– Что они, ошалели там?! Почему не доложили раньше?
– Внутреннее кровотечение, – сказал старпом. – Больной погибал...
– О, мать их в душу!.. – простонал капитан и резко скомандовал: – Прямо руль! Стоп, машины!
Команда продублировалась всеми находящимися на мостике, лязгнул машинный телеграф.
По инерции судно стало разворачивать.
... На баке насторожилась швартовая команда. Боцман Алик Грачевский выслушал очередной приказ, услышанный им через уоки-токи, и тут же ответил мостику:
– Есть стоять у правого якоря!
А на капитанском мостике было видно, что Николай Иванович взял себя в руки и уже ровным голосом отдал команду:
– Полный назад! Руль прямо. Сигнал.
Корабль задрожал. Раздались три коротких гудка. По морским международным правилам, «Федор Достоевский» оповестил всех вокруг, что судно дало «полный ход назад»...
В полном недоумении засуетились и задвигались пассажиры на всех палубах. Стали переглядываться, пытаясь понять – что происходит...
– Отдать правый якорь, – приказал капитан. – Две смычки в воду!
И тут, на удивление всех шестисот пассажиров и к изумлению почти всей команды лайнера, загрохотала якорная цепь, и многотонный якорь, величиной с грузовой автомобиль, стремительно полетел вниз...
Старший помощник с мостика отдал в уоки-токи распоряжение:
– На корме следить за дистанциями до яхт!
Вместе с Аликом Грачевским и кормовой командой этот приказ принял и примчавшийся сюда тот самый молоденький третий помощник, который восторженно вопил на берегу при виде верблюжьего каравана с Таней Закревской и главным доктором...
– Есть следить за дистанциями! До ближайшей яхты сорок метров... – взволнованно кричал он в свой уоки-токи. – Тридцать метров!.. Двадцать...
Корму теплохода разворачивало, и казалось, еще мгновение, и многоэтажный двухсотметровый «Достоевский» раздавит эти белоснежные роскошные яхты, как слон ореховую скорлупку.
– Пятнадцать метров!!! – Молоденький третий помощник держал уоки-токи у самого рта и напряженно следил за прохождением кормы лайнера.
Но вот судно медленно проскользило всего метрах в четырех от ближайшей яхты, опасность столкновения миновала, и третий помощник звонко и радостно доложил:
– Прошли чисто!
И не в силах сдержать мальчишеского восторга, он даже нечаянно добавил в уоки-токи:
– Вау-у-у!..
– Пронесло... – тихо проговорил на мостике взмокший от напряжения старший помощник капитана Петр Васильевич Конюхов.
И тут же в радиотелефон ворвалась испуганная английская речь с испанским акцентом:
– Капитан! Николай!.. Что вы делаете?! Здесь нельзя бросать якорь! – кричал ошеломленный лоцман со своего катера.
А в операционной, ни на секунду не умолкая, по-русски и по-немецки звучал слабый голос Тани Закревской, который был одновременно к голосом Тимура Ивлева, и доктора Вольфа, и Ирины Евгеньевны, и Луизы...
Бедная Таня, почувствовавшая себя дурно еще в самом начале операции, сейчас стояла, намертво вцепившись побелевшими пальцами в спинку стула, чтобы не грохнуться без чувств на пол операционной.
Все, о чем говорилось вокруг операционного стола, Та.ня воспринимала только на слух. Глаза ее были или крепко зажмурены, или она отводила их в сторону, а еще лучше было просто смотреть в потолок. Лишь бы не видеть всего того, что сейчас происходило с этим несчастным и, как казалось Тане Закревской, уже совсем неживым стариком Бриджесом...
– Ох, шайзе... Сколько крови в брюшной полости! – удивился доктор Вольф.
Глядя в белый потолок операционной, Таня привычно и машинально заменила немецкое ругательство «шайзе» на «черт» и почувствовала, что теряет последние силы...
– Да... Не по возрасту этот дурак жрал столько виски! Раздолбай английский... – пробормотал Тимур. – Тампон!
Двумя пинцетами Ирина Евгеньевна подала ему тампон – многократно сложенную марлевую салфетку сантиметров восемьдесят длиной и сантиметров шесть в ширину.
– Зажим! – попросил доктор Вольф.
Тут же в его руке оказался хирургический зажим. Ирина Евгеньевна работала безукоризненно!
– Луизочка! Солнце мое, чтоб тебя!.. Не молчи! Пульс, давление? Ирина Евгеньевна! Еще тампон... Луиза, что с давлением?
– Нормально, Тимур Петрович. Держится.
– Спасибо... Зигфрид, перекройте здесь сосуд.
– Ирина! Другой зажим, – сказал доктор Вольф. – Этот плохо работает...
Ирина Евгеньевна моментально поменяла Вольфу инструмент.
– Крючок, – попросил ее Тимур. – Зигфрид, сделайте тракцию. Расширьте побольше и оттяните влево желудок. Мы лучше увидим перфорированное отверстие.
Доктор Вольф сделал все, о чем его попросил Тимур, и радостно, с удовольствием профессионала проговорил:
– Ах вот откуда у него хлестала кровь!.. Еще зажим! Вот он – этот паршивый эрозированный сосуд...
– Как?! Как это перевести?.. – вдруг в неожиданно прорвавшейся истерике закричала Таня Закревская. – Я не знаю, как это называется по-русски!..
В операционной все замерли.
Оказывается, Таня устала отводить взгляд от стола и смотреть в потолок и случайно опустила глаза прямо в большую открытую операционную рану с оттянутыми краями при помощи специальных металлических крючков и расширителей...
– Бедная девочка... – сочувственно проговорила Ирина Евгеньевна.
Но доктор Тимур Ивлев не был столь сострадателен. Он громко и резко приказал Тане Закревской:
– Немедленно возьмите себя в руки! Вас никто не просит смотреть сюда. Луиза! Сейчас же помогите Тане. Снимите реактивность, дайте что-нибудь успокаивающее...
Луиза метнулась к стеклянному шкафчику, быстро налила в мензурку какую-то мутную жидкость, заставила Таню ее выпить и, что-то шепча ей на ухо, усадила на стул.
– Не волнуйтесь, Таня, – сказал ей доктор Зигфрид Вольф. – Только немного помогайте нам. Ладно? Еще один зажим, Ирина...
– Еще один зажим, Ирина Евгеньевна... – слабым голосом перевела Таня.
Теперь «Федор Достоевский» стоял напротив выхода из порта, загораживая дорогу всем судам, которые хотели бы выйти в океан или войти из океана в порт...
На мостике итальянского круизного лайнера «Леонардо да Винчи» царила крайне нервозная обстановка.
Итальянец шел полным ходом в разрыв между волноломами, где стоял на якоре «Достоевский», и седой красивый итальянский капитан кричал своим многочисленным помощникам:
– Правая машина – стоп! Право на борт! Левая – полный вперед!!! Старшему помощнику – на левое крыло мостика! Следить за проходом северного волнолома!!!
– Сто двадцать метров! – докладывал старший помощник уже с левого крыла. – Девяносто метров...
«Леонардо да Винчи» резко менял курс в опасной близости от входа в порт.
– Семьдесят метров!.. – неслось с левого крыла мостика итальянского судна. – Пятьдесят... Прошли чисто!
Итальянский капитан сам убедился в том, что опасность миновала, с ненавистью посмотрел на замерший в акватории порта российский теплоход и проговорил, вытирая платком взмокшее лицо:
– С каким наслаждением я бы повесил Берлускони в самом центре Рима на пьяцца Венеция за то, что он так холуйски заигрывает с русскими!
На мостике же так ненавистного сейчас итальянскому капитану русского судна «Федор Достоевский» Николай Иванович Потапов на добротном английском разговаривал по радио с лоцманской и портовой контрольной службами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66