— Ну и хрен с тобой. Все равно ничего уже не изменишь. Мы это сделали.
— Что вы сделали?… Войну начали?… Ракет дождались на свою голову?… Дур-рак…
— Ну, теперь ты на меня злишься?
— Пошел ты!
Артем лег на спину, задрав ноги на спинку кровати. В полной темноте и тишине легко было поверить, что они одни в целом мире.
— Глеб, а ты знаешь, кто может считаться гражданином Непала?

* * *
Флэннеган пришел под утро, когда Артем опять спал — не тем кошмарным сном, каким он проспал почти сутки, и не наркотической дремотой, а легким на разрыв, как пыльная паутина, сном больного человека.
Разбуженный, он молча надел ботинки и проследовал за своим конвоиром в тесный кабинет, где получил чашку отличного горячего кофе со сливками. Это было, конечно, очень хорошо и кстати, но хотелось чего-то посущественнее.
— Вы ничего не ели, — сказал Флэннеган.
— Все проспал. Какое сегодня число?
Флэннеган посмотрел на часы.
— Уже второе. Хотите чего-нибудь? Меню «Максима» не обещаю, но крэкеры и сладкие сухарики есть…
— Орешков, пожалуйста…
Коммандер приподнял брови, потом опустил и сдвинул их.
— Шутить изволите, — тоном осуждения сказал он. — Есть еще французские булочки.
Прошло совсем немного времени — и французская булочка, разрезанная на половинки и щедро смазанная маслом, отправилась в погоню за кофе со сливками.
— Господин Флэннеган, вам так катастрофически некого пригласить на кофе? Обязательно нужно было меня будить?
— Целый день происходили разные события, — ответил Флэннеган. — Потом они перестали происходить, и мы начали их анализировать. Потом я разбудил вас. Сейчас врач сменит вам повязки и мы кое-куда поедем…
Он полез в шкаф и достал пакет с эмблемой одежных магазинов «PANкратов — или PAN, или пропал!». Вытряхнул просторный, крупной вязки шерстяной свитер с капюшоном.
— Наденете, когда медик с вами закончит. Ночь холодная. Набросьте и капюшон тоже.
— Может, лучше паранджу?
— Капюшона будет достаточно.
Вошел врач. Тот самый, что принимал участие в допросе и после этого менял ему повязки.
— Готово, — сказал он через пять минут. — Одевайтесь. Без резких движений. Вот мазь. Называется «Эвита». Каждый раз при смене повязок. Очень хорошо заживляет.
Артем знал эту мазь — действительно незаменимая штука. Дают с собой — значит, он сюда больше не вернется.
— Раны победителей заживают быстро, — усмехнулся Флэннеган. — Идемте, капитан.
Они вышли на улицу и сели в черный «турбо-суздаль». По окружной кольцевой дороге объехали Симферополь, мелькнула справа по борту громада «Аэро-Симфи», и машина плавно прибавила скорости, вылетев на струну Восточного фривэя.
Два раза они останавливались на трассе по требованию патрулей, дважды Флэннеган предъявлял свою осваговскую книжку. Третья остановка была в Карасу-Базаре.
…Эти трехэтажные продолговатые корпуса, неуклюже претендующие на ампир, Артем не спутал бы ни с чем. Карасу-Базарское офицерское училище, порог которого он в первый раз переступил младшим унтер-офицером, а в последний раз — подпоручиком…
Флэннеган припарковал машину рядом с черным «Руссо-балтом». Выходя, Верещагин заметил штабные номера.
Осваговец сделал знак набросить капюшон. Капюшон был здоровенный, свитер напоминал францисканскую рясу. Артем чувствовал себя полным идиотом.
Они свернули за угол и прошли служебным входом.
— На второй этаж, — тихо сказал Флэннеган. — В кабинет директора.
Артем усмехнулся. Эта дорожка была хорошо знакома и натоптана тысячами кадетских ботинок. Здесь, в этих кабинетах и залах с алебастровыми потолками из аристократических сынков и ретивых унтеров делали офицеров и джентльменов. Стратегия и тактика. Организация и системы вооружений. Снабжение и теория управления. Математика и физика. Фехтование, стрельба, выездка и рукопашный бой. Кабинет директора он посещал дважды: один раз просил об увольнении, чтобы поехать на европейский кубок по скалолазанию в Италию, второй раз — когда умер дед.
Предосторожность оказалась излишней. В коридорах они никого не встретили.
…Осваговец сел за стол, сделал приглашающий жест в сторону стула. Артем уселся верхом, положив скрещенные руки на спинку.
— Четверть четвертого. У нас есть полтора часа на разговор, — капитан второго ранга посмотрел на часы.
Верещагин чувствовал себя, в общем-то, выспавшимся. Похоже, он превращается в ночную пташку.
— Возникает чувство ностальгии, Арт?
— Нет, — сказал Верещагин.
— Как вы стали офицером?
— Получил рекомендацию… Это есть в моем личном деле.
— Ваше дело я уже знаю как «Pater Noster». Но о личной мотивации в нем ничего не сказано.
— Я хотел получить образование… Поступал в университет…
— Провалились? С таким блестящим аттестатом?
— Поступил…
— И?…
— Семья отказалась оплачивать мое обучение…
— Вы не поддерживаете контактов со своей троюродной сестрой, единственной родственницей. Почему?
— Какая вам разница? — не рассказывать же осваговцу, что перед поступлением в университет он умудрился трахнуть Ивицу, поддавшись на авансы, которые та делала с теткиной подачи.
— Потому что вы переспали с ней и бросили ее? За это ваш дед и лишил вас наследства?…
— Слушайте, Флэннеган! — Артем удержался в тональности нормальной разговорной речи, а не крика в основном потому что не мог глубоко вдохнуть. — Вам не кажется, что вы лезете просто не в свои дела?
— Вы переспали с ней, а потом сбежали в армию. Чтобы уйти от ответственности.
— Я никогда не бежал от ответственности. Черт возьми, мы не в семнадцатом веке живем, Ивица не забеременела и прекрасно вышла замуж, она не любила меня в конце концов, ее мать ей просто приказала со мной спать. А мне было семнадцать лет и я был дурак… Я не говорю, что я был невинным совращенным подростком… Но мы оба смотрели на это несколько иначе, чем наши старики… и все вышло так, как хотела моя тетка — все четыре дедовых баркаса достались ей. Она свое получала и так и так…
— Я всегда говорил, что в оперативном отделе нам не хватает женщин, — заметил Флэннеган. — Ваше увлечение всем советским — оно имеет какое-то отношение к…
— Имеет. Не спрашивайте меня об этом…
— Почему?
— Боже, Флэннеган, всему же есть предел! Это — личное, понимаете вы или нет?
— В данный момент — нет. Я на службе.
— Так задавайте вопросы по существу!
— Хорошо. Почему вы приняли предложение Востокова? Какие на то были причины?
— Я уже объяснял…
— Нет, то, что вы объясняли, я усвоил. Личные причины были какие? Вы же не могли не понимать, что это почти верная смерть. Востокову, как и вашей тетке, было плевать, чем окончится это для вас — он свое получал при любом раскладе. И вы это знали. Догадывались. И все-таки пошли на это сами и повели своих друзей — почему?
— Потому что другой возможности не видел.
— Арт, а вы не задумывались о том, что видеть другие возможности — задача не ваша? Что это вопрос компетентности как минимум полковника?
— Задумывался… Полковники, как я понял, ни хрена не делали.
— А вы понимаете, почему?
Артем понимал. Каленым железом в историю Белой Армии была впечатана позорная дата — март семнадцатого года. Генералы — Алексеев, Лукомский, Деникин — всю жизнь не могли простить себе участия в заговоре с целью отречения Николая Второго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184