А это равносильно
предложению С*, остающемуся внутри процедуры вывода и
_____________
* Льюис Кэррол рассматривает следующий силлогизм, состоящий из двух предпосылок
и заключения: "А) Равные одному и тому же равны между собой. В) Две стороны
этого треугольника равны одному и тому же. Z) Две стороны этого треугольника
равны между собой". Показывая бесконечность разрыва между предпосылками и
заключением, черепаха заставляет Ахилла признать, что для обоснования вывода
нужно ввести бесконечный ряд промежуточных предпосылок, первой из которых будет
предложение, обозначенное литерой С: "Если А и В истинны, то Z должно быть
истинным". Следующей предпосылкой будет высказывание D: "Если А, В и С истинны,
то Z должно быть истинным". И так далее. (Льюис Кэррол, История с узелками, --
М., Мир, 1973 -- С.369, 371). -- Примечание переводчика.
34
ПРЕДЛОЖЕНИЕ
не способному от нее оторваться, поскольку С отсылает к предложению D,
утверждающему, что "Z истинно, если истинны А, В и С... ", и так до
бесконечности. Данный парадокс, лежащий в самой сердцевине логики и имеющий
решающее по важности значение для всей теории символического вывода и
сигнификации, -- ни что иное, как парадокс Льюиса Кэррола, изложенный в
блестящем тексте "Что черепаха сказала Ахиллу"4. Короче, заключение может быть
отделено от предпосылок, но только при условии, что всегда добавляются другие
предпосылки, от которых заключение как раз и неотделимо. Все это позволяет
сказать, что сигнификация никогда не бывает однородной, а два знака --
"имплицирует" и "следовательно" -- полностью разнородны, и что процедура вывода
никогда не обосновывает денотацию, ибо последняя уже выполнена: один раз в
предпосылках и другой раз в заключении.
От денотации через манифестацию к сигнификации и обратно -- от сигнификации
через манифестацию к денотации -- нас влечет по кругу, который и составляет круг
предложения. Должны ли мы ограничиться этими тремя отношениями предложения, или
следует добавить четвертое, которое было бы смыслом^ -- это и экономический, и
стратегический вопрос. Нам вовсе не нужно строить некую апостериорную модель,
соответствующую вышеуказанным отношениям. Скорее сама модель должна работать a
priori изнутри, раз уж она вынуждает вводить дополнительное отношение, которое
-- из-за своего исчезающего, неуловимого характера -- не может быть опознано на
опыте извне. Таким образом, это вопрос права, а не просто вопрос факта. Тем не
менее, остается еще и вопрос факта. Сначала нужно спросить:
можно ли локализовать смысл в одном из данных трех отношений -- денотации,
манифестации или сигнификации? Сразу можно ответить, что такая локализация,
по-видимому, невозможна внутри денотации. Выполненная денотация задает
истинность предложения, невыполненная -- ложность. Очевидно, что смысл не может
заключаться в том, что делает предложение истинным или
________
4 См. Льюис Кэррол, История с узелками, с. 368-372 35
ЛОГИКА СМЫСЛА
ложным. Не может он быть и отношением, где такие оценки реализуются. Более того,
денотация могла бы поддержать вес предложения лишь в той степени, в какой
прослеживается соответствие между словами и обозначенными вещами или положениями
вещей. Брайс Перейн рассмотрел парадоксы, возникшие на основе этой гипотезы в
древнегреческой философии5. Как избежать парадоксов вроде того, где говорится о
телеге, проходящей через рот? Кэррол спрашивает еще четче: как имя может иметь
"респондента"? Что это значит, что нечто соответствует своему имени? И если вещи
не соответствуют своему имени, то что может уберечь их от его потери? Что же
тогда останется, что оградит нас от произвола денотаций, которым ничего не
соответствует, от пустоты индексов, то есть формальных означающих типа "это" --
если и то и другое окажется лишенным смысла? Все обозначения обязательно
предполагают смысл, и мы неизбежно оказываемся сразу внутри смысла всякий раз,
когда что-либо обозначаем.
Будет больше шансов на успех, если отождествить смысл с манифестацией, ибо сами
обозначающие имеют смысл только благодаря Я, манифестирующему себя в
предложении. Я действительно первично, поскольку позволяет речи начаться. Как
говорит Алиса: "Если ты говоришь только тогда, когда к тебе обращаются, а другой
всегда ждет, чтобы ты сам начал говорить, то нет никого, кто бы хоть что-нибудь
сказал". Отсюда вывод: смысл пребывает в верованиях (или желаниях) того, кто
выражает себя6. "Когда я беру слово,- говорит Шалтай-Болтай, -- оно означает то,
что я хочу, не больше и не меньше... Вопрос в том, кто из нас здесь хозяин --
вот и все!" Однако, мы увидели, что порядок верований и желаний основан на
порядке понятийных импликаций значения, и что тождество Я, которое говорит или
произносит "Я", гарантируется только непрерывностью определенных означаемых
(понятия Бога, мира...). Я первично и самодостаточно в порядке речи, поскольку
сворачивает значения, которые должны еще сами развер-
____________
5 Brice Parain, op.cit., ch3.
6 Bertrand Russell, An Inquiry Into Mianing and Truth, London, 1940.
36
ПРЕДЛОЖЕНИЕ
нуться в порядке языка. Если эти значения разрушаются, если они не обладают
внутренней устойчивостью, то личная идентичность утрачивается, -- что болезненно
ощущает Алиса, когда Бог, мир, Я становятся зыбкими образами сновидения того,
кто сам едва определен. Вот почему последняя возможность, по-видимому, состоит в
том, чтобы отождествить смысл с сигнификацией.
Итак, мы вновь вернулись к кругу и парадоксу Кэр-рола, согласно которому
значение никогда не играет роли последнего основания, поскольку само неизбежно
зависит от денотаций. Не исключено, что существует еще более общая причина,
из-за которой значение терпит неудачу, и из-за которой основание и обоснованное
замкнуты в цикл. Когда мы определяем сигнификацию как условие истины, мы придаем
ей характеристику, которую она разделяет со смыслом и которая уже является
характеристикой смысла. Но как сигнификация обретает эту характеристику? Как она
ею пользуется? Обсуждая условия истинности, мы тем самым возвысились над истиной
и ложью, поскольку ложное предложение тоже имеет смысл и значение. Но в то же
время, мы определяем это высшее условие только лишь как возможность для
предложения быть истинным7. Такая возможность для предложения быть истинным --
ни что иное, как форма возможности предложения как такового. Есть много форм
возможности для предложений: логическая, геометрическая, алгебраическая,
физическая, синтаксическая... Аристотель определил логическую форму возможности
через связь между терминами предложения и "местами", касающимися случайности,
свойства, рода и определения. А Кант придумал даже две новые формы возможности
-- трансцендентальную и моральную. Но как бы мы ни определяли форму возможности,
сама процедура такого определения носит добавочный характер, поскольку включает
в себя восхождение от обусловленного к условию, которое мыслится при этом как
простая возможность обусловленного. Здесь мы восходим к основанию. Но то, что
обосновы-
________
7 Russell, op. cit., p.179: "Мы можем сказать, что все утверждаемое -- как
наделенное смыслом высказывание -- обладает некоторым видом возможности".
37
ЛОГИКА СМЫСЛА
вается, остается тем же, чем и было, независимо от обосновывающей его процедуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207
предложению С*, остающемуся внутри процедуры вывода и
_____________
* Льюис Кэррол рассматривает следующий силлогизм, состоящий из двух предпосылок
и заключения: "А) Равные одному и тому же равны между собой. В) Две стороны
этого треугольника равны одному и тому же. Z) Две стороны этого треугольника
равны между собой". Показывая бесконечность разрыва между предпосылками и
заключением, черепаха заставляет Ахилла признать, что для обоснования вывода
нужно ввести бесконечный ряд промежуточных предпосылок, первой из которых будет
предложение, обозначенное литерой С: "Если А и В истинны, то Z должно быть
истинным". Следующей предпосылкой будет высказывание D: "Если А, В и С истинны,
то Z должно быть истинным". И так далее. (Льюис Кэррол, История с узелками, --
М., Мир, 1973 -- С.369, 371). -- Примечание переводчика.
34
ПРЕДЛОЖЕНИЕ
не способному от нее оторваться, поскольку С отсылает к предложению D,
утверждающему, что "Z истинно, если истинны А, В и С... ", и так до
бесконечности. Данный парадокс, лежащий в самой сердцевине логики и имеющий
решающее по важности значение для всей теории символического вывода и
сигнификации, -- ни что иное, как парадокс Льюиса Кэррола, изложенный в
блестящем тексте "Что черепаха сказала Ахиллу"4. Короче, заключение может быть
отделено от предпосылок, но только при условии, что всегда добавляются другие
предпосылки, от которых заключение как раз и неотделимо. Все это позволяет
сказать, что сигнификация никогда не бывает однородной, а два знака --
"имплицирует" и "следовательно" -- полностью разнородны, и что процедура вывода
никогда не обосновывает денотацию, ибо последняя уже выполнена: один раз в
предпосылках и другой раз в заключении.
От денотации через манифестацию к сигнификации и обратно -- от сигнификации
через манифестацию к денотации -- нас влечет по кругу, который и составляет круг
предложения. Должны ли мы ограничиться этими тремя отношениями предложения, или
следует добавить четвертое, которое было бы смыслом^ -- это и экономический, и
стратегический вопрос. Нам вовсе не нужно строить некую апостериорную модель,
соответствующую вышеуказанным отношениям. Скорее сама модель должна работать a
priori изнутри, раз уж она вынуждает вводить дополнительное отношение, которое
-- из-за своего исчезающего, неуловимого характера -- не может быть опознано на
опыте извне. Таким образом, это вопрос права, а не просто вопрос факта. Тем не
менее, остается еще и вопрос факта. Сначала нужно спросить:
можно ли локализовать смысл в одном из данных трех отношений -- денотации,
манифестации или сигнификации? Сразу можно ответить, что такая локализация,
по-видимому, невозможна внутри денотации. Выполненная денотация задает
истинность предложения, невыполненная -- ложность. Очевидно, что смысл не может
заключаться в том, что делает предложение истинным или
________
4 См. Льюис Кэррол, История с узелками, с. 368-372 35
ЛОГИКА СМЫСЛА
ложным. Не может он быть и отношением, где такие оценки реализуются. Более того,
денотация могла бы поддержать вес предложения лишь в той степени, в какой
прослеживается соответствие между словами и обозначенными вещами или положениями
вещей. Брайс Перейн рассмотрел парадоксы, возникшие на основе этой гипотезы в
древнегреческой философии5. Как избежать парадоксов вроде того, где говорится о
телеге, проходящей через рот? Кэррол спрашивает еще четче: как имя может иметь
"респондента"? Что это значит, что нечто соответствует своему имени? И если вещи
не соответствуют своему имени, то что может уберечь их от его потери? Что же
тогда останется, что оградит нас от произвола денотаций, которым ничего не
соответствует, от пустоты индексов, то есть формальных означающих типа "это" --
если и то и другое окажется лишенным смысла? Все обозначения обязательно
предполагают смысл, и мы неизбежно оказываемся сразу внутри смысла всякий раз,
когда что-либо обозначаем.
Будет больше шансов на успех, если отождествить смысл с манифестацией, ибо сами
обозначающие имеют смысл только благодаря Я, манифестирующему себя в
предложении. Я действительно первично, поскольку позволяет речи начаться. Как
говорит Алиса: "Если ты говоришь только тогда, когда к тебе обращаются, а другой
всегда ждет, чтобы ты сам начал говорить, то нет никого, кто бы хоть что-нибудь
сказал". Отсюда вывод: смысл пребывает в верованиях (или желаниях) того, кто
выражает себя6. "Когда я беру слово,- говорит Шалтай-Болтай, -- оно означает то,
что я хочу, не больше и не меньше... Вопрос в том, кто из нас здесь хозяин --
вот и все!" Однако, мы увидели, что порядок верований и желаний основан на
порядке понятийных импликаций значения, и что тождество Я, которое говорит или
произносит "Я", гарантируется только непрерывностью определенных означаемых
(понятия Бога, мира...). Я первично и самодостаточно в порядке речи, поскольку
сворачивает значения, которые должны еще сами развер-
____________
5 Brice Parain, op.cit., ch3.
6 Bertrand Russell, An Inquiry Into Mianing and Truth, London, 1940.
36
ПРЕДЛОЖЕНИЕ
нуться в порядке языка. Если эти значения разрушаются, если они не обладают
внутренней устойчивостью, то личная идентичность утрачивается, -- что болезненно
ощущает Алиса, когда Бог, мир, Я становятся зыбкими образами сновидения того,
кто сам едва определен. Вот почему последняя возможность, по-видимому, состоит в
том, чтобы отождествить смысл с сигнификацией.
Итак, мы вновь вернулись к кругу и парадоксу Кэр-рола, согласно которому
значение никогда не играет роли последнего основания, поскольку само неизбежно
зависит от денотаций. Не исключено, что существует еще более общая причина,
из-за которой значение терпит неудачу, и из-за которой основание и обоснованное
замкнуты в цикл. Когда мы определяем сигнификацию как условие истины, мы придаем
ей характеристику, которую она разделяет со смыслом и которая уже является
характеристикой смысла. Но как сигнификация обретает эту характеристику? Как она
ею пользуется? Обсуждая условия истинности, мы тем самым возвысились над истиной
и ложью, поскольку ложное предложение тоже имеет смысл и значение. Но в то же
время, мы определяем это высшее условие только лишь как возможность для
предложения быть истинным7. Такая возможность для предложения быть истинным --
ни что иное, как форма возможности предложения как такового. Есть много форм
возможности для предложений: логическая, геометрическая, алгебраическая,
физическая, синтаксическая... Аристотель определил логическую форму возможности
через связь между терминами предложения и "местами", касающимися случайности,
свойства, рода и определения. А Кант придумал даже две новые формы возможности
-- трансцендентальную и моральную. Но как бы мы ни определяли форму возможности,
сама процедура такого определения носит добавочный характер, поскольку включает
в себя восхождение от обусловленного к условию, которое мыслится при этом как
простая возможность обусловленного. Здесь мы восходим к основанию. Но то, что
обосновы-
________
7 Russell, op. cit., p.179: "Мы можем сказать, что все утверждаемое -- как
наделенное смыслом высказывание -- обладает некоторым видом возможности".
37
ЛОГИКА СМЫСЛА
вается, остается тем же, чем и было, независимо от обосновывающей его процедуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207