Роль неплохого, в общем-то, человека, но уж слишком сильно зацикленного на своей правоте и считающего перенесенные во имя нее страдания пожизненной индульгенцией. Команданте Че Верещагин. Старая добрая игра: покажи человеку смерть и он примирится с лихорадкой.
— Я отказался от своих полномочий, и убедительно прошу оставить меня в покое! — прошипел старик.
— Позвольте возразить, — мягко сказал компаньеро Флэннеган. — Принять у вас отставку может только Дума. Думы нет. Ваши полномочия не отменены. У вас есть власть и есть обязанности, налагаемые этой властью.
— Я не могу. Я не хочу…
— Послушайте! — вступил Артем, поймав взгляд Флэннегана. — Вас никто не спрашивает, хотите вы или нет. Присягу давали — хотели? На приемах в смокинге щеголяли — хотели? А теперь — под лавку?
— Господин полковник, — одернул его Флэннеган. — Не вмешивайтесь, пожалуйста.
В гостиную вошел Хуа с бархатным халатом, карман которого подозрительно провисал. Кублицкий-Пиоттух с торопливой благодарностью завернулся в явно великоватый и явно любимый прежним хозяином полысевший на локтях шлафрок. Нащупав предмет в кармане, он боязливо отдернул руку и положил ее на стол.
— Хуа, кофе, прошу вас, — сказал он.
— Мне — чаю, — быстро встрял Артем. — От вашего кофе я скоро взорвусь.
— Мне тоже чаю, с вашего позволения, — Флэннеган поднял палец, как в кафе.
— Конисна, — китаец сверкнул глазками и снова исчез.
— Господин премьер, я не хотел бы принуждать вас к чему-нибудь, но ситуация обязывает нас найти человека, который мог бы стать гарантом легитимной власти.
— Почему вы не стали искать его раньше, когда начали войну? — старик намерен был держаться, но голос выдавал бреши в его обороне.
— Потому что нам некогда было шарить по виллам Побережья! — Верещагин повел свою партию. — Мы сидели за колючей проволокой, в жаре и вони. И слушали, как в жилом городке кричат наши жены и дочери. И попробуйте мне сказать, что мы были неправы, когда положили этому конец!
На этот раз Флэннеган его не перебил.
— А что вы со мной сделаете, юноша, если я так скажу?
— Да ровным счетом ничего. Если вы так скажете, нам останется только развести руками и свалить отсюда. Денька через три на нас посыплются бомбы. И все только потому что Виктору Степановичу лень лишний раз надеть смокинг и поболтать кое с кем из НАТО.
— Арт, прошу вас… — Флэннеган умело изобразил тон человека, осознающего эфемерность преимуществ должности перед реальной силой. Парня нужно номинировать на «Оскар».
— Если вы не хотите поехать с нами, — примирительно сказал он, — то, может быть, ответите на один вопрос: когда и кем был подписан с советской стороны договор о присоединении? Поверьте, нам это очень важно знать, а спросить не у кого, кроме вас…
— Я не понимаю, о чем вы.
— Договор о добровольном присоединении к СССР, — нетерпеливое удивление осваговцу тоже удалось отлично. — С нашей стороны его подписали вы и одобрила Дума, а кто подписывал с советской? Мы не можем найти ни одной копии документа…
Под шорох колес в гостиную въехал Хуа на сервировочном столике. Поэтическая гипербола: конечно, он катил столик перед собой, а не ехал на нем, просто мягкие тапочки китайца ступали так мелко и неслышно, что казалось — столик едет сам, а Хуа плывет за ним по воздуху. Артем на ходу поддел стакан с крепким чаем и бисквит. Времпремьер вцепился в чашку, как девушка перед ландскнехтом — в свой пояс целомудрия. Флэннеган небрежно поставил свой чай на стол, демонстрируя, что по важности это не сравнимо с ответом времпремьера.
— Этот документ не был подписан, — тихо сказал времпремьер. — Его нет и никогда не было. Мы только рассматривали соглашение, советский посол отвез его в Москву еще в январе, но дальнейшие переговоры заглохли.
— То есть, — осваговец наморщил лоб, — вторжение советских войск осуществлено на незаконных основаниях?
Верещагин от неожиданности одним глотком ополовинил чашку. Пищевод завязался узлом: была и такая пытка в средние века — накачивать человека горячей водой…
— Это очень скользкий вопрос, господа, — стушевался премьер.
— Оставьте его Флэннеган, — прохрипел Артем. — Вы же видите: это политик. Из той породы, от которых никогда не дождешься «да» или «нет». Только виляние и увертки. Скользкий вопрос — это точно. Дерьмо — оно скользкое.
И вновь Флэннеган его не перебил.
— А вы так просто даете однозначные ответы на все вопросы? — старик обернулся к нему. — Ни виляния, ни уверток? Так скажите, юноша, когда вы еще не знали, что вторжение незаконно, это остановило вас? Вы подумали, чем может обернуться восстание «форсиз»? Не для вас лично — для страны?
— Я не для думания форму надел, — отрезал Артем. — Я присягу дал: если на страну нападут, брать оружие и идти драться. На страну напали. Мне что — в кабинет министров звонить и интересоваться, а законно ли мне руки крутят?
— Звонить в кабинет министров — это дело генералов.
— Генералов, господин премьер, уже всех вывезли к тому моменту. Пришлось капитанам их работу делать.
— И вы думаете, что справитесь?
— А тут и справляться нечего. Начать и кончить. Только есть маленькая сложность: Союз — страна большая, так что скоро придется делать все сначала. Раз, еще раз, еще много много раз… Выдохнемся, если не помогут друзья из Северной Атлантики. А с этими друзьями должен говорить человек, у которого есть законная гражданская власть.
Виктор Степанович улыбнулся.
— Молодой человек, а что мешает вам взять эту власть в свои руки? Если армия пошла за вами — неужели к вам не прислушаются западные политики? Ей-Богу, «Верещагин» звучит не хуже, чем «Пиночет». Вы уже один раз наплевали на волю народа, совершенно ясно выраженную в итогах голосования. Отчего же вам не сделать этого во второй раз? И в третий, если понадобится — оправдываясь исключительно верностью долгу и присяге?
Артем, поморщившись, откинулся на спинку кресла. Кресло прогнулось, спина завопила чуть ли не в голос.
— Оттого, — процедил он сквозь зубы. — Что я не хочу погубить страну. Нам вот так нужна помощь Альянса. А Альянс не будет иметь со мной дела. До тех пор, пока они не получат официального заявления от официального лица — для них все происходящее будет оставаться внутренним делом СССР.
— Где вы изучали политологию, господин… э-э…
— Полковник, — подсказал Флэннеган.
— На ротной кухне, — огрызнулся Арт.
— Это заметно.
Верещагин разозлился уже по-настоящему.
— Слушайте, вы! Только что, когда мы вперлись в вашу рrivacy, на защиту одной трусливой старой задницы встали двадцатилетний парнишка, его только что родившая жена и китаец, из которого песок сыплется. Не спросив ни у кого, есть у них право тыкать стволом в работника ОСВАГ или нет, не зная, кто мы, ребята просто встали, взяли оружие и пришли сюда, защищать свой дом. И каждого из них я уважаю в десятки раз больше, чем вас, чьей обязанностью было защитить Крым, и кто его просрал. Я смотрю на вас и вижу не премьера, доктора наук, уважаемого человека, а дезертира и труса. Хорошо, я послушаюсь вашего умного совета. Вернусь в армию и скажу, что теперь я главный и беру всю ответственность на себя. Два раза не казнят. А вы останетесь здесь, и будете каждый день смотреть в глаза этому мальчику, этой девочке и их ребенку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184
— Я отказался от своих полномочий, и убедительно прошу оставить меня в покое! — прошипел старик.
— Позвольте возразить, — мягко сказал компаньеро Флэннеган. — Принять у вас отставку может только Дума. Думы нет. Ваши полномочия не отменены. У вас есть власть и есть обязанности, налагаемые этой властью.
— Я не могу. Я не хочу…
— Послушайте! — вступил Артем, поймав взгляд Флэннегана. — Вас никто не спрашивает, хотите вы или нет. Присягу давали — хотели? На приемах в смокинге щеголяли — хотели? А теперь — под лавку?
— Господин полковник, — одернул его Флэннеган. — Не вмешивайтесь, пожалуйста.
В гостиную вошел Хуа с бархатным халатом, карман которого подозрительно провисал. Кублицкий-Пиоттух с торопливой благодарностью завернулся в явно великоватый и явно любимый прежним хозяином полысевший на локтях шлафрок. Нащупав предмет в кармане, он боязливо отдернул руку и положил ее на стол.
— Хуа, кофе, прошу вас, — сказал он.
— Мне — чаю, — быстро встрял Артем. — От вашего кофе я скоро взорвусь.
— Мне тоже чаю, с вашего позволения, — Флэннеган поднял палец, как в кафе.
— Конисна, — китаец сверкнул глазками и снова исчез.
— Господин премьер, я не хотел бы принуждать вас к чему-нибудь, но ситуация обязывает нас найти человека, который мог бы стать гарантом легитимной власти.
— Почему вы не стали искать его раньше, когда начали войну? — старик намерен был держаться, но голос выдавал бреши в его обороне.
— Потому что нам некогда было шарить по виллам Побережья! — Верещагин повел свою партию. — Мы сидели за колючей проволокой, в жаре и вони. И слушали, как в жилом городке кричат наши жены и дочери. И попробуйте мне сказать, что мы были неправы, когда положили этому конец!
На этот раз Флэннеган его не перебил.
— А что вы со мной сделаете, юноша, если я так скажу?
— Да ровным счетом ничего. Если вы так скажете, нам останется только развести руками и свалить отсюда. Денька через три на нас посыплются бомбы. И все только потому что Виктору Степановичу лень лишний раз надеть смокинг и поболтать кое с кем из НАТО.
— Арт, прошу вас… — Флэннеган умело изобразил тон человека, осознающего эфемерность преимуществ должности перед реальной силой. Парня нужно номинировать на «Оскар».
— Если вы не хотите поехать с нами, — примирительно сказал он, — то, может быть, ответите на один вопрос: когда и кем был подписан с советской стороны договор о присоединении? Поверьте, нам это очень важно знать, а спросить не у кого, кроме вас…
— Я не понимаю, о чем вы.
— Договор о добровольном присоединении к СССР, — нетерпеливое удивление осваговцу тоже удалось отлично. — С нашей стороны его подписали вы и одобрила Дума, а кто подписывал с советской? Мы не можем найти ни одной копии документа…
Под шорох колес в гостиную въехал Хуа на сервировочном столике. Поэтическая гипербола: конечно, он катил столик перед собой, а не ехал на нем, просто мягкие тапочки китайца ступали так мелко и неслышно, что казалось — столик едет сам, а Хуа плывет за ним по воздуху. Артем на ходу поддел стакан с крепким чаем и бисквит. Времпремьер вцепился в чашку, как девушка перед ландскнехтом — в свой пояс целомудрия. Флэннеган небрежно поставил свой чай на стол, демонстрируя, что по важности это не сравнимо с ответом времпремьера.
— Этот документ не был подписан, — тихо сказал времпремьер. — Его нет и никогда не было. Мы только рассматривали соглашение, советский посол отвез его в Москву еще в январе, но дальнейшие переговоры заглохли.
— То есть, — осваговец наморщил лоб, — вторжение советских войск осуществлено на незаконных основаниях?
Верещагин от неожиданности одним глотком ополовинил чашку. Пищевод завязался узлом: была и такая пытка в средние века — накачивать человека горячей водой…
— Это очень скользкий вопрос, господа, — стушевался премьер.
— Оставьте его Флэннеган, — прохрипел Артем. — Вы же видите: это политик. Из той породы, от которых никогда не дождешься «да» или «нет». Только виляние и увертки. Скользкий вопрос — это точно. Дерьмо — оно скользкое.
И вновь Флэннеган его не перебил.
— А вы так просто даете однозначные ответы на все вопросы? — старик обернулся к нему. — Ни виляния, ни уверток? Так скажите, юноша, когда вы еще не знали, что вторжение незаконно, это остановило вас? Вы подумали, чем может обернуться восстание «форсиз»? Не для вас лично — для страны?
— Я не для думания форму надел, — отрезал Артем. — Я присягу дал: если на страну нападут, брать оружие и идти драться. На страну напали. Мне что — в кабинет министров звонить и интересоваться, а законно ли мне руки крутят?
— Звонить в кабинет министров — это дело генералов.
— Генералов, господин премьер, уже всех вывезли к тому моменту. Пришлось капитанам их работу делать.
— И вы думаете, что справитесь?
— А тут и справляться нечего. Начать и кончить. Только есть маленькая сложность: Союз — страна большая, так что скоро придется делать все сначала. Раз, еще раз, еще много много раз… Выдохнемся, если не помогут друзья из Северной Атлантики. А с этими друзьями должен говорить человек, у которого есть законная гражданская власть.
Виктор Степанович улыбнулся.
— Молодой человек, а что мешает вам взять эту власть в свои руки? Если армия пошла за вами — неужели к вам не прислушаются западные политики? Ей-Богу, «Верещагин» звучит не хуже, чем «Пиночет». Вы уже один раз наплевали на волю народа, совершенно ясно выраженную в итогах голосования. Отчего же вам не сделать этого во второй раз? И в третий, если понадобится — оправдываясь исключительно верностью долгу и присяге?
Артем, поморщившись, откинулся на спинку кресла. Кресло прогнулось, спина завопила чуть ли не в голос.
— Оттого, — процедил он сквозь зубы. — Что я не хочу погубить страну. Нам вот так нужна помощь Альянса. А Альянс не будет иметь со мной дела. До тех пор, пока они не получат официального заявления от официального лица — для них все происходящее будет оставаться внутренним делом СССР.
— Где вы изучали политологию, господин… э-э…
— Полковник, — подсказал Флэннеган.
— На ротной кухне, — огрызнулся Арт.
— Это заметно.
Верещагин разозлился уже по-настоящему.
— Слушайте, вы! Только что, когда мы вперлись в вашу рrivacy, на защиту одной трусливой старой задницы встали двадцатилетний парнишка, его только что родившая жена и китаец, из которого песок сыплется. Не спросив ни у кого, есть у них право тыкать стволом в работника ОСВАГ или нет, не зная, кто мы, ребята просто встали, взяли оружие и пришли сюда, защищать свой дом. И каждого из них я уважаю в десятки раз больше, чем вас, чьей обязанностью было защитить Крым, и кто его просрал. Я смотрю на вас и вижу не премьера, доктора наук, уважаемого человека, а дезертира и труса. Хорошо, я послушаюсь вашего умного совета. Вернусь в армию и скажу, что теперь я главный и беру всю ответственность на себя. Два раза не казнят. А вы останетесь здесь, и будете каждый день смотреть в глаза этому мальчику, этой девочке и их ребенку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184