Но пустыми оказались его надежды.
Он не победитель теперь, он — побежденный. И много таких, как он, лишились родины, одни — укрывшись на чужбине, а другие, униженные и растоптанные, насильно были отправлены в край долгого холода — в Сибирь — и умерли там, призывая к отмщению! Но кто бы мог подумать, что быть богатым — это вина. Разве не всемилостивый Бог, с первого дня определив судьбу каждого, создал людей богатыми или неимущими, повелителями или подчиненными, сильными или слабыми? И вся эта кровавая толкотня, называемая революцией,— разве способна она сделать глупого — умным, а бедняка — богатым?
Усмон Азиз усмехнулся. У кого пусто в голове, у того будет пусто и в кармане. Кто не умеет изо дня в день трудиться, тот никогда не станет состоятельным. Пусть новая власть, пожалев какого-нибудь бедного дурня, даст ему десять овец, отобранных у хорошего хозяина. Пусть! И завтра же их останется пять, на второй день будет жалко блеять единственная овечка, а еще через день в хлеву станет пусто.
Бедняк бедствует потому, что он глуп. Состояние может нажить лишь тот, кто обладает острым умом, твердым характером и ласковой речью. Достойнейшие качества, которых, слава Богу, не лишены были отец и дед Усмон Азиза. И сам он бесконечно благодарен создателю, наделившему его и умом, и волей, и крепкой рукой.
Он усмехнулся еще раз. Теперь уже над собой смеялся он, над своим ясным умом и гордым нравом! Где был его ум, когда отправлялся он в родные, но враждебные края? О чем он думал, меняя тепло очага на холод странствий? Надо было ему покорно пить яд чужбины, но до конца дней оставаться возле детей и жены. А теперь томит сердце неизвестность, и бы не знает, не может знать, чем кончатся его скитания по родным камням.
Троим дали жизнь отец и мать: самому Усмону, его брату Сулаймону и сестре Оросте. Всех троих научил отец грамоте и основам веры, научил любить и понимать диваны великих поэтов древности — Шейха Саади, Ходжа Хафиза, Мирзо Бедиля и других; и всем троим терпеливо внушал, что образованный человек никогда не будет страдать.
«Однако страдаем, жестоко страдаем,— мысленно обратился к отцу Усмон Азиз.— Сулаймон убит. Я скитаюсь, как бродяга. Не знаю, что с Оростой... Горькой сделали небеса чашу нашей жизни. За какие грехи пришло к нам возмездие? Скажи мне, отец — за что?!»
В двадцать один год он женился. Через сорок дней после свадьбы отец завел с ним долгий разговор о превратностях и чудесах мира и наконец сказал:
— Теперь, сынок, все заботы по хозяйству на тебе... Мне перевалило за пятьдесят. Хочу остаток жизни посвятить молитве и Богу, хочу, как и дед твой, совершить хадж, побывать в священной Мекке. Брата же твоего, Сулаймона, если соизволит Всемогущий, отправим учиться в Бухару. Пусть учится, знающим человеком станет. Сестру твою замуж надобно выдать в ближайшие год-два. Нареченный ее—достойный юноша, из состоятельной, уважаемой семьи. Так что берись за дело, хозяйствуй. С людьми будь вежлив, с издольщиками и пастухами не скупись на ласковые слова, но за уздцы их подтягивай, чтобы многого себе не позволяли. Начиная с этого дня, завяжи крепко-накрепко в семи местах свой пояс и приступай жить! Будет трудно — спроси совета. Я рядом...
Таким образом, в двадцать один год, взвалив на свои плечи все заботы о семье, Усмон Азиз повел дело с необходимой настойчивостью и осмотрительностью. Брат уехал учиться; сестру через два года выдали за
муж; больше года отсутствовал дома отец, совершивший паломничество в Мекку. Чтобы испытать как можно больше трудностей и даже мучений и тем самым приблизиться к Богу, из далекой Мекки в родное село он возвратился пешком. Надо ли говорить, что в результате авторитет отца безмерно возрос! К нему теперь обращались с исключительным почтением и называли Ходжы1 Азиз Матин из Нилу.
И вот эту спокойную, размеренную, полную достоинства и достатка жизнь разметала революция. Одно за другим обрушились несчастья на семью Азиз Матина.
Погиб Сулаймон.
Тринадцать лет он прилежно изучал науку в Бухаре, но всего полмесяца спустя после того, как совершилась революция, оставил медресе и однажды поздней ночью появился в Нилу. В родном доме жил он таинственной жизнью. Спал он преимущественно днем, а по ночам, оседлав коня, куда-то уезжал и, смертельно уставший, возвращался обыкновенно лишь к первой утренней молитве.
Поначалу Усмон Азиз и отец встречали его вопросительными взглядами, но Сулаймон довольно резко давал им понять, что дело, которым он занят, касается исключительно его одного. С каждым днем он становился все более замкнутым и мрачным, и отец как-то признался Усмон Азизу, что боится за его брата. Из ближних и дальних селений иногда приезжали к Сулай- мону люди, и он беседовал с ними в гостиной почти до утра.
Так продолжалось несколько месяцев — до тех пор, пока однажды днем, в час, когда все собрались за тарханом, Сулаймон не сказал, глубоко вздохнув и не отрывая глаз от еще не разломанной лепешки:
— Я иду воевать против неверных. Враги обычаев и веры, они не откажутся от своих замыслов, пока не испытают ударов меча мусульман. Они хотят,— проговорил Сулаймон, и в голосе его проскрежетала ненависть,— разорить страну! Хотят осквернить наших женщин и девушек! Позор нам, если мы окажемся трусами и уклонимся от борьбы... Я долго думал, отец, и решил твердо: у меня нет выбора. Брат,— взглянул он на Усмон Азиза,— может ко мне присоединиться.
— Я готов!— тут же откликнулся Усмон Азиз, не только безгранично любивший Сулаймона, но и уважавший его, пожалуй, не меньше, чем отца.
Азиз Матин опустил голову. Когда после недолгого молчания он поднял ее, братья увидели на его лице слезы. Отец пытался отговорить Сулаймона, напоминая ему о смертельной опасности избранного им пути, а также о своей старости. Но Сулаймон был непреклонен, и тогда отец обратился к Усмон Азизу:
— Если уйдешь и ты, то что делать мне, старику, в этом доме?
Так он сказал, и сердце Усмон Азиза дрогнуло. Сулаймон отправился за своей судьбой, он остался — и с тех пор много раз спрашивал себя: не лучше ли было ему уехать вместе с братом? Кто знает, окажись они рядом в тот страшный миг, быть может, он, Усмон Азиз, спас бы Сулаймона, подставив свою грудь под смертельную пулю. И жив остался бы Сулаймон, возлюбленный брат; и вкусил бы жизнь, женившись и взлелеяв потомство... Правда, в последнее время бывают минуты, когда Усмон Азиз думает, что его брату выпала лучшая участь.
Месяца три от Сулаймона не было известий. На отца и мать больно было смотреть; не находил себе места и Усмон Азиз, тихо плакала сестра. Наконец услышали, что он присоединился к отряду Салом-кал- та1— самого непримиримого курбаши из тех, кто действовал в долине Гардон. Затем как-то ночью Сулаймон в сопровождении друзей по оружию появился в Нилу; еще дважды в течение года точно таким же образом наведывался он в отчий дом — и с тех пор Усмон Азиз больше не видел брата.
Наконец однажды на рассвете двое товарищей Сулаймона вручили Усмон Азизу и отцу окровавленную одежду.
— Мулло Сулаймон святость приобрел,— с поклоном сказал один.— В рай
— Не горюйте,— сказал другой.— Земле предали, все честь по чести.
Они ушли. Но словно пораженные громом, безмолвно стояли во дворе отец Сулаймона и его брат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47