Как Галя сказала, он и предположить не мог, что это писала живая девочка и что в их газете возможен такой дебют. Приятно и прощаю ему за эти сокращения. Галя же написала хорошее предисловие к моим стихам.
27.11. Г. сказал, что я «раскололась» и буду читать работу. Еще на прошлом занятии, в понедельник, сказал, когда меня не было. Сегодня же я не принесла ее, просто не думала, что пойду на его занятие, не собиралась. Но так уж сложилось. А. читала рецензию на «Ромео и Джульетту» (театр на Юго-Западе). С первых же строчек я поняла, что все правильно, я не ошиблась в своих оценках ее. Все в этой работе есть: и легкость пера, и настроение, и отклик на игру актеров. Мастерство даже в подаче материала и лаконичность. Нет одного – личности автора. С общепринятых позиций восприятия эта вещь настолько совершенна, что просто нечего сказать, и поэтому начинаешь отыскивать какие-то претензии, чтобы откликнуться хоть как-то. Вот можно добавить о режиссерской позиции, об одном из актеров. Вот и в этом месте смягчить переход. Все это ничего не значащие мелочи. После прослушивания этой работы остается пустота. Она не несет в себе ничего, кроме того, что написано на этих листочках. Она не самоценна. Дело даже не в оценке спектакля, а во внутреннем достоинстве, самодостаточности мысли и чувства и их гармонии. А. умеет сформулировать свои мысли, но она не способна разглядеть в событии или явлении глубину, она «плавает» на поверхности смыслов, не в силах просто проникнуть за пределы действительности. Говорю – просто – но, конечно же, понимаю, что это не так. Как минимум нужен талант. Увы, это редкость. Всем нашим, и мэтрам в том числе, понравилось. Я не принимала участия в обсуждении, хотя, как мне показалось, Г. было бы интересно узнать мое мнение, но фальшивить не хотелось, критиковать тоже. В конце концов, это тоже творчество, а я уважаю любое его проявление. Другое дело, что опять же, нет ощущения масштаба. Действительно, хорошо, мастерски сколоченная работа. Мы об этом говорили с Ирой К., когда ехали из универа. Я рада, что она понимает так же. Странно, писать не умеет, а чувствует очень точно. Славная девочка.
Г. попросил А. перепечатать на машинке для него. Поможет где-нибудь напечатать? Мне так странно было себя чувствовать в окружении сыплющих похвалы этой штамповке. Да как же этот уровень называть единственно существующим!? Многим так понравилось, что меня вновь грызут сомнения: как решиться в эту грубую (судя по вкусам) толпу произнести мою хрупкую леди. Она же погибнет от ее неосторожных прикосновений.
Но как же, как же так? Г. сказал, что это настолько замечательно, что Аню уже ничему не нужно учить, она пишет безукоризненно. Правильно, а разве кого-то другого можно учить? Разве дару научишь? Он или есть, или нет. Все однозначно.
Меня пугает эта примитивность мышления, и я, по всей видимости, обречена на провал.
Сейчас перечитывала свои стихи. Как прекрасно все же. У меня есть целый мир. Это помогает.
Многое зависит от того, как С. К. отнесется к моей работе «32 мая»… Он может меня «зарезать», уничтожить малейшим оттенком неудовольствия. Я уже заранее готова разреветься в страхе от его слов по этому поводу. Мне так важно его мнение. И если ему не понравится (неужто такое возможно?), я могу надолго выйти из равновесия.
Меня томит моя замкнутость в избранничестве. Сколько можно недовопло-щаться, не самовыражаться полностью. Я будто в заточении. Так много уже написано, и лежит мертвым грузом. Нет, черт возьми, может, конечно, у меня мания величия, но не могу не написать, что чувствую в глубине души, почему-то улавливаю: Г. не в восторге от работы А., не так уж сильно она ему нравится, просто он знает конъюнктуру и в какой-то степени близость к своему стилю. Его же лучшие качества, чутье подсказывают, что это обычное, проходящее, а то, что делаю я, вызывает у него настороженность, с одной стороны, и интерес. Он не может не чувствовать моей силы. Относиться ко мне он может как угодно, но как человек незаурядный осознает, что что-то во мне есть, и это важно.
Явление… Сквозь слезы, душевные истерики шепчу: я останусь, останусь. Я обречена остаться. Не мимолетность, а жизнь, полная радости, которая будет сама по себе интересна. Ну что мне делать с этой бесконечной убежденностью в своей особенности? Это в крови. Я не способна отделаться от этого присутствия во мне, чем дольше, тем больше. Я не самоупиваюсь, я даже страдаю, т. к. не удовлетворена своим настоящим, отсутствием какого бы то ни было уровня окружающих меня. Меня оценить и дать отклик может только равный. Приятно поклонение толпы, но и ничтожно. Зачем оно мне? А беседа с человеком, понимающим самую сущность моей поэзии, так нужна мне. Я истосковалась от консервирования в себе своих мук и сомнений. Будто толку сама себя в ступе. Сколько это может продолжаться?
…Сердце рассыпалось на бубенцы…
Ритм диктуется самочувствием. Я обычно не знаю заранее о нем. Он приходит сам, подчиняясь мелодии чувства. Иногда (очень редко) я, напротив, слышу вначале ритмическую структуру будущего стихотворения, а слова и впечатления ложатся на уже готовую партитуру. В любом случае истинность и глубина настроения сохраняются. Просто это разного рода вдохновения. Но природа их – едина.
Гр., сколько может длиться эта пытка неизвестностью, эти дни и годы без дна, куда уносятся лучшие сны и стремления. Гр., некрасивый мой, прекраснейший, обаятельный, с чеширской улыбкой и бессонницей, с песнями и пьянками, откровениями и издевательствами, единственный человек, ради которого готова жить. Если бы ты знал, как дорог мне каждый миг памяти о тебе. Может быть, эти воспоминания – лучшее, что у меня есть. В последние дни ты все навязчивее и горче напоминаешь о себе, я не могу отделаться от тревоги за твою судьбу. Два с половиной года прошло, а все во мне так же остро и чувственно, как тогда, ничуть не утих этот сумасшедший пламень, все так же сжимает сердце и охватывает наитягчайшая из печалей. Обреченная, смирившаяся. Почему так нелепо не вовремя расстались, хотя разве расставания бывают вовремя?
Как же я страдаю. Это живет во мне на уровне души, когда невозможно сказать более-менее связно, но все существо переполняется такими вихрями, громадностью догадок и узнаваний, что можно, только закрыв глаза, слушать в себе эту хаотичную мудрую симфонию звезд и планет или улыбаться. Люблю тебя, какой ты был тогда, неровный, весь из резкостей, сам себе непонятный. И грустно тебе было часто, чаще всего от неразберихи в самом себе, в своих чувствах и привязанностей. Из-за меня тоже. Тоже. Но ты же сильный. И ты слабый. И еще мне тысячу раз все равно, какой ты. Я люблю тебя за то, что ты есть и именно такой, невнятный и испорченный. Время меняет людей. И как изменилась я с момента нашей последней встречи, а что с тобой, «моя лучшая из ошибок». Я обречена распутать клубок этих вопросов, как бы плохо ни было потом. Ты мне нужен, и ничего с собой поделать не желаю. Я просто люблю.
Мне ведь не надо многого. Просто знать, что ты живешь и тебе не совсем отвратительно жить. Просто знать. Так мало. Боги, подарите мне эту малость. Заверните в рождественский кулек вместе с успешной сдачей сессии и положите под елку. Праздники кончаются, но моя любовь остается. Я не избавлюсь от нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146