Ведущий первой пары – Евтодиенко, его ведомый – Мартынов. Вторая пара – майор Ермилов и я. Очевидно, заместитель командира полка хотел проверить, как Евтодиенко управляет звеном в бою. Меня же приставили к нему ведомым неспроста. После первого боя, когда была сбита «рама», и особенно после того, как мы с Евтодиенко попали над горами в облака, в которых я летать не умел, но тем не менее смог не оторваться от командира, не потерялся, обо мне стали говорить как о надежном ведомом.
И вот мы четверкой подходим к Туапсе. И сразу же встречаемся с «мессерами».
Я их увидел впервые. Знал: у них хорошая скорость, они вооружены крупнокалиберным пулеметом, пушками. На нашем ЛаГГ-3 вооружение примерно такое же, но он уступает в скорости, тяжеловат, менее маневрен.
Честно говоря, мне стало не по себе.
Ну, Скоморох (так меня всю войну звали товарищи, это был и мой позывной), пришло твое время.
Смотрю на «мессеров» как загипнотизированный, а они подходят все ближе и ближе, вот-вот откроют огонь по Ермилову… Но почему он не реагирует, ведь так и сбить могут. Качаю с крыла на крыло – бесполезно. Надо их упредить! Разворачиваюсь влево и даю заградительную очередь. Первая пара «мессеров» взмывает вверх, вторая открывает огонь по мне, но снаряды проходят мимо. Доворачиваюсь вправо, смотрю: машины товарищей еле виднеются. А враг – рядом. Резко задираю нос, пытаясь атаковать, и совершаю непростительную ошибку – теряю скорость. И тут впервые увидел эрликоны – снаряды автоматической пушки «мессершмитта». Они потянулись шнурами один за другим, последовательно взрываясь в воздухе. Впечатление далеко не из приятных, действующее угнетающе.
Я растерялся. Куда деваться? Пытаюсь уйти от них в сторону – вижу: вторая пара заходит в атаку. Четыре «мессера» зажимают меня в железные клещи, я мечусь туда-сюда, чувствую, что мне несдобровать, мой пятый вылет может стать и последним.
Немцы почувствовали мою неопытность, решили легко разделаться со мной. Они смаковали победу: нагло, уверенно заходили в атаки, выпускали длинные очереди эрликонов, словно играли со мной в кошки-мышки.
Я видел только четверку «мессеров», огненные трассы, горы и море. И ясно сознавал: надо уходить, но не панически бежать – расстреляют. Надо огрызаться, увертываться и держать курс на Адлер.
А коршуны клевали и клевали меня, как цыпленка. Отстреливаясь, я стал уклоняться от огненных струй подскальзыванием: нос машины держу прямо, а рулем поворота создаю ей скользящий момент. Противнику это незаметно, он только видит, что эрликоны проплывают и рвутся в сторонке от меня, думает, что мажет. Снова атака – я снова делаю то же самое.
Сначала казалось: атакуют меня обе пары. Теперь до моего сознания дошло: активно действует лишь одна пара, а вторая следит за тем, чтобы не подоспели мои товарищи, и лишь изредка поливает меня огнем.
Я упорно держу курс на спасительный Адлер. Вот уже миновал Лазаревскую, Сочи, Хосту.
В душе надежда – товарищи выручат, вот-вот внезапно обрушатся на «мессеров». Но помощи не было.
Немцы разгадали мой замысел. Они начали действовать более ожесточенно. Их пары поменялись местами. Я подумал; наверное, со мной возились молодые, которых вводят в строй более опытные, а сейчас мне придется совсем туго.
Огненные струи заставляют меня энергично маневрировать. Когда надо мной пронеслась вражеская пара, я дал очередь, и тут мотор моего истребителя стал давать перебои.
Внизу – коса, впереди – адлеровский выступ. До него не дотянуть, придется совершить вынужденную посадку на косе.
Отстреливаюсь, скольжу влево-вправо, берегу каждый метр высоты. А черные кресты наседают.
Но тут происходит неожиданное – мотор снова заработал!
Даю газ, внизу проплывает Кудепста, вот и Адлер. Спасение! Открыла огонь наша зенитная батарея, расположенная на возвышенности у аэродрома. Она отсекла от меня стервятников.
Как приземлился – не помню. Но в памяти остались радостные лица друзей.
Меня не ждали: майор Ермилов сказал, что я сбит.
Произошел тяжелый разговор. Ермилов не захотел слушать моих объяснений, резко бросил:
– Вы оторвались от строя. Я ничего не видел, знаю одно: место ведомого – в хвосте у ведущего. Запомните!
Это было тяжелее только что пережитого в небе. Как тут оправдаться? Разрядку внес Володя Евтодиенко. Узнав о нашем разговоре, он заметил:
– Слишком близко к сердцу не принимай. В бою все было не так как надо, все виноваты. Ты вернулся – еще повоюем…
Вот такой оказалась первая встреча с «мессершмиттами». Явно не в мою пользу ни в воздухе, ни на земле.
Перебирая все в памяти, я невольно унесся в далекое детство. Пришли мы, мальчишки, купаться. Все знали, что я еще не умею плавать. Сняв трусики, я обычно заходил в воду, где помельче, и там барахтался. А тут вдруг случайно оступился, попал в яму и скрылся под водой. Когда вынырнул и, дрожа от страха, кое-как выкарабкался на берег, – там уже никого не было. С перепугу в чем мать родила примчался домой, забился в угол и заревел. К моему удивлению, дома никого не оказалось. Успокоившись, оделся, выбежал на улицу. И тут вижу: вся в слезах, размахивая брошенными мной с перепугу трусиками, крича: «Утонул, утонул», бежит моя мать. Увидела меня – остолбенела, придя в себя – отстегала меня трусиками, а потом бросилась целовать. Оказывается, панику подняли прибежавшие в деревню мои товарищи.
…Устав до предела, валюсь в постель и засыпаю.
– Скоморох, вставай, вылет, – слышу, кричит в ухо Мартынов.
Я вскочил, глянул на часы – мать честная! – проспал двенадцать часов!
– Шевелись, Коля, ведущие ждут нас…
Евтодиенко – Мартынов, Попов – Лаптев, Кубарев – я вылетаем в район Туапсе. У меня еще не прошло тяжелое впечатление от вчерашних событий, а тут снова вылет. В район Туапсе пришли благополучно. Там обнаружили ФВ-189 и снова, как в первом бою, все разом навалились на него.
Кубарев, увидев, что получается свалка, ушел вверх. Я – неотступно за ним. И встречаем пару «мессеров». Это тот случай, о котором говорил Дмитриев. «Мессеры» не стали ввязываться с нами в бой, они торопились выручить свою «раму». Кубарев стал разворачиваться за ними, я следом, и вдруг вижу вокруг себя шнуры эрликонов. Оглядываюсь – четыре «мессера». Они решительно отсекли меня от Кубарева. Черт подери, почему мне так «везет» на четверки? Разве на моей машине написано, что я молодой летчик и со мной можно разделываться безнаказанно?
Кубарев был связан боем с парой. Я – с четверкой. Евтодиенко и Попов с ведомыми добивали «раму». Карусель вертелась минут десять. «Вчера – пронесло, сегодня – доконают», – такие мысли мелькали в голове.
Я ожесточенно отбивался. Очереди давал одну за другой. Но ни одна из них не достигала цели. И это несмотря на то, что несколько раз я бил прямо в упор. Бронированные они, что ли?
Мое спасение было в том, чтобы уйти вниз, к своим. Но немцы не дают мне снизиться. Как же быть? Вот один заходит в атаку. Жму гашетку – очередь. Немец ныряет вниз. Я за ним, преследую его, бью из всего оружия. Скорость у него больше – он уходит. Вижу рядом наш ЛаГГ-3 – это Сережа Лаптев. Он помахал крыльями – пристраивайся, мол. Они, оказывается, «раму» сбили и теперь готовились к бою с «мессершмиттами». Но те, увидев, что мы собрались вместе, убрались восвояси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
И вот мы четверкой подходим к Туапсе. И сразу же встречаемся с «мессерами».
Я их увидел впервые. Знал: у них хорошая скорость, они вооружены крупнокалиберным пулеметом, пушками. На нашем ЛаГГ-3 вооружение примерно такое же, но он уступает в скорости, тяжеловат, менее маневрен.
Честно говоря, мне стало не по себе.
Ну, Скоморох (так меня всю войну звали товарищи, это был и мой позывной), пришло твое время.
Смотрю на «мессеров» как загипнотизированный, а они подходят все ближе и ближе, вот-вот откроют огонь по Ермилову… Но почему он не реагирует, ведь так и сбить могут. Качаю с крыла на крыло – бесполезно. Надо их упредить! Разворачиваюсь влево и даю заградительную очередь. Первая пара «мессеров» взмывает вверх, вторая открывает огонь по мне, но снаряды проходят мимо. Доворачиваюсь вправо, смотрю: машины товарищей еле виднеются. А враг – рядом. Резко задираю нос, пытаясь атаковать, и совершаю непростительную ошибку – теряю скорость. И тут впервые увидел эрликоны – снаряды автоматической пушки «мессершмитта». Они потянулись шнурами один за другим, последовательно взрываясь в воздухе. Впечатление далеко не из приятных, действующее угнетающе.
Я растерялся. Куда деваться? Пытаюсь уйти от них в сторону – вижу: вторая пара заходит в атаку. Четыре «мессера» зажимают меня в железные клещи, я мечусь туда-сюда, чувствую, что мне несдобровать, мой пятый вылет может стать и последним.
Немцы почувствовали мою неопытность, решили легко разделаться со мной. Они смаковали победу: нагло, уверенно заходили в атаки, выпускали длинные очереди эрликонов, словно играли со мной в кошки-мышки.
Я видел только четверку «мессеров», огненные трассы, горы и море. И ясно сознавал: надо уходить, но не панически бежать – расстреляют. Надо огрызаться, увертываться и держать курс на Адлер.
А коршуны клевали и клевали меня, как цыпленка. Отстреливаясь, я стал уклоняться от огненных струй подскальзыванием: нос машины держу прямо, а рулем поворота создаю ей скользящий момент. Противнику это незаметно, он только видит, что эрликоны проплывают и рвутся в сторонке от меня, думает, что мажет. Снова атака – я снова делаю то же самое.
Сначала казалось: атакуют меня обе пары. Теперь до моего сознания дошло: активно действует лишь одна пара, а вторая следит за тем, чтобы не подоспели мои товарищи, и лишь изредка поливает меня огнем.
Я упорно держу курс на спасительный Адлер. Вот уже миновал Лазаревскую, Сочи, Хосту.
В душе надежда – товарищи выручат, вот-вот внезапно обрушатся на «мессеров». Но помощи не было.
Немцы разгадали мой замысел. Они начали действовать более ожесточенно. Их пары поменялись местами. Я подумал; наверное, со мной возились молодые, которых вводят в строй более опытные, а сейчас мне придется совсем туго.
Огненные струи заставляют меня энергично маневрировать. Когда надо мной пронеслась вражеская пара, я дал очередь, и тут мотор моего истребителя стал давать перебои.
Внизу – коса, впереди – адлеровский выступ. До него не дотянуть, придется совершить вынужденную посадку на косе.
Отстреливаюсь, скольжу влево-вправо, берегу каждый метр высоты. А черные кресты наседают.
Но тут происходит неожиданное – мотор снова заработал!
Даю газ, внизу проплывает Кудепста, вот и Адлер. Спасение! Открыла огонь наша зенитная батарея, расположенная на возвышенности у аэродрома. Она отсекла от меня стервятников.
Как приземлился – не помню. Но в памяти остались радостные лица друзей.
Меня не ждали: майор Ермилов сказал, что я сбит.
Произошел тяжелый разговор. Ермилов не захотел слушать моих объяснений, резко бросил:
– Вы оторвались от строя. Я ничего не видел, знаю одно: место ведомого – в хвосте у ведущего. Запомните!
Это было тяжелее только что пережитого в небе. Как тут оправдаться? Разрядку внес Володя Евтодиенко. Узнав о нашем разговоре, он заметил:
– Слишком близко к сердцу не принимай. В бою все было не так как надо, все виноваты. Ты вернулся – еще повоюем…
Вот такой оказалась первая встреча с «мессершмиттами». Явно не в мою пользу ни в воздухе, ни на земле.
Перебирая все в памяти, я невольно унесся в далекое детство. Пришли мы, мальчишки, купаться. Все знали, что я еще не умею плавать. Сняв трусики, я обычно заходил в воду, где помельче, и там барахтался. А тут вдруг случайно оступился, попал в яму и скрылся под водой. Когда вынырнул и, дрожа от страха, кое-как выкарабкался на берег, – там уже никого не было. С перепугу в чем мать родила примчался домой, забился в угол и заревел. К моему удивлению, дома никого не оказалось. Успокоившись, оделся, выбежал на улицу. И тут вижу: вся в слезах, размахивая брошенными мной с перепугу трусиками, крича: «Утонул, утонул», бежит моя мать. Увидела меня – остолбенела, придя в себя – отстегала меня трусиками, а потом бросилась целовать. Оказывается, панику подняли прибежавшие в деревню мои товарищи.
…Устав до предела, валюсь в постель и засыпаю.
– Скоморох, вставай, вылет, – слышу, кричит в ухо Мартынов.
Я вскочил, глянул на часы – мать честная! – проспал двенадцать часов!
– Шевелись, Коля, ведущие ждут нас…
Евтодиенко – Мартынов, Попов – Лаптев, Кубарев – я вылетаем в район Туапсе. У меня еще не прошло тяжелое впечатление от вчерашних событий, а тут снова вылет. В район Туапсе пришли благополучно. Там обнаружили ФВ-189 и снова, как в первом бою, все разом навалились на него.
Кубарев, увидев, что получается свалка, ушел вверх. Я – неотступно за ним. И встречаем пару «мессеров». Это тот случай, о котором говорил Дмитриев. «Мессеры» не стали ввязываться с нами в бой, они торопились выручить свою «раму». Кубарев стал разворачиваться за ними, я следом, и вдруг вижу вокруг себя шнуры эрликонов. Оглядываюсь – четыре «мессера». Они решительно отсекли меня от Кубарева. Черт подери, почему мне так «везет» на четверки? Разве на моей машине написано, что я молодой летчик и со мной можно разделываться безнаказанно?
Кубарев был связан боем с парой. Я – с четверкой. Евтодиенко и Попов с ведомыми добивали «раму». Карусель вертелась минут десять. «Вчера – пронесло, сегодня – доконают», – такие мысли мелькали в голове.
Я ожесточенно отбивался. Очереди давал одну за другой. Но ни одна из них не достигала цели. И это несмотря на то, что несколько раз я бил прямо в упор. Бронированные они, что ли?
Мое спасение было в том, чтобы уйти вниз, к своим. Но немцы не дают мне снизиться. Как же быть? Вот один заходит в атаку. Жму гашетку – очередь. Немец ныряет вниз. Я за ним, преследую его, бью из всего оружия. Скорость у него больше – он уходит. Вижу рядом наш ЛаГГ-3 – это Сережа Лаптев. Он помахал крыльями – пристраивайся, мол. Они, оказывается, «раму» сбили и теперь готовились к бою с «мессершмиттами». Но те, увидев, что мы собрались вместе, убрались восвояси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78