» Я закурила сигарету и попыталась вести себя так, словно была там своей. Он подошел, присел рядом со мной на драную кушетку и предложил мне кальян. Я помотала головой и улыбнулась, словно уже была под кайфом. Потом он прижался ко мне так, как мне этого хотелось. Но он прошептал: «Ты водишь меня за нос?» — и эти слова прозвучали диссонансом сладкой нереальности.
У Генри и Джулии была масса возможностей отдохнуть и развеяться. У Джулии хватало друзей в Амагансетте и на Огненном острове. А на уикенды они ездили на остров Марта-Виньярд.
Я привела к себе Линду. Мы спали на нижних койках. Когда я описала ей, как Джулия крадется в комнату Генри, она спросила, считаю ли я, что они там занимаются сексом.
Я услышала голос отца, доносящийся из спальни родителей, и удивленно подумала: неужели и они меня слышали? И прошептала: «Можно ли заниматься сексом бесшумно?»
— Как знать, — сказала Линда.
Я вспомнила звуки, доносившиеся из спальни Генри, и изобразила прерывистое дыхание Джулии и ее возгласы: «Это великолепно, Генри! Просто волшебно! Тебя не назовешь восьмидесятилетним стариком!»
Мы посмеялись, но сразу после этого, пытаясь заснуть, я почувствовала себя ужасно.
* * *
На пляже Линда, вспомнив, что она — социолог, изрекла:
— На вершине социальной иерархии находится блондин на символическом троне в виде белого стула.
— По-моему, в самом слове «спасатель» скрывается стремление к спариванию, — сказала я. — Спасатель стоит на страже продолжения рода.
— Обрати внимание, у него нос намазан чем-то белым, — заметила она, — точно так же делают вожди племен в Нижней Сахаре.
Спасатель встал и засвистел в свисток.
— А вот и призыв к спариванию, — сказала я.
* * *
Мои родители любили Линду. Вечером, когда мы сообщили, что хотим посмотреть на луну над океаном, они в унисон сказали: «Прекрасно!», хотя было уже довольно поздно. Как только мы оказались за дверями, я представила себе, что говорю: «Мы хотим ограбить винную лавку», а родители отвечают: «Прекрасно!»
На пляже мы увидели большую толпу, сидевшую вокруг костра. Моя бесстрашная подруга направилась прямо туда и уселась в круг. Я без особой охоты последовала ее примеру. Там стоял пивной бочонок. Кто-то спросил, нет ли у нас желания выпить пива, на что Линда ответила: «Хотелось бы иметь желание».
До меня не дошло, что она имела в виду, пока ей не передали сигарету с марихуаной, которую она сразу же вручила мне со словами:
— Помни три «н» из заповеди в клинике детоксикации: нет, нет и нет!
Я передала сигарету дальше, словно выказывая подвиг самообладания.
— Ты все еще помнишь то, что было? — спросила она.
— Я всегда буду это помнить.
— Помни, — отозвалась она. — Но никогда не говори «всегда».
— Я очень ценю твою поддержку, — заверила ее я.
Она кивнула:
— Это придает мне стойкость.
— Каждый день — дар Божий, — сказала я.
* * *
Родители намеревались — вопреки ее желанию — взять Линду с собой в Диснейленд, и она ночевала у меня последний раз. Утром мы собирались осмотреть дом, который строили за лагуной, на открытом участке, откуда прекрасно был виден залив. Я проснулась под грохот молотков и звуки рок-музыки. Линда еще спала.
Я вышла на крыльцо и увидела там отца в трусах и майке, словно вид рабочих помешал ему одеться.
Каркас дома был уже готов. Новые оранжевые деревянные стропила заслонили ландшафт, который вскоре вообще будет не видно. Я обняла отца сзади, как это делал он, когда я была чем-то расстроена.
— У нас будет прекрасный вид из окон, — весело сказала я. — Это будет великолепно.
Он поцеловал меня в затылок.
На крыльцо вышла мама и, поглядев на него, промолвила:
— Жюли и Генри уже будут здесь, когда ты вернешься с тенниса.
— Джулия, — поправил он.
Трудности, которые испытывала мама, произнося некоторые имена, давно стали предметом постоянных подтруниваний с его стороны. Это была старая песня, и он повторил давно известный рефрен: «А как зовут нашего водопроводчика, Лу?»
— Пит Мак-Дэниел? — проговорила она с вопросительной улыбкой.
— Дэн Мак-Гейвин, — сказал он, покачав головой.
Я с облегчением услышала, как отец смеется, хотя и подумала, что сейчас это вообще-то в порядке вещей.
* * *
Когда на берегу появились Джулия и Генри, я представила им Линду. Выражение лица моего брата напомнило мне, какая она хорошенькая, и я на секунду пожалела, что привела ее.
Она каталась на волнах не хуже Генри, и они долго плавали вместе.
Я вошла в воду и сразу же вернулась на берег. Джулия сидела под зонтом и вязала свитер. Он был красивый: кремового цвета, с высоким воротом. Всякий раз, когда она вязала этот свитер, я гадала, стану ли я когда-нибудь такой близкой ее подругой, что попрошу ее связать мне такой же. Но сейчас меня беспокоила мысль, что это занятие делает ее еще старше в глазах Генри. Ведь вязанием занималась и наша бабушка.
Они с Генри отправились посмотреть, купил ли отец лодку, о которой мечтал. После их ухода в Линде вновь проснулся социолог.
— Будучи одной из форм строительства семейного очага, вязание сигнализирует о готовности сочетаться браком, — изрекла она.
* * *
Отец купил парусную шлюпку, и Генри спросил, не хотим ли мы испытать ее.
Он и в Нантакете ходил под парусом, но, похоже, Джулия в этой области могла дать ему сто очков вперед. Она осмотрела шлюпку с таким видом, словно всю жизнь плавала на парусниках.
Нам нужно было выбраться из лагуны. Джулия велела нам сменить галс, а когда скомандовала: «Полный вперед!», Генри передразнил ее и рассмеялся. Я вспомнила, что отец точно так же подтрунивал над матерью. Кажется, Джулии это не понравилось, но Генри и не подумал сменить тон.
Нам ничто не мешало смеяться вместе с ним. Но ни я, ни Линда не смеялись.
* * *
Перед обедом, пока Линда и Джулия принимали душ, мы с Генри сидели на веранде, ожидая своей очереди. У дома за лагуной появились стены, и мы не могли больше любоваться закатом солнца на заливе. Был конец дня — единственная пора, которая напоминала здесь о Нантакете. Свет вдали был теплым и розовым и окрашивал в легкие цвета деревья и воду, — это напоминало возникавшие в памяти радужные видения.
Я спросила у Генри, хорошо ли они провели время на Марта-Виньярде.
Он ответил:
— Классно.
И добавил, что они останавливались в молодежном общежитии, как будто это что-то объясняло. Я ожидала услышать, что именно.
Но он заговорил о том, что решил этой осенью начать учиться в Колумбийском университете, и произнес это с таким многозначительным видом, что я решила: за этим, вероятно, кроется разрыв с Джулией. Возможно, он уже видел себя в студенческом городке и думал, что там она будет для него неподходящей парой.
Я спросила:
— Ты всерьез собираешься в Нью-Йорк?
Он кивнул.
Отец, конечно, этому обрадовался. Кажется, это была его мечта, которую он мог лелеять до тех пор, пока не увидел бы Генри в мантии и четырехугольной шапке бакалавра.
* * *
День труда пришелся на конец недели. Генри и Джулия отправились в Саутгемптон на большую вечеринку, которую устраивала ее мать. Наши родители тоже отправлялись на подобное мероприятие, и вечером, выгуливая Атланта, я слышала звуки гуляний по обеим сторонам лагуны. Я подумала, что Оливер Билл и я были, вероятно, единственными, кого никуда не пригласили. Чтобы подбодрить себя, я сказала Атланту:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
У Генри и Джулии была масса возможностей отдохнуть и развеяться. У Джулии хватало друзей в Амагансетте и на Огненном острове. А на уикенды они ездили на остров Марта-Виньярд.
Я привела к себе Линду. Мы спали на нижних койках. Когда я описала ей, как Джулия крадется в комнату Генри, она спросила, считаю ли я, что они там занимаются сексом.
Я услышала голос отца, доносящийся из спальни родителей, и удивленно подумала: неужели и они меня слышали? И прошептала: «Можно ли заниматься сексом бесшумно?»
— Как знать, — сказала Линда.
Я вспомнила звуки, доносившиеся из спальни Генри, и изобразила прерывистое дыхание Джулии и ее возгласы: «Это великолепно, Генри! Просто волшебно! Тебя не назовешь восьмидесятилетним стариком!»
Мы посмеялись, но сразу после этого, пытаясь заснуть, я почувствовала себя ужасно.
* * *
На пляже Линда, вспомнив, что она — социолог, изрекла:
— На вершине социальной иерархии находится блондин на символическом троне в виде белого стула.
— По-моему, в самом слове «спасатель» скрывается стремление к спариванию, — сказала я. — Спасатель стоит на страже продолжения рода.
— Обрати внимание, у него нос намазан чем-то белым, — заметила она, — точно так же делают вожди племен в Нижней Сахаре.
Спасатель встал и засвистел в свисток.
— А вот и призыв к спариванию, — сказала я.
* * *
Мои родители любили Линду. Вечером, когда мы сообщили, что хотим посмотреть на луну над океаном, они в унисон сказали: «Прекрасно!», хотя было уже довольно поздно. Как только мы оказались за дверями, я представила себе, что говорю: «Мы хотим ограбить винную лавку», а родители отвечают: «Прекрасно!»
На пляже мы увидели большую толпу, сидевшую вокруг костра. Моя бесстрашная подруга направилась прямо туда и уселась в круг. Я без особой охоты последовала ее примеру. Там стоял пивной бочонок. Кто-то спросил, нет ли у нас желания выпить пива, на что Линда ответила: «Хотелось бы иметь желание».
До меня не дошло, что она имела в виду, пока ей не передали сигарету с марихуаной, которую она сразу же вручила мне со словами:
— Помни три «н» из заповеди в клинике детоксикации: нет, нет и нет!
Я передала сигарету дальше, словно выказывая подвиг самообладания.
— Ты все еще помнишь то, что было? — спросила она.
— Я всегда буду это помнить.
— Помни, — отозвалась она. — Но никогда не говори «всегда».
— Я очень ценю твою поддержку, — заверила ее я.
Она кивнула:
— Это придает мне стойкость.
— Каждый день — дар Божий, — сказала я.
* * *
Родители намеревались — вопреки ее желанию — взять Линду с собой в Диснейленд, и она ночевала у меня последний раз. Утром мы собирались осмотреть дом, который строили за лагуной, на открытом участке, откуда прекрасно был виден залив. Я проснулась под грохот молотков и звуки рок-музыки. Линда еще спала.
Я вышла на крыльцо и увидела там отца в трусах и майке, словно вид рабочих помешал ему одеться.
Каркас дома был уже готов. Новые оранжевые деревянные стропила заслонили ландшафт, который вскоре вообще будет не видно. Я обняла отца сзади, как это делал он, когда я была чем-то расстроена.
— У нас будет прекрасный вид из окон, — весело сказала я. — Это будет великолепно.
Он поцеловал меня в затылок.
На крыльцо вышла мама и, поглядев на него, промолвила:
— Жюли и Генри уже будут здесь, когда ты вернешься с тенниса.
— Джулия, — поправил он.
Трудности, которые испытывала мама, произнося некоторые имена, давно стали предметом постоянных подтруниваний с его стороны. Это была старая песня, и он повторил давно известный рефрен: «А как зовут нашего водопроводчика, Лу?»
— Пит Мак-Дэниел? — проговорила она с вопросительной улыбкой.
— Дэн Мак-Гейвин, — сказал он, покачав головой.
Я с облегчением услышала, как отец смеется, хотя и подумала, что сейчас это вообще-то в порядке вещей.
* * *
Когда на берегу появились Джулия и Генри, я представила им Линду. Выражение лица моего брата напомнило мне, какая она хорошенькая, и я на секунду пожалела, что привела ее.
Она каталась на волнах не хуже Генри, и они долго плавали вместе.
Я вошла в воду и сразу же вернулась на берег. Джулия сидела под зонтом и вязала свитер. Он был красивый: кремового цвета, с высоким воротом. Всякий раз, когда она вязала этот свитер, я гадала, стану ли я когда-нибудь такой близкой ее подругой, что попрошу ее связать мне такой же. Но сейчас меня беспокоила мысль, что это занятие делает ее еще старше в глазах Генри. Ведь вязанием занималась и наша бабушка.
Они с Генри отправились посмотреть, купил ли отец лодку, о которой мечтал. После их ухода в Линде вновь проснулся социолог.
— Будучи одной из форм строительства семейного очага, вязание сигнализирует о готовности сочетаться браком, — изрекла она.
* * *
Отец купил парусную шлюпку, и Генри спросил, не хотим ли мы испытать ее.
Он и в Нантакете ходил под парусом, но, похоже, Джулия в этой области могла дать ему сто очков вперед. Она осмотрела шлюпку с таким видом, словно всю жизнь плавала на парусниках.
Нам нужно было выбраться из лагуны. Джулия велела нам сменить галс, а когда скомандовала: «Полный вперед!», Генри передразнил ее и рассмеялся. Я вспомнила, что отец точно так же подтрунивал над матерью. Кажется, Джулии это не понравилось, но Генри и не подумал сменить тон.
Нам ничто не мешало смеяться вместе с ним. Но ни я, ни Линда не смеялись.
* * *
Перед обедом, пока Линда и Джулия принимали душ, мы с Генри сидели на веранде, ожидая своей очереди. У дома за лагуной появились стены, и мы не могли больше любоваться закатом солнца на заливе. Был конец дня — единственная пора, которая напоминала здесь о Нантакете. Свет вдали был теплым и розовым и окрашивал в легкие цвета деревья и воду, — это напоминало возникавшие в памяти радужные видения.
Я спросила у Генри, хорошо ли они провели время на Марта-Виньярде.
Он ответил:
— Классно.
И добавил, что они останавливались в молодежном общежитии, как будто это что-то объясняло. Я ожидала услышать, что именно.
Но он заговорил о том, что решил этой осенью начать учиться в Колумбийском университете, и произнес это с таким многозначительным видом, что я решила: за этим, вероятно, кроется разрыв с Джулией. Возможно, он уже видел себя в студенческом городке и думал, что там она будет для него неподходящей парой.
Я спросила:
— Ты всерьез собираешься в Нью-Йорк?
Он кивнул.
Отец, конечно, этому обрадовался. Кажется, это была его мечта, которую он мог лелеять до тех пор, пока не увидел бы Генри в мантии и четырехугольной шапке бакалавра.
* * *
День труда пришелся на конец недели. Генри и Джулия отправились в Саутгемптон на большую вечеринку, которую устраивала ее мать. Наши родители тоже отправлялись на подобное мероприятие, и вечером, выгуливая Атланта, я слышала звуки гуляний по обеим сторонам лагуны. Я подумала, что Оливер Билл и я были, вероятно, единственными, кого никуда не пригласили. Чтобы подбодрить себя, я сказала Атланту:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46