– А мне кажется, что рано или поздно даже замки рушатся. Но пока они стоят, то выглядят очень внушительно… – отозвался Виктор.
– Вы говорите будто по-китайски, – вступил в разговор Хосе Игнасио, – я ни слова не понял.
– Это игра, и ее понимаем только мы с твоей мамой, – засмеялся, впрочем, не слишком весело, Виктор. – Спокойной ночи, Мария.
Донья Матильда хлопотала, кормя ужином своих детей – Маркоса с Перлитой и Германа. Виктор сегодня ужинал у Марии. Донья Мати вздыхала: похоже, никогда ей не дождаться внука, похоже, никогда не женится Виктор. И вдруг Перлита, потупившись, сказала:
– Раз вы так хотите иметь внука, мы с Маркосом сделаем вам подарок.
– Перлита! – всплеснула руками донья Мати.
– Да-да, – подтвердил Маркое, – Перлита ждет ребенка!
Вот это был подарок – чудесный, замечательный! Ну что ж, у ее молодых все пока складывалось удачно: Маркое открыл мастерскую по ремонту радиоприборов и пригласил к себе помощником Германа. С Перлитой Маркое жил душа в душу, а теперь вот и ребенок!.. А Виктора все-таки жаль, как бы хорошо было, если бы он женился! Сколько лет он любит Марию, столько лет помогает ей, но видно, не суждено ему счастья, видно, не судьба…
Как защищал Виктора Хосе Игнасио! Только его он считал своим отцом.
– Послушай меня, мама! Послушай меня, – твердил он. – Ты не можешь пренебречь человеком, который был с тобой в самые трудные годы! Он дал тебе кров, он учил тебя, он помог тебе стать знаменитой Марией Лопес и никогда, ни одним намеком не дал тебе понять, сколь многим ты ему обязана! Он бескорыстно помогал тебе, мама! А сколько он помогал мне!
– Ты прав, сынок. Поверь, я ни о чем не забыла. Но сейчас речь совсем о другом… дону Густаво грозит операция, и очень опасная…
– Я не врач.
– Но он очень хочет видеть тебя, и с этой точки зрения ты бы мог быть если не врачом, то лекарством…
– Не пожелав принять тебя в семью, он причинил нам много горя, и я не понимаю, почему должен теперь исполнять его желания?!
– Был один случай, сынок, когда дон Густаво много сделал и для тебя, и для меня. Может, ты забыл о нем, но я – нет. Хуан Карлос хотел разлучить тебя со мной, но дон Густаво понял боль материнского сердца и поступил милосердно. Если можешь, сынок, не отказывай ему в его просьбе…
Хосе Игнасио нехотя кивнул.
– Папа! У меня для тебя сюрприз! – крикнул Хуан Карлос, отворив входную дверь: на пороге стояли Хосе Игнасио и Мария. – Проходите, прошу!
Хосе Игнасио, скованный, чопорный, наклонил голову и вошел в холл. Из спальни второго этажа на галерею с трудом вышел дон Густаво.
– Хосе Игнасио! Мой внук!
– Как вы себя чувствуете, сеньор дель Вильяр? – спросил Хосе Игнасио.
– Неважно, голубчик. Подойди, обними меня. Как я рад, что ты все-таки пришел! А-а, Лаура! Добрый вечер, деточка! Познакомься, мой внук Хосе Игнасио!
– Твой внук? – Я не знала, что у тебя есть внуки, кроме меня, дедушка!
Лаура и Хосе Игнасио изумленно смотрели друг на друга. Они никак не ожидали, что могут встретиться здесь. Для Хосе Игнасио это был настоящий удар – здесь он был в стане врага, и к стану врага принадлежала его возлюбленная. Для Лауры же это было просто неожиданностью. Дон Густаво не заметил ни их напряженности, ни неловкости. Он увел Хосе Игнасио к себе в спальню, говорил о себе, рассказывал, как хотел увидеть внука, как следил по газетам за его успехами, винил себя за прошлое, высказывал надежду на будущее. Хосе Игнасио слушал его рассеянно, он хотел, чтобы этот человек понял всю глубину и всю непоправимость совершенного. Ничего, кроме обиды, в данный момент он не испытывал, эти люди были врагами, и он не мог, да и не хотел их простить. И сейчас у него было одно желание – как можно скорее покинуть этот дом. Чем дольше он здесь оставался, тем больше обиды и гнева копилось в нем: на что рассчитывали эти дель Вильяры? Что их внезапное расположение искупит годы боли, страданий, унижений? Они были причиной его страданий, и как смели теперь рассчитывать на его любовь? В конце концов он сказал:
– Дон Густаво, я желаю вам успешного исхода операции… Искренне желаю, но болеть за вас душой и любить – не могу… Я люблю тех, кто меня вырастил, кто был со мною рядом… а не чужих. Нет, сеньор дель Вильяр, я не могу любить ни вас, ни вашего сына…
Он простился и вышел из спальни дона Густаво, где на тумбочке в изголовье стояла в рамке его фотография, вырезанная из газеты. Но что она значила? Что меняла?
Хосе Игнасио хотел найти Марию и уйти из этого неприятного для него дома. Мария была в библиотеке, разговаривала с Хуаном Карлосом. К Хосе Игнасио подошла Лаура.
– Клянусь, я ничего не знала, – сказала она.
– Зато мы оба теперь знаем обо всем.
– Что это меняет между нами?
– Все. Твоя семья пожелала, чтобы я вырос незаконнорожденным. Эту семью я ненавижу и не принимаю!
– При чем тут семья? Мы познакомились, мы полюбили друг друга, нам нет ни до кого из них дела.
– Ты из дель Вильяров, а дель Вильяров я ненавижу!
– Я – Ривера.
Глаза Лауры наполнились слезами. Но что она могла сказать? Она и так сказала слишком много.
Хуан Карлос умоляюще смотрел на Марию, пытаясь удержать ее.
– Неужели ты вот так и уйдешь из моей жизни? – спросил он с отчаянием в голосе.
– Я ушла из нее много-много лет назад. Прощай.
– Хосе Игнасио! Ты что-нибудь мне скажешь?
– В моей жизни вас никогда и не было.
– Я не понимаю, мне кажется невероятным, что для тебя, для сына меня вообще не существует… – Хуан Карлос был очень бледен.
– Вы сами этого пожелали, доктор дель Вильяр. Мама обошлась без подвенечного платья, без благословения. Двери вашего дома не открылись перед ней. Так почему же вы смеете входить в двери нашего?
– Хватит, Хосе Игнасир, хватит! – Лицо Хуана Карлоса исказилось страданием.
– Я напомнил вам все это только для того, чтобы попросить больше не беспокоить маму. Ни ей, ни мне – нам ничего от вас не надо! Мы не хотим иметь с вами дела. Мама! Пошли!
И Хосе Игнасио, попрощавшись кивком головы, торопливо направился к двери. Следом за ним вышла и Мария.
Виктор не находил себе места. Почему его личная жизнь должна зависеть от этого хлыща? Почему именно в этих ненадежных и жалких руках находится его счастье?
– Когда свадьба? – задал он с порога вопрос Марии.
– Никогда, Виктор.
– Ты же по-прежнему любишь его!
– Нет. Но на душе у меня пусто, и я не думаю, что когда-нибудь смогу полюбить…
Мария была благодарна Виктору: все эти годы он был с нею рядом, и она не чувствовала себя одинокой. Но все-таки в сердце у нее была пустота. От боли она отгородилась работой, и работала чудовищно много, торопясь вперед, чтобы боль не настигла ее. И боль мало-помалу отступала. Мария даже как бы обрела покой. Но этот покой скорее был мертвым равнодушием. Мария свыклась с этим, равнодушие стало частью ее самой, и она уже не могла себе представить, бывает ли иначе. Поэтому ей казался странным огонек, который временами загорался в глазах Виктора, устремленных на нее. Но она не любила этот огонек; Виктор должен был всегда оставаться совершенством, почти святым, тогда ей было бы с ним спокойно.
– Но я никогда не стремился к святости, Мария. Я – мужчина, только ты не хочешь этого замечать…
Хуан Карлос снова летел в Штаты. Операция прошла успешно. Дон Густаво был вне опасности. И Хуан Карлос возвращался в уже ставшую ему привычной жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160