Ванная вдруг опустела, и в ней воцарилась тишина. Я предоставлена самой себе.
* * *
Роберт сидит в кафе на свежем воздухе и рассматривает меню.
Он приподнимается и целует меня в щеку, словно мы уже расстались и завязываем дружбу, которая ошеломляет меня.
— Как дела? — спрашиваю я.
— Хорошо, — отвечает он. — А у тебя?
Я киваю.
Мы оба заказываем красное вино. Я спрашиваю:
— Где ты был?
Он отвечает не сразу.
— Я ездил в Нью-Джерси к родителям.
Голос его звучит так, словно он хотел сказать что-то другое.
— И что там делал?
— Как обычно. Поливал лужайку, спорил с папашей. Он у меня человек старомодный и отсталый.
Я улыбнулась, чего он, кажется, не заметил.
Принесли вино, и он сделал глоток, затем другой.
— У тебя покраснели губы, — сказала я.
— Послушай, — перебил он, — так дальше продолжаться не может.
— Что?
Он посмотрел на Изабель, которая подняла голову в ожидании, что ее погладят. Он протянул руку.
— Не смей ласкать мою собаку! — сказала я. — Если мы в размолвке, ты не должен касаться ни одной из нас.
— Никакой размолвки. Просто ты общаешься с другими людьми.
— С человеком, — уточнила я. И добавила: — Он из Японии, — как будто это что-то меняло.
— Мне без разницы, — отрезал он.
— Я больше не хочу ни с кем встречаться, — заявила я со всей откровенностью и почувствовала облегчение. Но оно исчезло, когда я увидела, что на него мои слова не произвели впечатления.
— Да не в этом же дело, — сказал он.
— А в чем?
Он глубоко вздохнул:
— Я был влюблен в другую…
— Ух, — сказала я. — Ну ладно.
Когда-то от кого-то я слышала, что ревность — это циркулирующая по венам ледяная вода. В моих кровеносных сосудах она была скорее лавой.
— Вопрос не в том, что ты не великолепна, — сказал он. — Ты великолепна. Просто я принял тебя за другую…
— Что ты имеешь в виду?
— На свадьбе ты была не похожа на ту… — Он слегка замешкался. — На ту, которой ты оказалась на самом деле.
В этот момент я поняла: он влюбился в меня. А затем сообразила, что он дал мне понять, что разлюбил меня.
Мой голос звучал так тихо, что я сама себя не слышала и вынуждена была повторить:
— Кем же я оказалась?
Он покачал головой. Я видела, что он, не желая меня обидеть, наносит мне еще большую обиду.
— Нет, — не унималась я, — мне на самом деле хочется знать, кем я оказалась.
— Ученицей средней школы, — ответил он.
Я вспомнила Фейт и Бони на уроках физкультуры.
— Или я учился там же и ухаживал за тобой — такое я тоже мог бы себе представить, — продолжал он, — как будто мне нужно было бы заслужить тебя, или выиграть, или еще что-то в этом роде.
— Да-а, — протянула я.
— Мы назначали друг другу свидания, — проговорил Роберт. — А я даже не знаю, что это такое — ходить на свидание.
— Я тоже.
Он не отреагировал на это. Казалось, он больше не воспринимал мои слова. Вероятно, был занят решением проблемы: что же я из себя представляю и для него ли я создана.
— Я знаю, что я чудной. Но все же для меня наши отношения начались, когда мы встретились на свадьбе.
— И для меня тоже.
— Однако с твоей стороны это было иначе, — произнес он голосом, в котором зазвучали оттенки прежней нежности. — Ты меня известила, что я могу найти тебя по записке с указанными на ней данными… Данные для дат свиданий.
— Данные для дат, — повторила я изобретенную мною фразу.
— Но ничего странного в твоих поступках не было, — сказал он. — Я имею в виду, что ты вполне нормальная.
«Я — ненормальная», — произнесла я про себя.
— Извини меня, — сказал он, словно угадав мои мысли.
— Кем, ты считаешь, я была тогда на свадьбе? — спросила я.
Роберт покачала головой.
— Скажи, — упрашивала я.
Он посмотрел на меня так, словно я его близкий приятель, а он напрягает свою память, чтобы рассказать ему о той, в которую был влюблен:
— Ты была забавной, изящной и искренней, — сказал он. — Ты превзошла тогда самое себя.
— Я превзошла тогда самое себя, — повторила я.
Его голос был печален:
— Ага-а.
— Послушай, — сказала я. Я была уверена, что он размышляет о том, как долго все это может продолжаться, а я должна побороть себя, чтобы не сказать «ПРОЩАЙ» и не отправиться восвояси. — Мне страшно.
Он, казалось, услышал мои слова, но я не поняла, меня он услышал или ту, другую, в которую я превращусь в соответствии с его желанием.
— Мне не везет с мужчинами, — сказала я.
Впервые за долгое время он рассмеялся.
— Ты слышишь все эти голоса по поводу того, какой положено быть женщине, хотя ты знаешь это — женственной. — Я не хотела продолжать. — А я потратила всю свою жизнь, стараясь не слышать их. Но… — Я собрала все силы, чтобы договорить. — Я так хотела быть с тобой, что я слушала.
Роберт спокойно кивнул, и я могу утверждать, что он начал понимать меня — ту самую, о которой он мечтал и которой я была на самом деле.
Все же мне потребовалось собрать все свое мужество, чтобы попросить:
— Покажи мне свои карикатуры.
По пути к его дому я сказала ему, что он может, если хочет, взять поводок Изабель, что он и сделал.
Я последовала за ним, поднимаясь вверх по ступеням его дома, расталкивая свои привидения прошлой ночи, вплоть до квартиры, расположенной на самом верхнем этаже. Мне с Изабель пришлось подождать снаружи, пока он запирал кошку в спальне. Потом он провел нас в мастерскую с большими мансардными окнами. Все они были открыты, представляя взору вид заднего двора. Он предложил мне бокал вина, и я согласилась.
На одной из стен было прикреплено множество рисунков, исполненных черной тушью и акварелью. Я обнаружила галерею запахов из моего собачьего музея. Прыгали морские коньки. Я увидела его карикатуру на себя, пришпиленную рядом с моим изображением.
Роберт подал мне вино. Я сказала ему, что его карикатуры красивы, смешны, печальны и правдивы.
Он улыбнулся.
Я спросила, что еще говорит о нем обзор его грез. Ему понравился этот вопрос. Он задумался. Потом сказал:
— Роберт Векслер — глупец, посвятивший себя поискам правды.
Я подумала: «Я правдолюбка в поисках безумия» — и поняла, что еще могу сказать ему. И так и сделаю.
Вместо того чтобы продолжать смеяться, он притянул меня к себе. Мы целовались, целовались и целовались перед Изабель и всеми карикатурами. Этому не было конца. Мы оба — охотник и добыча, рыболов и рыба. Участники бешеного серфинга, начиненные жарким и салатом из рубленой капусты. Две бабочки-поденки, совокупляющиеся летней ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
* * *
Роберт сидит в кафе на свежем воздухе и рассматривает меню.
Он приподнимается и целует меня в щеку, словно мы уже расстались и завязываем дружбу, которая ошеломляет меня.
— Как дела? — спрашиваю я.
— Хорошо, — отвечает он. — А у тебя?
Я киваю.
Мы оба заказываем красное вино. Я спрашиваю:
— Где ты был?
Он отвечает не сразу.
— Я ездил в Нью-Джерси к родителям.
Голос его звучит так, словно он хотел сказать что-то другое.
— И что там делал?
— Как обычно. Поливал лужайку, спорил с папашей. Он у меня человек старомодный и отсталый.
Я улыбнулась, чего он, кажется, не заметил.
Принесли вино, и он сделал глоток, затем другой.
— У тебя покраснели губы, — сказала я.
— Послушай, — перебил он, — так дальше продолжаться не может.
— Что?
Он посмотрел на Изабель, которая подняла голову в ожидании, что ее погладят. Он протянул руку.
— Не смей ласкать мою собаку! — сказала я. — Если мы в размолвке, ты не должен касаться ни одной из нас.
— Никакой размолвки. Просто ты общаешься с другими людьми.
— С человеком, — уточнила я. И добавила: — Он из Японии, — как будто это что-то меняло.
— Мне без разницы, — отрезал он.
— Я больше не хочу ни с кем встречаться, — заявила я со всей откровенностью и почувствовала облегчение. Но оно исчезло, когда я увидела, что на него мои слова не произвели впечатления.
— Да не в этом же дело, — сказал он.
— А в чем?
Он глубоко вздохнул:
— Я был влюблен в другую…
— Ух, — сказала я. — Ну ладно.
Когда-то от кого-то я слышала, что ревность — это циркулирующая по венам ледяная вода. В моих кровеносных сосудах она была скорее лавой.
— Вопрос не в том, что ты не великолепна, — сказал он. — Ты великолепна. Просто я принял тебя за другую…
— Что ты имеешь в виду?
— На свадьбе ты была не похожа на ту… — Он слегка замешкался. — На ту, которой ты оказалась на самом деле.
В этот момент я поняла: он влюбился в меня. А затем сообразила, что он дал мне понять, что разлюбил меня.
Мой голос звучал так тихо, что я сама себя не слышала и вынуждена была повторить:
— Кем же я оказалась?
Он покачал головой. Я видела, что он, не желая меня обидеть, наносит мне еще большую обиду.
— Нет, — не унималась я, — мне на самом деле хочется знать, кем я оказалась.
— Ученицей средней школы, — ответил он.
Я вспомнила Фейт и Бони на уроках физкультуры.
— Или я учился там же и ухаживал за тобой — такое я тоже мог бы себе представить, — продолжал он, — как будто мне нужно было бы заслужить тебя, или выиграть, или еще что-то в этом роде.
— Да-а, — протянула я.
— Мы назначали друг другу свидания, — проговорил Роберт. — А я даже не знаю, что это такое — ходить на свидание.
— Я тоже.
Он не отреагировал на это. Казалось, он больше не воспринимал мои слова. Вероятно, был занят решением проблемы: что же я из себя представляю и для него ли я создана.
— Я знаю, что я чудной. Но все же для меня наши отношения начались, когда мы встретились на свадьбе.
— И для меня тоже.
— Однако с твоей стороны это было иначе, — произнес он голосом, в котором зазвучали оттенки прежней нежности. — Ты меня известила, что я могу найти тебя по записке с указанными на ней данными… Данные для дат свиданий.
— Данные для дат, — повторила я изобретенную мною фразу.
— Но ничего странного в твоих поступках не было, — сказал он. — Я имею в виду, что ты вполне нормальная.
«Я — ненормальная», — произнесла я про себя.
— Извини меня, — сказал он, словно угадав мои мысли.
— Кем, ты считаешь, я была тогда на свадьбе? — спросила я.
Роберт покачала головой.
— Скажи, — упрашивала я.
Он посмотрел на меня так, словно я его близкий приятель, а он напрягает свою память, чтобы рассказать ему о той, в которую был влюблен:
— Ты была забавной, изящной и искренней, — сказал он. — Ты превзошла тогда самое себя.
— Я превзошла тогда самое себя, — повторила я.
Его голос был печален:
— Ага-а.
— Послушай, — сказала я. Я была уверена, что он размышляет о том, как долго все это может продолжаться, а я должна побороть себя, чтобы не сказать «ПРОЩАЙ» и не отправиться восвояси. — Мне страшно.
Он, казалось, услышал мои слова, но я не поняла, меня он услышал или ту, другую, в которую я превращусь в соответствии с его желанием.
— Мне не везет с мужчинами, — сказала я.
Впервые за долгое время он рассмеялся.
— Ты слышишь все эти голоса по поводу того, какой положено быть женщине, хотя ты знаешь это — женственной. — Я не хотела продолжать. — А я потратила всю свою жизнь, стараясь не слышать их. Но… — Я собрала все силы, чтобы договорить. — Я так хотела быть с тобой, что я слушала.
Роберт спокойно кивнул, и я могу утверждать, что он начал понимать меня — ту самую, о которой он мечтал и которой я была на самом деле.
Все же мне потребовалось собрать все свое мужество, чтобы попросить:
— Покажи мне свои карикатуры.
По пути к его дому я сказала ему, что он может, если хочет, взять поводок Изабель, что он и сделал.
Я последовала за ним, поднимаясь вверх по ступеням его дома, расталкивая свои привидения прошлой ночи, вплоть до квартиры, расположенной на самом верхнем этаже. Мне с Изабель пришлось подождать снаружи, пока он запирал кошку в спальне. Потом он провел нас в мастерскую с большими мансардными окнами. Все они были открыты, представляя взору вид заднего двора. Он предложил мне бокал вина, и я согласилась.
На одной из стен было прикреплено множество рисунков, исполненных черной тушью и акварелью. Я обнаружила галерею запахов из моего собачьего музея. Прыгали морские коньки. Я увидела его карикатуру на себя, пришпиленную рядом с моим изображением.
Роберт подал мне вино. Я сказала ему, что его карикатуры красивы, смешны, печальны и правдивы.
Он улыбнулся.
Я спросила, что еще говорит о нем обзор его грез. Ему понравился этот вопрос. Он задумался. Потом сказал:
— Роберт Векслер — глупец, посвятивший себя поискам правды.
Я подумала: «Я правдолюбка в поисках безумия» — и поняла, что еще могу сказать ему. И так и сделаю.
Вместо того чтобы продолжать смеяться, он притянул меня к себе. Мы целовались, целовались и целовались перед Изабель и всеми карикатурами. Этому не было конца. Мы оба — охотник и добыча, рыболов и рыба. Участники бешеного серфинга, начиненные жарким и салатом из рубленой капусты. Две бабочки-поденки, совокупляющиеся летней ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46