Так, слово ladies [дамы -- англ.], относящееся только к половине рода
человеческого, может быть переписано по-немецки leutte [люди -- нем.] или же
по-русски loudi [люди], что, наоборот, обозначает все человечество.
Здесь опять возникает впечатление, что есть некое сходство между всем только что
сказанным и сериями Кэррола. И в произведениях Кэррола основная оральная
дуальность есть-говорить иногда смещается и проходит между двумя типами или
двумя измерениями предложения. В других случаях она застывает и становится
"платить-говорить" или "экскременты-язык". (Алиса должна
121
ЛОГИКА СМЫСЛА
купить вещицу в лавке Овцы, а Шалтай-Болтай платит своими словами. Что касается
фекальности то, по словам Арто, в работах Кэррола она присутствует повсеместно).
Точно так же, когда Арто развивает свою собственную серию антиномий -- "быть и
подчиняться, жить и существовать, действовать и думать, материя и душа, тело и
разум", -- то у него самого возникает ощущение необычайного сходства с Кэрролом.
Он объясняет это впечатление, говоря, что Кэррол протянул руку через время,
чтобы обворовать, заняться плагиатом у него, Антонина Арто. Это касается как
стихов Шалтая-Болтая о рыбках, так и Бармаглота. Но почему при этом Арто
добавил, что все написанное им не имеет никакого отношения к писаниям Кэррола?
Почему такое необычайное сходство соседствует с радикальной и явной неприязнью?
Тут достаточно еще раз задаться вопросом, как и где организуются серии Кэррола.
Эти две серии артикулируются на поверхности. На этой поверхности линия служит
границей между двумя сериями -- предложений и вещей -- или между измерениями
самого предложения. Вдоль этой линии вырабатывается смысл как то, что
одновременно выражается предложением и принадлежит вещам в качестве атрибута --
"выражаемое" в предложениях, и "приписываемое" в обозначениях [денотациях],
Следовательно, эти две серии соединяются через их различие, а смысл пробегает
всю поверхность, хотя и остается на своей собственной линии. Несомненно, этот
нематериальный смысл является результатом телесных вещей, их смешений, действий
и страданий. Но такой результат обладает совершенно иной природой, чем телесная
причина. Именно поэтому смысл как эффект, всегда присутствуя на поверхности,
отсылает к квази-причине, которая сама является бестелесной. Это всегда
подвижный нонсенс, выражающийся в эзотерических словах и словах-бумажниках и
распределяющий смысл по обеим сторонам одновременно. Все это формирует
поверхностную организацию, на которой произведения Кэррола разыгрывают свои
зеркало-подобные эффекты.
Арто говорил, что это -- только поверхность. Такое откровение, оживляющее для
нас дух Арто, известно любому шизофренику, который тоже проживает его по-
122
ШИЗОФРЕНИК И МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА
своему. Для него нет -- больше нет -- никакой поверхности. Как же было Кэрролу
не поразить Арто, представ в облике желанной маленькой девочки, защищенной от
всяких глубинных проблем? Первое, что очевидно для шизофреника, -- это то, что
поверхность раскололась. Между вещами и предложениями больше нет никакой границы
-- именно потому, что у тел больше нет поверхности. Изначальный аспект
шизофренического тела состоит в том, что оно является неким телом-решетом. Фрейд
подчеркивал эту способность шизофреника воспринимать поверхность и кожу так, как
если бы они были исколоты бесчисленными маленькими дырочками5. Отсюда следует,
что тело в целом уже ни что иное, как глубина -- оно захватывает и уносит все
вещи в эту зияющую глубину, представляющую собой фундаментальное дегенеративное
изменение. Все есть тело и телесное. Все -- смесь тел и внутри тел, сплетение и
взаимопроникновение. Арто говорил, что все физично:
"У нас в спине -- цельный позвоночник. Позвоночник, пронзенный гвоздем боли,
который -- пока мы гуляем, поднимаем тяжести, сохраняем равновесие --
превращается в насаженные один на другой футляры"6. Дерево, колонна, цветок или
тростник -- все это вырастает внутри тела. Наше тело всегда пронизывают другие
тела и сосуществуют с его частями. В действительности все -- это некий футляр,
упакованные пища и экскременты. Так как нет поверхности, то у внутреннего и
внешнего, содержащего и содержимого больше нет четких границ. Они погружаются в
универсальную глубину или вращаются в круге настоящего, который сжимается все
больше и больше по мере наполнения. Значит, образ жизни шизофреника --
противоречие: либо в глубинной трещине, пересекающей тела, либо в раздробленных
частях, враща-
___________
5 Фрейд, "Бессознательное", в кн.: Метапсихология (1915). Приводя случаи двух
пациентов, один из которых воспринимает свою кожу, а другой свой носок как
системы из маленьких дырочек, грозящих постоянно разрастаться, Фрейд показывает,
что это как раз симптом шизофрении, который не подходит ни к истерику, ни к
одержимому навязчивыми идеями.
6 Антонин Арто, La Tour de feu, апрель, 1961.
123
ЛОГИКА СМЫСЛА
ющихся и насаженных друг на друга. Тело-решето, раздробленное тело и
разложившееся тело -- три основных измерения шизофренического тела.
При таком крушении поверхности слово полностью теряет свой смысл. Возможно оно
сохраняет определенную силу денотации [обозначения], но последняя воспринимается
как пустота; определенную силу манифестации, но она воспринимается как
безразличие; определенное значение, но оно воспринимается как "ложь". Как бы то
ни было, слово теряет свой смысл -- то есть свою способность собирать и выражать
бестелесный эффект, отличный от действий и страданий тела, а также идеальное
событие, отличное от его реализации в настоящем. Каждое событие реализуется,
пусть даже в форме галлюцинации. Каждое слово физично и немедленно воздействует
на тело. Процедура состоит в следующем: слово -- часто пищеварительной природы
-- проявляется в заглавных буквах, напечатанных как в коллаже, который его
обездвиживает и освобождает от смысла. Но в тот момент, когда пришпиленное слово
лишается своего смысла, оно раскалывается на куски, разлагается на слоги, буквы
и, более того, на согласные, непосредственно воздействующие на тело, проникая в
последнее и травмируя его. Мы наблюдали это в случае с шизофреником, изучающим
языки. В тот момент, когда материнский язык лишается своего смысла, его
фонетические элементы становятся сингулярно ранящими. Слово больше не выражает
атрибута положения вещей. Его фрагменты сливаются с невыносимо звучащими
качествами. Они внедряются в тело, где формируют смесь и новое положение вещей
так, как если бы они сами были громогласной, ядовитой пищей или упакованными
экскрементами. Части тела, его органы определяются функцией разложенных
элементов, атакующих и насилующих их7. В муках этой борьбы эффект языка
заменяется чистым языком-аффектом: "Все, что пишется, -- ПОХАБЩИНА" (то есть,
всякое зафиксированное или начертанное слово разлагается на шумовые,
пищеварительные или экскрементальные куски).
____________
7 По поводу букв-органов см. Антонин Арто, "Le Rite do peyoti", в Les
Tarahlimaras, ed. Arbalete, pp.26-32.
124
ШИЗОФРЕНИК И МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА
Значит, для шизофреника речь идет не о том, чтобы переоткрыть смысл, а о том,
чтобы разрушить слово, вызвать аффект и превратить болезненное страдание тела в
победоносное действие, превратить подчинение в команду -- причем всегда в
глубине, ниже расколотой поверхности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207
человеческого, может быть переписано по-немецки leutte [люди -- нем.] или же
по-русски loudi [люди], что, наоборот, обозначает все человечество.
Здесь опять возникает впечатление, что есть некое сходство между всем только что
сказанным и сериями Кэррола. И в произведениях Кэррола основная оральная
дуальность есть-говорить иногда смещается и проходит между двумя типами или
двумя измерениями предложения. В других случаях она застывает и становится
"платить-говорить" или "экскременты-язык". (Алиса должна
121
ЛОГИКА СМЫСЛА
купить вещицу в лавке Овцы, а Шалтай-Болтай платит своими словами. Что касается
фекальности то, по словам Арто, в работах Кэррола она присутствует повсеместно).
Точно так же, когда Арто развивает свою собственную серию антиномий -- "быть и
подчиняться, жить и существовать, действовать и думать, материя и душа, тело и
разум", -- то у него самого возникает ощущение необычайного сходства с Кэрролом.
Он объясняет это впечатление, говоря, что Кэррол протянул руку через время,
чтобы обворовать, заняться плагиатом у него, Антонина Арто. Это касается как
стихов Шалтая-Болтая о рыбках, так и Бармаглота. Но почему при этом Арто
добавил, что все написанное им не имеет никакого отношения к писаниям Кэррола?
Почему такое необычайное сходство соседствует с радикальной и явной неприязнью?
Тут достаточно еще раз задаться вопросом, как и где организуются серии Кэррола.
Эти две серии артикулируются на поверхности. На этой поверхности линия служит
границей между двумя сериями -- предложений и вещей -- или между измерениями
самого предложения. Вдоль этой линии вырабатывается смысл как то, что
одновременно выражается предложением и принадлежит вещам в качестве атрибута --
"выражаемое" в предложениях, и "приписываемое" в обозначениях [денотациях],
Следовательно, эти две серии соединяются через их различие, а смысл пробегает
всю поверхность, хотя и остается на своей собственной линии. Несомненно, этот
нематериальный смысл является результатом телесных вещей, их смешений, действий
и страданий. Но такой результат обладает совершенно иной природой, чем телесная
причина. Именно поэтому смысл как эффект, всегда присутствуя на поверхности,
отсылает к квази-причине, которая сама является бестелесной. Это всегда
подвижный нонсенс, выражающийся в эзотерических словах и словах-бумажниках и
распределяющий смысл по обеим сторонам одновременно. Все это формирует
поверхностную организацию, на которой произведения Кэррола разыгрывают свои
зеркало-подобные эффекты.
Арто говорил, что это -- только поверхность. Такое откровение, оживляющее для
нас дух Арто, известно любому шизофренику, который тоже проживает его по-
122
ШИЗОФРЕНИК И МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА
своему. Для него нет -- больше нет -- никакой поверхности. Как же было Кэрролу
не поразить Арто, представ в облике желанной маленькой девочки, защищенной от
всяких глубинных проблем? Первое, что очевидно для шизофреника, -- это то, что
поверхность раскололась. Между вещами и предложениями больше нет никакой границы
-- именно потому, что у тел больше нет поверхности. Изначальный аспект
шизофренического тела состоит в том, что оно является неким телом-решетом. Фрейд
подчеркивал эту способность шизофреника воспринимать поверхность и кожу так, как
если бы они были исколоты бесчисленными маленькими дырочками5. Отсюда следует,
что тело в целом уже ни что иное, как глубина -- оно захватывает и уносит все
вещи в эту зияющую глубину, представляющую собой фундаментальное дегенеративное
изменение. Все есть тело и телесное. Все -- смесь тел и внутри тел, сплетение и
взаимопроникновение. Арто говорил, что все физично:
"У нас в спине -- цельный позвоночник. Позвоночник, пронзенный гвоздем боли,
который -- пока мы гуляем, поднимаем тяжести, сохраняем равновесие --
превращается в насаженные один на другой футляры"6. Дерево, колонна, цветок или
тростник -- все это вырастает внутри тела. Наше тело всегда пронизывают другие
тела и сосуществуют с его частями. В действительности все -- это некий футляр,
упакованные пища и экскременты. Так как нет поверхности, то у внутреннего и
внешнего, содержащего и содержимого больше нет четких границ. Они погружаются в
универсальную глубину или вращаются в круге настоящего, который сжимается все
больше и больше по мере наполнения. Значит, образ жизни шизофреника --
противоречие: либо в глубинной трещине, пересекающей тела, либо в раздробленных
частях, враща-
___________
5 Фрейд, "Бессознательное", в кн.: Метапсихология (1915). Приводя случаи двух
пациентов, один из которых воспринимает свою кожу, а другой свой носок как
системы из маленьких дырочек, грозящих постоянно разрастаться, Фрейд показывает,
что это как раз симптом шизофрении, который не подходит ни к истерику, ни к
одержимому навязчивыми идеями.
6 Антонин Арто, La Tour de feu, апрель, 1961.
123
ЛОГИКА СМЫСЛА
ющихся и насаженных друг на друга. Тело-решето, раздробленное тело и
разложившееся тело -- три основных измерения шизофренического тела.
При таком крушении поверхности слово полностью теряет свой смысл. Возможно оно
сохраняет определенную силу денотации [обозначения], но последняя воспринимается
как пустота; определенную силу манифестации, но она воспринимается как
безразличие; определенное значение, но оно воспринимается как "ложь". Как бы то
ни было, слово теряет свой смысл -- то есть свою способность собирать и выражать
бестелесный эффект, отличный от действий и страданий тела, а также идеальное
событие, отличное от его реализации в настоящем. Каждое событие реализуется,
пусть даже в форме галлюцинации. Каждое слово физично и немедленно воздействует
на тело. Процедура состоит в следующем: слово -- часто пищеварительной природы
-- проявляется в заглавных буквах, напечатанных как в коллаже, который его
обездвиживает и освобождает от смысла. Но в тот момент, когда пришпиленное слово
лишается своего смысла, оно раскалывается на куски, разлагается на слоги, буквы
и, более того, на согласные, непосредственно воздействующие на тело, проникая в
последнее и травмируя его. Мы наблюдали это в случае с шизофреником, изучающим
языки. В тот момент, когда материнский язык лишается своего смысла, его
фонетические элементы становятся сингулярно ранящими. Слово больше не выражает
атрибута положения вещей. Его фрагменты сливаются с невыносимо звучащими
качествами. Они внедряются в тело, где формируют смесь и новое положение вещей
так, как если бы они сами были громогласной, ядовитой пищей или упакованными
экскрементами. Части тела, его органы определяются функцией разложенных
элементов, атакующих и насилующих их7. В муках этой борьбы эффект языка
заменяется чистым языком-аффектом: "Все, что пишется, -- ПОХАБЩИНА" (то есть,
всякое зафиксированное или начертанное слово разлагается на шумовые,
пищеварительные или экскрементальные куски).
____________
7 По поводу букв-органов см. Антонин Арто, "Le Rite do peyoti", в Les
Tarahlimaras, ed. Arbalete, pp.26-32.
124
ШИЗОФРЕНИК И МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА
Значит, для шизофреника речь идет не о том, чтобы переоткрыть смысл, а о том,
чтобы разрушить слово, вызвать аффект и превратить болезненное страдание тела в
победоносное действие, превратить подчинение в команду -- причем всегда в
глубине, ниже расколотой поверхности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207