План — это закон…
— Закон, да не самый главный, — тоже вставая, сказал Андрей.
— Вы скверно знаете установку вышестоящих организаций.
— А вы скверно изучаете политэкономию, — сказал Андрей ошеломленному Долгину.
Но это служило слабым утешением. Как бы там ни было, прибор надо испытать. Андрей решил отправить бригаду Рейнгольда под свою ответственность. Семь бед — один ответ.
Спустя два дня после отъезда бригады его вызвал Потапенко. За последнее время все дела с лабораторией техотдел вел через Долгина; Виктор дал понять Андрею, что, во избежание всяких толков, так будет удобнее, поэтому сегодняшний вызов встревожил Андрея.
Виктор молча поздоровался и протянул напечатанную на машинке бумагу.
В докладной записке на имя главного инженера сообщалось о резком ухудшении работы электролаборатории. Младший персонал предоставлен самому себе, инженеры во время работы читают литературу… («Информация налажена! А вот какую литературу читают — не написали».) Упала труддисциплина, о чем свидетельствует увеличение числа выговоров и взысканий. («Так ведь требовательность возросла! Морозову вкатили выговор за опоздание — сами комсомольцы потребовали. Эх, разве можно так перевернуть все вверх ногами!..») Закупаются ненужные приборы. Нелегально был изготовлен автомат Рейнгольда. Самовольно послана бригада на ГЭС. Руководитель в лаборатории бывает мало…
Докладная была солидно оснащена цифрами и выглядела весьма убедительно.
Основной удар направлялся против Лобанова — человек, может быть, и знающий, но абсолютно неспособный руководить.
Откинувшись на спинку кресла, Виктор изучал лицо Андрея. Он знал заранее, что произойдет: Андрей сейчас рассвирепеет, «полезет в бутылку» и начнет опровергать пункт за пунктом.
С того момента как Андрей подал в техотдел проект новой тематики лаборатории, Виктор понял, что пришла пора решить дальнейшую судьбу Андрея.
Он честно оттягивал эту неприятную минуту. Совесть его была спокойна, он сделал все, чтобы предотвратить увольнение Андрея. Несмотря на нашептывания Долгина, он и виду не подал, что его затронула история с генератором.
Натянутые отношения Лобанова с начальством рикошетом задевали Виктора. «Ваш друг…» — спешили сообщить ему какую-нибудь новость о лаборатории. Виктор слушал с кислой улыбкой. Бесполезно было что-нибудь советовать Андрею — он делал по-своему. Мало того, он выступал с критикой техотдела: почему не занимаются перспективами развития системы, телеуправлением, новой аппаратурой. Лаборатория постепенно выходила из- под влияния Виктора.
Лобанов давал понять, что он не нуждается в указаниях. Его самостоятельность наносила прямой ущерб авторитету начальника техотдела. Так произошло с автоматом Рейнгольда. В свое время Виктор решил, чтобы этот неудачник сам довел до конца свою затею, с какой стати вмешиваться в это сомнительное мероприятие! В подобных делах следовало придерживаться мудрого правила: не будь первым, чтобы испытать новое, а также не последним, чтобы отбросить старое. Лобанов же делал демонстративный жест: полюбуйтесь, техотдел отверг, а мы, люди науки, оценили, пригрели. Следовательно, выходит, что в техотделе сидят консерваторы? Перестраховщики? Еще хуже получилось с планом.
Встречная, новая тематика противоречила всей прежней политике Виктора, она как бы объявляла неверными все его прошлые планы. Объективно план Лобанова «лил воду на мельницу» оппозиции внутри техотдела. Этот план подрывал репутацию Виктора как руководителя. Да и, кроме того, почему он должен брать на себя ответственность за фантазии Лобанова, на которых можно в два счета сломать себе шею.
Тонкий нюх Долгина с точностью до минуты определил наивыгоднейший момент вручения начальнику докладной записки. Виктору оставалось ее подписать и переслать главному инженеру. При нынешнем положении вещей отстранить Андрея от работы ничего не стоило. Достаточно одного факта самовольной командировки. Никто ни в чем не сможет упрекнуть Виктора.
Известно, как он всегда защищал Лобанова. Наоборот, будут говорить: вот пример принципиальности, не посчитался с дружбой.
Андрей читал бумагу, тихонько насвистывая. Это была его старая привычка: когда встречалось какое-нибудь трудное место в учебнике, он начинал посвистывать. Виктор вспомнил, сколько раз они скандалили с Андреем в общежитии, — им с Костей мешал этот дурацкий свист. Андрей умолкал и через минуту, забывшись, опять начинал свистеть.
Теплое, чистое чувство старой дружбы вдруг охватило Виктора. Он привстал, взял бумагу из рук Андрея, сложил, разорвал ее.
— Точка, — улыбнулся он, и Андрей увидел перед собой прежнею Виктора.
— Не будем к этому возвращаться. Оформи командировки своим беглецам, я подпишу.
— Есть, товарищ начальник, — весело подчинился Андрей. Они сидели молча, растроганные.
— Ох, Витька, Витька… — тихо вздохнул Андрей.
Они заговорили о новом плане. Виктор доказывал, что техсовет лобановский план не утвердит.
— Все твои проблемы им малопонятны. Игра с закрытыми картами. Впереди большие хлопоты и дальняя дорога… — Виктор прилег грудью на стол, понизил голос. — Возьмем из твоего плана главное — твой локатор — и давай включим его в мой план. Тогда мне удастся провести его через техсовет наверняка.
— Да, это будет легче, — нерешительно подтвердил Андрей.
— Ты развяжешь руки и мне и себе. А если ты будешь настаивать, чтобы приняли твой план целиком, то его завалят и вместе с ним завалится и твой локатор.
— Тебе виднее, — не то согласился, не то съязвил Андрей. Недавнее теплое чувство быстро исчезало. Будто тучи снова затягивали солнечный просвет. И лучше бы не было того просвета, после него еще темнее стало.
«Согласиться? — думал Андрей. — А что я обещал Калмыкову? А Разумову?
А Борисову?»
В течение месяца они мотались по станциям, ремонтным заводам, согласовывая, уточняя каждый пункт плана.
Внутри лаборатории возникали обиды и ссоры, потому что у каждого инженера нашлись свои выстраданные, давно лелеемые темы, а все предложения в план уместить было невозможно. Кривицкий притащил старые синьки — проект исследования распределения нагрузок. «Были когда-то и мы рысаками, — сказал он со своей обычной усмешкой. — Разрешите перенести этот прах на новое кладбище». Несмотря на это саркастическое предсказание, он несколько раз проверял, включена ли его тема в план. Борисов и тот, изменив всегдашней сдержанности, энергично пропихивал свою идею автоматизации переключений. Он напустил на Андрея своих друзей — монтеров подстанции, и они преследовали Андрея, упрашивая, доказывая, угрожая всякими бедами, если лаборатория не займется автоматизацией переключений. У всех было вложено в план свое заветное. Как они все встрепенулись! Сколько надежд было связано с этим планом! Советовались со станционниками, отбирали самые животрепещущие вопросы.
— А как же лаборатория? — медленно спросил Андрей. — Она по-прежнему будет изоляторы испытывать?
Виктор сочувственно пожал плечами. Как говорил Ленин: «Лучше меньше, да лучше».
Уж не считает ли он Виктора рутинером? Нет, дорогой дружок, в жизни двумя красками не обойтись. С одного боку смотреть, и верно — консерватор, с другого посмотришь — государственный человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
— Закон, да не самый главный, — тоже вставая, сказал Андрей.
— Вы скверно знаете установку вышестоящих организаций.
— А вы скверно изучаете политэкономию, — сказал Андрей ошеломленному Долгину.
Но это служило слабым утешением. Как бы там ни было, прибор надо испытать. Андрей решил отправить бригаду Рейнгольда под свою ответственность. Семь бед — один ответ.
Спустя два дня после отъезда бригады его вызвал Потапенко. За последнее время все дела с лабораторией техотдел вел через Долгина; Виктор дал понять Андрею, что, во избежание всяких толков, так будет удобнее, поэтому сегодняшний вызов встревожил Андрея.
Виктор молча поздоровался и протянул напечатанную на машинке бумагу.
В докладной записке на имя главного инженера сообщалось о резком ухудшении работы электролаборатории. Младший персонал предоставлен самому себе, инженеры во время работы читают литературу… («Информация налажена! А вот какую литературу читают — не написали».) Упала труддисциплина, о чем свидетельствует увеличение числа выговоров и взысканий. («Так ведь требовательность возросла! Морозову вкатили выговор за опоздание — сами комсомольцы потребовали. Эх, разве можно так перевернуть все вверх ногами!..») Закупаются ненужные приборы. Нелегально был изготовлен автомат Рейнгольда. Самовольно послана бригада на ГЭС. Руководитель в лаборатории бывает мало…
Докладная была солидно оснащена цифрами и выглядела весьма убедительно.
Основной удар направлялся против Лобанова — человек, может быть, и знающий, но абсолютно неспособный руководить.
Откинувшись на спинку кресла, Виктор изучал лицо Андрея. Он знал заранее, что произойдет: Андрей сейчас рассвирепеет, «полезет в бутылку» и начнет опровергать пункт за пунктом.
С того момента как Андрей подал в техотдел проект новой тематики лаборатории, Виктор понял, что пришла пора решить дальнейшую судьбу Андрея.
Он честно оттягивал эту неприятную минуту. Совесть его была спокойна, он сделал все, чтобы предотвратить увольнение Андрея. Несмотря на нашептывания Долгина, он и виду не подал, что его затронула история с генератором.
Натянутые отношения Лобанова с начальством рикошетом задевали Виктора. «Ваш друг…» — спешили сообщить ему какую-нибудь новость о лаборатории. Виктор слушал с кислой улыбкой. Бесполезно было что-нибудь советовать Андрею — он делал по-своему. Мало того, он выступал с критикой техотдела: почему не занимаются перспективами развития системы, телеуправлением, новой аппаратурой. Лаборатория постепенно выходила из- под влияния Виктора.
Лобанов давал понять, что он не нуждается в указаниях. Его самостоятельность наносила прямой ущерб авторитету начальника техотдела. Так произошло с автоматом Рейнгольда. В свое время Виктор решил, чтобы этот неудачник сам довел до конца свою затею, с какой стати вмешиваться в это сомнительное мероприятие! В подобных делах следовало придерживаться мудрого правила: не будь первым, чтобы испытать новое, а также не последним, чтобы отбросить старое. Лобанов же делал демонстративный жест: полюбуйтесь, техотдел отверг, а мы, люди науки, оценили, пригрели. Следовательно, выходит, что в техотделе сидят консерваторы? Перестраховщики? Еще хуже получилось с планом.
Встречная, новая тематика противоречила всей прежней политике Виктора, она как бы объявляла неверными все его прошлые планы. Объективно план Лобанова «лил воду на мельницу» оппозиции внутри техотдела. Этот план подрывал репутацию Виктора как руководителя. Да и, кроме того, почему он должен брать на себя ответственность за фантазии Лобанова, на которых можно в два счета сломать себе шею.
Тонкий нюх Долгина с точностью до минуты определил наивыгоднейший момент вручения начальнику докладной записки. Виктору оставалось ее подписать и переслать главному инженеру. При нынешнем положении вещей отстранить Андрея от работы ничего не стоило. Достаточно одного факта самовольной командировки. Никто ни в чем не сможет упрекнуть Виктора.
Известно, как он всегда защищал Лобанова. Наоборот, будут говорить: вот пример принципиальности, не посчитался с дружбой.
Андрей читал бумагу, тихонько насвистывая. Это была его старая привычка: когда встречалось какое-нибудь трудное место в учебнике, он начинал посвистывать. Виктор вспомнил, сколько раз они скандалили с Андреем в общежитии, — им с Костей мешал этот дурацкий свист. Андрей умолкал и через минуту, забывшись, опять начинал свистеть.
Теплое, чистое чувство старой дружбы вдруг охватило Виктора. Он привстал, взял бумагу из рук Андрея, сложил, разорвал ее.
— Точка, — улыбнулся он, и Андрей увидел перед собой прежнею Виктора.
— Не будем к этому возвращаться. Оформи командировки своим беглецам, я подпишу.
— Есть, товарищ начальник, — весело подчинился Андрей. Они сидели молча, растроганные.
— Ох, Витька, Витька… — тихо вздохнул Андрей.
Они заговорили о новом плане. Виктор доказывал, что техсовет лобановский план не утвердит.
— Все твои проблемы им малопонятны. Игра с закрытыми картами. Впереди большие хлопоты и дальняя дорога… — Виктор прилег грудью на стол, понизил голос. — Возьмем из твоего плана главное — твой локатор — и давай включим его в мой план. Тогда мне удастся провести его через техсовет наверняка.
— Да, это будет легче, — нерешительно подтвердил Андрей.
— Ты развяжешь руки и мне и себе. А если ты будешь настаивать, чтобы приняли твой план целиком, то его завалят и вместе с ним завалится и твой локатор.
— Тебе виднее, — не то согласился, не то съязвил Андрей. Недавнее теплое чувство быстро исчезало. Будто тучи снова затягивали солнечный просвет. И лучше бы не было того просвета, после него еще темнее стало.
«Согласиться? — думал Андрей. — А что я обещал Калмыкову? А Разумову?
А Борисову?»
В течение месяца они мотались по станциям, ремонтным заводам, согласовывая, уточняя каждый пункт плана.
Внутри лаборатории возникали обиды и ссоры, потому что у каждого инженера нашлись свои выстраданные, давно лелеемые темы, а все предложения в план уместить было невозможно. Кривицкий притащил старые синьки — проект исследования распределения нагрузок. «Были когда-то и мы рысаками, — сказал он со своей обычной усмешкой. — Разрешите перенести этот прах на новое кладбище». Несмотря на это саркастическое предсказание, он несколько раз проверял, включена ли его тема в план. Борисов и тот, изменив всегдашней сдержанности, энергично пропихивал свою идею автоматизации переключений. Он напустил на Андрея своих друзей — монтеров подстанции, и они преследовали Андрея, упрашивая, доказывая, угрожая всякими бедами, если лаборатория не займется автоматизацией переключений. У всех было вложено в план свое заветное. Как они все встрепенулись! Сколько надежд было связано с этим планом! Советовались со станционниками, отбирали самые животрепещущие вопросы.
— А как же лаборатория? — медленно спросил Андрей. — Она по-прежнему будет изоляторы испытывать?
Виктор сочувственно пожал плечами. Как говорил Ленин: «Лучше меньше, да лучше».
Уж не считает ли он Виктора рутинером? Нет, дорогой дружок, в жизни двумя красками не обойтись. С одного боку смотреть, и верно — консерватор, с другого посмотришь — государственный человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115