаться без подданных».
С самого начала правления Мария предчувствовала, что в Совете согласия не будет, но такого не ожидала. Она собирала Совет несколько раз еще до официального въезда в Лондон, то есть сразу же после закрытия военного лагеря во Фрамлингэме. Первое, что ее интересовало, это события, происходившие в последние дни Эдуарда. Кто был истинным автором «Порядка наследования» — король или Дадли? Собирался ли герцог заточить ее в тюрьму или убить? Как и почему ей было позволено бежать? Она ожидала серьезных и обстоятельных ответов, по советники обрушили друг на друга поток взаимных обвинений и упреков, «как будто прорвалась плотина». Так что очень скоро Мария осознала, что никогда не узнает от этих людей правду. К ее большому удивлению, они даже не могли прийти к согласию по поводу того, надо ли ей ускорить свой приезд в столицу или следует повременить. «Одни говорили, что ей бы лучше помедлить, потому что стоит жара, в столице нездоровый воздух и существует опасность эпидемии чумы… Другие побуждали королеву к немедленным действиям, говорили, что необходимо как можно скорее уладить все дела и закрепить свою власть в стране». В своем первом разговоре с Ренаром Мария призналась, что «не перестает дивиться раздорам в Совете и отсутствию согласия… Советники все время пытаются взять верх один над другим и, чтобы защитить свою репутацию, непрерывно меняют мнения».
Положение осложнялось еще и тем, что многие члены Совета быстро погрязли в злословии и сети интриг. Некоторые ничем не примечательные дворяне, «остававшиеся с королевой в дни ее напастей и горестей», теперь чувствовали себя «отверженными и забытыми», потому что не были пожалованы чипами, одарены землями или титулами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
Первый по-настоящему серьезный инцидент произошел в воскресенье, 13 августа, в соборе Святого Павла во время службы капеллана Марии, Гилберта Борна. В своей пропове-Ди Борн разразился гневными упреками в адрес бывшего Лондонского епископа Ридли и восхвалял нового католического епископа Боннера. Собравшиеся были так возмущены его словами, что разразились «сильными криками и шумом, как взбесившиеся, и пребывали на грани бунта». В Борна бросили кинжал, который чудом пролетел мимо и с силой вонзился в угол кафедры. Священника поспешно препроводили в расположенную рядом церковную школу, а успокоить толпу с трудом удалось находящемуся среди присутствующих рефор маторскому проповеднику, некоему магистру Бредфорду. Мария и Совет были возмущены. Немедленно появилось повеление горожанам соблюдать порядок и подчиняться лорд-мэру, иначе «королева установит для них другие порядки».
Было решено, что эмоции поможет сдержать присутствие в соборе мэра и Эдварда Кортни, и в следующее воскресенье среди прихожан в соборе оказались не только мэр, но и все остальные официальные лица в парадных одеяниях, то есть советники, епископ Боннер и начальник гвардии с более чем двумястами гвардейцами, охраняющими присланного Марией священника. Гвардейцы «прошагали к кафедре с алебардами, полностью готовые к бою», и стояли там, пока священник говорил на менее острую тему — о «восстановлении старого храма». Беспорядки не повторились, но Мария на всякий случай усилила личную охрану. В дополнение к эскорту всадников она приказала привезти в Ричмонд восемь пушек «для большей безопасности и чтобы устрашить бунтарей и злоумышленников демонстрацией силы». А кроме того, она повелела вооружить до восьми сотен всадников-гвардейцев и две сотни пехотинцев.
В первые беспокойные недели своего правления Мария была вынуждена умиротворять не только недовольных протестантов и бунтарей, но и разбираться с распрями в Совете, который насчитывал более сорока членов. Большей частью это были аристократы из окружения Марии, ее преданные сторонники, которых во времена Генриха и Эдуарда подвергли опале или заточили в тюрьмы. Но, к удивлению многих, в Тайный совет вошли также и советники Эдуарда, которые утвердили лишение Марии прав наследования престола и передали ее корону Джейн Грей. Из ее свиты в Совет пришли Рочестер, УолгреДв, Ингелфилд, а также капеллан Борн. К ним присоединились такие достойные дворяне, как сэр Генри Джернингем, теперь капитан королевской гвардии, который вместе с престарелым графом Суссексом прибыл защищать принцессу во Фрамлингэм, сэр Джон Гейдж, ее проверенный временем лорд-гофмейстер, и сэр Томас Чейни. Это были в высшей степени доверенные люди, непоколебимые в своей преданности Марии и католической церкви, но, к сожалению, без опыта ведения государственных дел.
В Совет пришли также люди, сильно пострадавшие за свои политические и религиозные взгляды при регентстве Сомерсета и Дадли. Они были столь же преданны Марии, но обладали гораздо большим государственным опытом. Герцог Норфолк, Томас Терлби, епископ Норидж, восьмидесятилетний епископ Дарэмский Катберт Танстолл и весьма знающий, искренний и вспыльчивый епископ Винчестерский Стивен Гардинер, обладавший всеми качествами руководителя и переживший двух правителей. Гардинер был в свое время главным советником Генриха VIII по вопросу о разводе, но об этом Мария предпочла бы сейчас не вспоминать. Впоследствии он реабилитировал себя в ее глазах, заняв в вопросах религии более консервативную позицию, в результате чего стал одним из злейших врагов Дадли. Ненависть герцога епископу даже льстила, потому что он был честен, а регент неискренен и лжив. Марии нравилась его решимость стоять за свои убеждения до конца.
Одно было плохо — у Гардинера не сложились отношения с лидером еще одной фракции Совета. Эта фракция состояла из раскаявшихся приближенных Эдуарда, и предводительствовал в ней Уильям Пэджет, осторожный, вдумчивый политик, обладавший незаурядной способностью адаптироваться к любой обстановке. Пэджет был близким советником Генриха VIII в последние годы правления, водил дружбу с регентом Сомерсетом и тем не менее пережил его падение, затем оказался полезным Дадли и вот теперь становился ценным помощником для Марии. Члены Совета, которых представлял Пэджет, а именно: Пембрук, Питри, Арундел, Дерби, Шрусбери — и другие находились в довольно неловком положении. Они все были запятнаны связью с предателем Дяцти, и каждый пытался переложить свою вину на остальных. Дерби, например, покинул Дадли в самом начале кризиса и привел в лагерь Марии несколько тысяч воинов, тогда как остальные во время борьбы за престол предпочитали держаться в стороне. Дерби ожидал вознаграждения чинами и особыми милостями, а остальным оставалось лишь надеяться, что их трусость не будет замечена. В начале правления Марии они чувствовали всю неустойчивость своего положения. Но королева понимала, что без этих людей ей не обойтись. Да, у них есть недостатки, но они единственные члены ее правительства, которые имеют опыт управления и в курсе всех последних дел в государстве Кроме того, эти люди составляли то незначительное меньшинство членов Совета Эдуарда, чья честность не вызывала сомнения. В своем письме Карлу V, датированном августом, посол сообщал, что Мария, «взойдя на престол, обнаружила дела в таком состоянии, что не может даже наказать всех виновных, потому что рискует в таком случае вообще остаться без подданных».
С самого начала правления Мария предчувствовала, что в Совете согласия не будет, но такого не ожидала. Она собирала Совет несколько раз еще до официального въезда в Лондон, то есть сразу же после закрытия военного лагеря во Фрамлингэме. Первое, что ее интересовало, это события, происходившие в последние дни Эдуарда. Кто был истинным автором «Порядка наследования» — король или Дадли? Собирался ли герцог заточить ее в тюрьму или убить? Как и почему ей было позволено бежать? Она ожидала серьезных и обстоятельных ответов, по советники обрушили друг на друга поток взаимных обвинений и упреков, «как будто прорвалась плотина». Так что очень скоро Мария осознала, что никогда не узнает от этих людей правду. К ее большому удивлению, они даже не могли прийти к согласию по поводу того, надо ли ей ускорить свой приезд в столицу или следует повременить. «Одни говорили, что ей бы лучше помедлить, потому что стоит жара, в столице нездоровый воздух и существует опасность эпидемии чумы… Другие побуждали королеву к немедленным действиям, говорили, что необходимо как можно скорее уладить все дела и закрепить свою власть в стране». В своем первом разговоре с Ренаром Мария призналась, что «не перестает дивиться раздорам в Совете и отсутствию согласия… Советники все время пытаются взять верх один над другим и, чтобы защитить свою репутацию, непрерывно меняют мнения».
Положение осложнялось еще и тем, что многие члены Совета быстро погрязли в злословии и сети интриг. Некоторые ничем не примечательные дворяне, «остававшиеся с королевой в дни ее напастей и горестей», теперь чувствовали себя «отверженными и забытыми», потому что не были пожалованы чипами, одарены землями или титулами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179