Филипп поблагодарил и сказал, что ему не трудно дойти до церкви пешком, но Броуи настоял. Он помог принцу подняться в седло и по традиции почтительно поцеловал его шпору. Затем шталмейстер повел коня Филиппа к церкви Святого Распятия, ненадолго остановившись только у городских ворот, где лорд-мэр торжественно вручил принцу ключи от города.
Филипп пробыл в Саутгемптоне три дня, в апартаментах, увешанных гобеленами, изображающими деяния Генриха VIII и расшитыми его знаменитыми титулами — «Защитник веры» и «Верховный Глава Церкви». Утром он спал допоздна, затем одевался и встречался с советниками Марии и другими лордами, которые ему представлялись и целовали руку. Заняться в Саутгемптоне Филиппу было нечем — в те времена в этом небольшом городишке насчитывалось всего триста домов, — к тому же все время не переставая лил дождь. Мария поручила своему лорду — хранителю печати доложить принцу о «полном состоянии дел в государстве со всеми подобающими подробностями» и дать любой совет, какой он может попросить. Но Филипп практически ничего не знал ни об Англии, ни о ее политике и поэтому вопросов не задавал. Он выступил перед советниками с официальной речью, заверив их, что прибыл в Англию не с целью обогащения, поскольку, Господь свидетель, у него столько земель и богатств, как ни у одного другого современного принца, а потому, что призван Божьим провидением стать мужем Марии. Он сказал, что будет обходиться с ней и с ними, как «добрый и любящий правитель», и надеется, что они, со своей стороны, также выполнят свои обещания быть «преданными и послушными».
Филипп прекрасно сознавал, что каждое его слово и жест станут позднее предметом обсуждения англичан, и потому делал все, чтобы их успокоить. Свой первый вечер на берегу он провел в обществе лордов. Причем разговаривал со всеми добродушно и сердечно, особенно с лордом Говардом, «которому выказал большую любезность». Филипп даже пытался шутить, заметив адмиралу, что, оказывается, ни один из костюмов, которые он привез из Испании, «нельзя надеть в день свадьбы по причине недостаточной элегантности». Принц обнаружил это, только приехав в Англию. Видимо, он все же недостаточно богат, чтобы нарядиться «с подобающим величием, какого заслуживает королева». Затем добавил, что надеется пошить здесь костюм из попоны коня, присланного Марией. Такой вот ему подарили замечательный подарок, и такие вот у них в Испании неумелые портные! Как раз в тот момент внесли большие кувшины с вином, пивом и элем, вместе с высокими кружками. Филипп повернулся к своим приближенным и объявил, что отныне они должны забыть испанские обычаи и принять английские и что сейчас он покажет им, как это делается. Приказав подать ему пива, он выпил его на английский манер, к великому одобрению всех присутствующих англичан.
Глядя на принца, создавалось полное впечатление, что это беззаботный молодой человек, весело проводящий время в предвкушении свадьбы, но на самом деле Филипп в то время был серьезно встревожен. На берегу его ждало неприятное известие от отца, что 26 июня французы захватили Мариен-бург, мощную крепость на границе земель империи, и что есть опасность взятия Брюсселя. Передовые отряды французов уже начали сгонять крестьян с их земель, поджигать дома и вытаптывать поля, а армия Карла оказалась захваченной врасплох и только собирается с духом для контратаки. Император писал, что ему нужна помощь сына, и предлагал Филиппу сократить медовый месяц до минимума, после чего отплыть во Фландрию.
Филипп написал отцу из Саутгемптона, что сделает все как надо, и приказал слугам не выводить лошадей на берег, поскольку очень скоро, возможно, через несколько дней, придется отплывать назад. Ожидая встречи с Филиппом, Мария знала о взятии французами Мариепбурга, и это ее также беспокоило. Она боялась, что Карл может потребовать от Англии послать войска на защиту Брюсселя, но ко времени венчания кризис миновал — к серьезным действиям французы оказались не готовы. Они покуролесили в окрестностях столицы, пощекотали нервы придворным императора, а затем доблестные воины Карла V отбросили их за границы империи.
Вскоре стало очевидным, что в ближайшее время Филиппу если и придется с чем-нибудь сражаться, то только с английской погодой, которая портилась с каждым днем. Уже на второй день пребывания в Саутгемптоне Филипп был вынужден одолжить у одного из англичан плащ и шляпу, чтобы прикрыться от дождя во время поездки на мессу. Два дня спустя ему предстояло покинуть порт и направиться в Винчестер, где должна была состояться встреча с королевой, а затем обряд венчания. В этот день с утра зарядил проливной дождь, и дорога превратилась в грязное месиво. Поверх своего усыпанного бриллиантами костюма Филипп надел красный войлочный плащ, но все равно в епископальный город прибыл весь промокший до нитки. Его белые атласные короткие штаны и камзол были забрызганы грязью. При въезде в город он остановился в госпитале — бывшем монастыре, переоделся в костюм из черно-белого бархата, покрытый золотым бисером, и продолжил путь. Его окружали помрачневшие испанские гвардейцы в насквозь промокших мундирах, а также мокрые и перепачканные, но по-прежнему преданные аристократы.
В Винчестер принц въехал уже в сумерках и отправился прямо в собор, где Гардинер и еще четыре епископа встретили его пением гимна Те Deum. Собор был до отказа заполнен народом, так «что они подвергались опасности задохнуться», а после окончания благодарственных молебнов люди последовали за Филиппом к дому настоятеля, где принцу предстояло провести ночь. Королевские гвардейцы держали толпу на расстоянии, но, проходя мимо, Филипп повернул голову и сделал легкий поклон — сначала в одну сторону, затем в другую, чем «очень обрадовал народ, наблюдающий Его Светлость лично». Мария еще днем прибыла в Винчестерский дворец, расположенный напротив крытой аркады дома настоятеля. В этот вечер она и Филипп должны были встретиться в первый раз.
Вполне вероятно, что Филипп чувствовал себя уверенно, как и положено красивому молодому принцу, связывающему себя узами брака с женщиной много старше по возрасту и, как говорят, малопривлекательной внешне, но во время приготовления к их первой встрече признаков этой уверенности не обнаруживал. Он снова переоделся, решив, что расшитый золотом костюм и шляпа недостаточно изящны для этого случая, и надел камзол с бриджами из мягчайшей белой лайки. Поверх Филипп накинул французский плащ хитроумного покроя, прошитый серебряными и золотыми нитями, и надел шляпу с длинным плюмажем. Облачившись в сей наряд (один из его приближенных заметил, что «принц очень великолепно в нем выглядел»), Филипп с дюжиной испанских и фламандских придворных пересек дорожку между домом настоятеля и дворцом епископа, вошел во внутренний дворцовый сад и двинулся к дверям, миновав несколько увитых зеленью беседок и тихо плещущихся фонтанов, чтобы направиться вверх по узкой винтовой лестнице, туда, где ждала королева.
Принц вошел в комнату, «где им предстояло порадоваться друг на друга, длинную и узкую, скорее похожую на коридор», и встал перед Марией, как будто сойдя с ее любимого портрета работы Тициана. Шотландец, наблюдавший в эти дни Филиппа, описал его таким, каким его увидели глаза жителя Великобритании:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179
Филипп пробыл в Саутгемптоне три дня, в апартаментах, увешанных гобеленами, изображающими деяния Генриха VIII и расшитыми его знаменитыми титулами — «Защитник веры» и «Верховный Глава Церкви». Утром он спал допоздна, затем одевался и встречался с советниками Марии и другими лордами, которые ему представлялись и целовали руку. Заняться в Саутгемптоне Филиппу было нечем — в те времена в этом небольшом городишке насчитывалось всего триста домов, — к тому же все время не переставая лил дождь. Мария поручила своему лорду — хранителю печати доложить принцу о «полном состоянии дел в государстве со всеми подобающими подробностями» и дать любой совет, какой он может попросить. Но Филипп практически ничего не знал ни об Англии, ни о ее политике и поэтому вопросов не задавал. Он выступил перед советниками с официальной речью, заверив их, что прибыл в Англию не с целью обогащения, поскольку, Господь свидетель, у него столько земель и богатств, как ни у одного другого современного принца, а потому, что призван Божьим провидением стать мужем Марии. Он сказал, что будет обходиться с ней и с ними, как «добрый и любящий правитель», и надеется, что они, со своей стороны, также выполнят свои обещания быть «преданными и послушными».
Филипп прекрасно сознавал, что каждое его слово и жест станут позднее предметом обсуждения англичан, и потому делал все, чтобы их успокоить. Свой первый вечер на берегу он провел в обществе лордов. Причем разговаривал со всеми добродушно и сердечно, особенно с лордом Говардом, «которому выказал большую любезность». Филипп даже пытался шутить, заметив адмиралу, что, оказывается, ни один из костюмов, которые он привез из Испании, «нельзя надеть в день свадьбы по причине недостаточной элегантности». Принц обнаружил это, только приехав в Англию. Видимо, он все же недостаточно богат, чтобы нарядиться «с подобающим величием, какого заслуживает королева». Затем добавил, что надеется пошить здесь костюм из попоны коня, присланного Марией. Такой вот ему подарили замечательный подарок, и такие вот у них в Испании неумелые портные! Как раз в тот момент внесли большие кувшины с вином, пивом и элем, вместе с высокими кружками. Филипп повернулся к своим приближенным и объявил, что отныне они должны забыть испанские обычаи и принять английские и что сейчас он покажет им, как это делается. Приказав подать ему пива, он выпил его на английский манер, к великому одобрению всех присутствующих англичан.
Глядя на принца, создавалось полное впечатление, что это беззаботный молодой человек, весело проводящий время в предвкушении свадьбы, но на самом деле Филипп в то время был серьезно встревожен. На берегу его ждало неприятное известие от отца, что 26 июня французы захватили Мариен-бург, мощную крепость на границе земель империи, и что есть опасность взятия Брюсселя. Передовые отряды французов уже начали сгонять крестьян с их земель, поджигать дома и вытаптывать поля, а армия Карла оказалась захваченной врасплох и только собирается с духом для контратаки. Император писал, что ему нужна помощь сына, и предлагал Филиппу сократить медовый месяц до минимума, после чего отплыть во Фландрию.
Филипп написал отцу из Саутгемптона, что сделает все как надо, и приказал слугам не выводить лошадей на берег, поскольку очень скоро, возможно, через несколько дней, придется отплывать назад. Ожидая встречи с Филиппом, Мария знала о взятии французами Мариепбурга, и это ее также беспокоило. Она боялась, что Карл может потребовать от Англии послать войска на защиту Брюсселя, но ко времени венчания кризис миновал — к серьезным действиям французы оказались не готовы. Они покуролесили в окрестностях столицы, пощекотали нервы придворным императора, а затем доблестные воины Карла V отбросили их за границы империи.
Вскоре стало очевидным, что в ближайшее время Филиппу если и придется с чем-нибудь сражаться, то только с английской погодой, которая портилась с каждым днем. Уже на второй день пребывания в Саутгемптоне Филипп был вынужден одолжить у одного из англичан плащ и шляпу, чтобы прикрыться от дождя во время поездки на мессу. Два дня спустя ему предстояло покинуть порт и направиться в Винчестер, где должна была состояться встреча с королевой, а затем обряд венчания. В этот день с утра зарядил проливной дождь, и дорога превратилась в грязное месиво. Поверх своего усыпанного бриллиантами костюма Филипп надел красный войлочный плащ, но все равно в епископальный город прибыл весь промокший до нитки. Его белые атласные короткие штаны и камзол были забрызганы грязью. При въезде в город он остановился в госпитале — бывшем монастыре, переоделся в костюм из черно-белого бархата, покрытый золотым бисером, и продолжил путь. Его окружали помрачневшие испанские гвардейцы в насквозь промокших мундирах, а также мокрые и перепачканные, но по-прежнему преданные аристократы.
В Винчестер принц въехал уже в сумерках и отправился прямо в собор, где Гардинер и еще четыре епископа встретили его пением гимна Те Deum. Собор был до отказа заполнен народом, так «что они подвергались опасности задохнуться», а после окончания благодарственных молебнов люди последовали за Филиппом к дому настоятеля, где принцу предстояло провести ночь. Королевские гвардейцы держали толпу на расстоянии, но, проходя мимо, Филипп повернул голову и сделал легкий поклон — сначала в одну сторону, затем в другую, чем «очень обрадовал народ, наблюдающий Его Светлость лично». Мария еще днем прибыла в Винчестерский дворец, расположенный напротив крытой аркады дома настоятеля. В этот вечер она и Филипп должны были встретиться в первый раз.
Вполне вероятно, что Филипп чувствовал себя уверенно, как и положено красивому молодому принцу, связывающему себя узами брака с женщиной много старше по возрасту и, как говорят, малопривлекательной внешне, но во время приготовления к их первой встрече признаков этой уверенности не обнаруживал. Он снова переоделся, решив, что расшитый золотом костюм и шляпа недостаточно изящны для этого случая, и надел камзол с бриджами из мягчайшей белой лайки. Поверх Филипп накинул французский плащ хитроумного покроя, прошитый серебряными и золотыми нитями, и надел шляпу с длинным плюмажем. Облачившись в сей наряд (один из его приближенных заметил, что «принц очень великолепно в нем выглядел»), Филипп с дюжиной испанских и фламандских придворных пересек дорожку между домом настоятеля и дворцом епископа, вошел во внутренний дворцовый сад и двинулся к дверям, миновав несколько увитых зеленью беседок и тихо плещущихся фонтанов, чтобы направиться вверх по узкой винтовой лестнице, туда, где ждала королева.
Принц вошел в комнату, «где им предстояло порадоваться друг на друга, длинную и узкую, скорее похожую на коридор», и встал перед Марией, как будто сойдя с ее любимого портрета работы Тициана. Шотландец, наблюдавший в эти дни Филиппа, описал его таким, каким его увидели глаза жителя Великобритании:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179