На нем прошли обучение тысячи летчиков, и я в том числе. А в войну этот «небесный тихоход» оказался просто незаменимым там, где требовалось взлететь и сесть в условиях крайне ограниченной площадки, произвести разведку, фотографирование, бомбометание с самой малой высоты… Связной, почтовый, спасательный, санитарный, разведывательный, боевой – все это знаменитый скромный труженик По-2.
Вот и меня он тоже выручил.
После доклада о случившемся отдыхать не пришлось – тут же новый вылет, новый бой.
А на следующий день к нам прибыл генерал Толстиков.
Собрав совещание всего летного состава, он зачитал нам благодарность генерала В. И. Чуйкова за обеспечение надежного прикрытия его армии, а затем передал просьбу командиров стрелковых дивизий о том, чтобы наши летчики находились не 25-30 минут над полем боя, а минут 45. Как это сделать наилучшим образом – надо обсудить.
Думалось, что вопрос решится очень просто – располагать полк поближе к переднему краю. Если базироваться от линии фронта в 20 километрах – можно иметь сорок – сорок пять минут чистого боевого времени. Но это без учета высот и скоростей. А как только начинали в расчеты вводить всевозможные коэффициенты – они становились далеко не радужными. Среди «коэффициентов» были и такие, которые начинали нас раздражать.
С появления радио истребителей накрепко привязали к станциям наведения. Нам полагалось находиться на дистанции визуальной видимости с земли, на высоте 1,5-2 тысячи метров. Практически это означало, что мы должны были ходить в одном месте, по кругу со строго определенным радиусом. По этому поводу летчики шутили: «Не сражайся на ножах, а ходи в сторожах».
Между тем фашисты хоть и придерживались шаблонной тактики, но истребителю своему предоставляли полную свободу. Даже сопровождая бомбардировщиков, он имел право находиться там, где считал это выгодным. Многие ведущие наших штурмовых или бомбардировочных групп требовали, чтобы наши истребители обязательно находились в непосредственной близости от них, на дистанции визуальной видимости,
Все это сковывало нашу инициативу, лишало возможности активно искать врага, вынуждало занимать выжидательную позицию. Жизнь настоятельно подсказывала: истребитель рожден для активного боя – больше самостоятельности! Недаром к тому времени у нас уже стали появляться эскадрильи и целые полки свободного боя. Жизнь брала свое. Только нас это еще не коснулось. Правда, отдельные ростки пробивались сами собой. В полку Онуфриенко был капитан Николай Горбунов. Несколько раз встречался он с фашистским асом, летавшем на «мессершмитте», на котором был нарисован черный дракон: знак многих побед в воздушных боях.
Ас действовал очень расчетливо, у него была хорошо продумана тактика внезапных атак.
Горбунову несколько раз досталось от него. Но нашего летчика сковывали то станция наведения, то необходимость прикрытия штурмовиков, он не мог позволить себе по-настоящему помериться силами с драконом. И тогда Горбунов попросил у Онуфриенко разрешения отправиться на свободную охоту. Тот дал согласие. В горячей изнурительной схватке черный дракон, был повержен. Счет сбитых Горбуновым самолетов достиг десяти.
Вот что значила свободная охота!
Пытаясь как-то развязать себе руки, мы тоже шли на всевозможные ухищрения. Станем в круг над станцией наведения, потом группа отправляется в район самых активных действий, а пара остается – она имитирует наше присутствие, совершая вертикальный маневр. Однако некоторые так втягивались в тактику «круга», что не могли от нее избавиться.
С такими «круговиками» истинные бойцы-летчики неохотно ходили на задание. «Что толку заглядывать в хвост?»– говорили они.
Как же вырваться из замкнутого круга?
И однажды мы начистоту поговорили с командиром корпуса.
Он выслушал нас внимательно, что-то записал в блокнот.
– Надо поразмыслить, – сказал комкор, – а сейчас готовьтесь к завтрашнему перелету на новый полевой аэродром.
Враг, отчаянно сопротивляясь, откатывался, оставляя нам опустошенные города и села. Он вывозил все что мог, а что оставалось – сжигал и взрывал.
А наш наступательный порыв нарастал. Боевой дух летчиков поднимали наши победы, проводимые в полку митинги, партийные собрания, выступления агитаторов, громкая читка газет, особенно нашей армейской – «Защитник Отечества», на страницах которой мы встречались с боевыми друзьями из соседних частей.
Партийная организация эскадрильи много внимания уделяла пропаганде боевого опыта лучших летчиков-истребителей, успехов наших наземных помощников– авиаспециалистов всех категорий. Доброе слово, вовремя сказанное, иной раз делало чудеса.
Коммунисты эскадрильи живо реагировали на все события. У нас сложился дружный, сплоченный коллектив.
Однажды на полевом аэродроме под Барвенково к нам пришли местные жители и рассказали, каким пыткам подвергся взятый в плен в бессознательном состоянии советский летчик. По их описаниям мы поняли – это был наш Сергей Шахбазян. Мы подробно расспрашивали их. Но, к сожалению, слишком мало знали местные жители. Они слышали только стоны, когда фашисты пытали летчика. Палачи, ничего не добившись, отправили мученика в Кривой Рог.
В наших сердцах затеплилась надежда: Шахбазян жив и еще вернется к нам. Она жила в нас до освобождения Кривого Рога, пока здесь нам не рассказали, что похожего на Сережу Шахбазяна летчика зверски замучили гитлеровские палачи. Ему предложили перейти на сторону вермахта, и в ответ Сережа плюнул в лицо фашистскому капитану.
Сереже было 22 года.
Он до конца остался патриотом Советской Родины.
…Под Лозовой сталкиваемся с двумя необычными, новыми для нас тактическими приемами фашистов.
Гитлеровцы, которых мы били теперь в хвост и в гриву, преследуя их самолеты до самых аэродромов и там уничтожая, пустились на всевозможные ухищрения, коварные уловки.
Как-то при подходе четверкой к переднему краю я услышал в наушниках приятный женский голосок:
– Скоморох, Скоморох, ваш аэродром бомбят «юнкерсы», следуйте туда. Немедленно! Немедленно!
Что такое? Откуда взялись «юнкерсы», если мы в пути никого не встретили? А ну-ка, уточню.
– Я – Скоморох. Какой аэродром бомбят «юнкерсы»?
– Аэродром Нижняя Дуванка, срочно следуйте туда.
Может быть, и вправду там сейчас нужна наша помощь?
Связываюсь со станцией наведения. Слышу голос Толстикова:
– Скоморох, никого не слушай. Действуй по плану.
После выполнения боевого задания пришлось предупредить всех летчиков о гитлеровских провокационных штучках. Правда, их радистки весьма искусно подражали нашим, иногда трудно было узнать, кто говорит. Вначале это вызывало путаницу. Но потом уже ничто не могло сбить нас с толку.
А вскоре после этого наши летчики, возвращаясь с заданий, стали рассказывать о странном явлении: когда мы атакуем фашистские бомбардировщики, то их прикрытие бездействует. Может быть, немцы обознаются? Принимают нас за своих? Такое бывало на фронте.
Однажды командир полка В. Шатилин и инспектор корпуса А. Муштаев поспорили: кто из них лучше стреляет в воздухе. Решили проверить это в воздушном бою и тут же отправились на поиски врага. Очень быстро нашли цель, подбили ее. Приземлились – ясности никакой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Вот и меня он тоже выручил.
После доклада о случившемся отдыхать не пришлось – тут же новый вылет, новый бой.
А на следующий день к нам прибыл генерал Толстиков.
Собрав совещание всего летного состава, он зачитал нам благодарность генерала В. И. Чуйкова за обеспечение надежного прикрытия его армии, а затем передал просьбу командиров стрелковых дивизий о том, чтобы наши летчики находились не 25-30 минут над полем боя, а минут 45. Как это сделать наилучшим образом – надо обсудить.
Думалось, что вопрос решится очень просто – располагать полк поближе к переднему краю. Если базироваться от линии фронта в 20 километрах – можно иметь сорок – сорок пять минут чистого боевого времени. Но это без учета высот и скоростей. А как только начинали в расчеты вводить всевозможные коэффициенты – они становились далеко не радужными. Среди «коэффициентов» были и такие, которые начинали нас раздражать.
С появления радио истребителей накрепко привязали к станциям наведения. Нам полагалось находиться на дистанции визуальной видимости с земли, на высоте 1,5-2 тысячи метров. Практически это означало, что мы должны были ходить в одном месте, по кругу со строго определенным радиусом. По этому поводу летчики шутили: «Не сражайся на ножах, а ходи в сторожах».
Между тем фашисты хоть и придерживались шаблонной тактики, но истребителю своему предоставляли полную свободу. Даже сопровождая бомбардировщиков, он имел право находиться там, где считал это выгодным. Многие ведущие наших штурмовых или бомбардировочных групп требовали, чтобы наши истребители обязательно находились в непосредственной близости от них, на дистанции визуальной видимости,
Все это сковывало нашу инициативу, лишало возможности активно искать врага, вынуждало занимать выжидательную позицию. Жизнь настоятельно подсказывала: истребитель рожден для активного боя – больше самостоятельности! Недаром к тому времени у нас уже стали появляться эскадрильи и целые полки свободного боя. Жизнь брала свое. Только нас это еще не коснулось. Правда, отдельные ростки пробивались сами собой. В полку Онуфриенко был капитан Николай Горбунов. Несколько раз встречался он с фашистским асом, летавшем на «мессершмитте», на котором был нарисован черный дракон: знак многих побед в воздушных боях.
Ас действовал очень расчетливо, у него была хорошо продумана тактика внезапных атак.
Горбунову несколько раз досталось от него. Но нашего летчика сковывали то станция наведения, то необходимость прикрытия штурмовиков, он не мог позволить себе по-настоящему помериться силами с драконом. И тогда Горбунов попросил у Онуфриенко разрешения отправиться на свободную охоту. Тот дал согласие. В горячей изнурительной схватке черный дракон, был повержен. Счет сбитых Горбуновым самолетов достиг десяти.
Вот что значила свободная охота!
Пытаясь как-то развязать себе руки, мы тоже шли на всевозможные ухищрения. Станем в круг над станцией наведения, потом группа отправляется в район самых активных действий, а пара остается – она имитирует наше присутствие, совершая вертикальный маневр. Однако некоторые так втягивались в тактику «круга», что не могли от нее избавиться.
С такими «круговиками» истинные бойцы-летчики неохотно ходили на задание. «Что толку заглядывать в хвост?»– говорили они.
Как же вырваться из замкнутого круга?
И однажды мы начистоту поговорили с командиром корпуса.
Он выслушал нас внимательно, что-то записал в блокнот.
– Надо поразмыслить, – сказал комкор, – а сейчас готовьтесь к завтрашнему перелету на новый полевой аэродром.
Враг, отчаянно сопротивляясь, откатывался, оставляя нам опустошенные города и села. Он вывозил все что мог, а что оставалось – сжигал и взрывал.
А наш наступательный порыв нарастал. Боевой дух летчиков поднимали наши победы, проводимые в полку митинги, партийные собрания, выступления агитаторов, громкая читка газет, особенно нашей армейской – «Защитник Отечества», на страницах которой мы встречались с боевыми друзьями из соседних частей.
Партийная организация эскадрильи много внимания уделяла пропаганде боевого опыта лучших летчиков-истребителей, успехов наших наземных помощников– авиаспециалистов всех категорий. Доброе слово, вовремя сказанное, иной раз делало чудеса.
Коммунисты эскадрильи живо реагировали на все события. У нас сложился дружный, сплоченный коллектив.
Однажды на полевом аэродроме под Барвенково к нам пришли местные жители и рассказали, каким пыткам подвергся взятый в плен в бессознательном состоянии советский летчик. По их описаниям мы поняли – это был наш Сергей Шахбазян. Мы подробно расспрашивали их. Но, к сожалению, слишком мало знали местные жители. Они слышали только стоны, когда фашисты пытали летчика. Палачи, ничего не добившись, отправили мученика в Кривой Рог.
В наших сердцах затеплилась надежда: Шахбазян жив и еще вернется к нам. Она жила в нас до освобождения Кривого Рога, пока здесь нам не рассказали, что похожего на Сережу Шахбазяна летчика зверски замучили гитлеровские палачи. Ему предложили перейти на сторону вермахта, и в ответ Сережа плюнул в лицо фашистскому капитану.
Сереже было 22 года.
Он до конца остался патриотом Советской Родины.
…Под Лозовой сталкиваемся с двумя необычными, новыми для нас тактическими приемами фашистов.
Гитлеровцы, которых мы били теперь в хвост и в гриву, преследуя их самолеты до самых аэродромов и там уничтожая, пустились на всевозможные ухищрения, коварные уловки.
Как-то при подходе четверкой к переднему краю я услышал в наушниках приятный женский голосок:
– Скоморох, Скоморох, ваш аэродром бомбят «юнкерсы», следуйте туда. Немедленно! Немедленно!
Что такое? Откуда взялись «юнкерсы», если мы в пути никого не встретили? А ну-ка, уточню.
– Я – Скоморох. Какой аэродром бомбят «юнкерсы»?
– Аэродром Нижняя Дуванка, срочно следуйте туда.
Может быть, и вправду там сейчас нужна наша помощь?
Связываюсь со станцией наведения. Слышу голос Толстикова:
– Скоморох, никого не слушай. Действуй по плану.
После выполнения боевого задания пришлось предупредить всех летчиков о гитлеровских провокационных штучках. Правда, их радистки весьма искусно подражали нашим, иногда трудно было узнать, кто говорит. Вначале это вызывало путаницу. Но потом уже ничто не могло сбить нас с толку.
А вскоре после этого наши летчики, возвращаясь с заданий, стали рассказывать о странном явлении: когда мы атакуем фашистские бомбардировщики, то их прикрытие бездействует. Может быть, немцы обознаются? Принимают нас за своих? Такое бывало на фронте.
Однажды командир полка В. Шатилин и инспектор корпуса А. Муштаев поспорили: кто из них лучше стреляет в воздухе. Решили проверить это в воздушном бою и тут же отправились на поиски врага. Очень быстро нашли цель, подбили ее. Приземлились – ясности никакой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78