— По предварительным данным, потери СССР в технике составляют до восьмисот боевых машин…
— Делите на два, — заметил полковник Кутасов.
— Да, я как раз хотел сказать, что реальные потери — порядка четырехсот самолетов… Наши потери: сорок три самолета. Из них наибольшие — среди «Миражей», наименьшие — среди «Ястребов». Удалось спасти восемь пилотов… Наибольшие потери — двадцать семь человек, — приходятся на долю летчиков-резервистов. Самолеты второй волны… — полковник Скоблин, уже третий за последние двое суток командующий ВВС Крыма, посмотрел на часы — Уже пошли.
— Тактическая победа, — резюмировал полковник Шевардин.
— Еще одна такая тактическая победа — и мы останемся без авиации, — отрезал Адамс.
Шевардин как будто не заметил ядовитой реплики.
— Ответ напрашивается сам собой: дальняя бомбардировочная авиация и ракетный обстрел. Прошу также обдумать возможность нанесения ядерного удара.
— Маловероятно, — сказал капитан первого ранга фон Берингер. — Здесь находятся в плену три дивизии Советской Армии. Не будут же они подставлять под ядерный огонь своих солдат.
— Nevertheless, — сказал Адамс. — Когда начнется операция «Трезубец», мне хотелось бы быть спокойным за наше небо. И нашу землю. Господин Воронов, за какой срок красные смогут восстановить свои аэродромы?
— Компьютерное моделирование указывает на срок от двух дней до недели.
— Большое спасибо, полковник. Будем предполагать худшее: завтра. Третий удар, господин Скоблин — нас на это хватит?
— Хватит, сэр. Потери были… в рамках расчетных, так что нет смысла отказываться от выполнения третьей части плана… Конечно, нужно посмотреть, чем закончится вторая часть… Удар по аэродромам второго звена будет нанесен в ближайший час. Предполагается накрыть Днепропетровск и Краматорск. Но, конечно, так легко мы не отделаемся.
— А что насчет третьей части плана? Чернобаевка и Каховка…
— Родная винтовка, — пробормотал Шевардин.
— Вот план по Каховке, — неодобрительно покосившись на дроздовца, Скоблин взял распечатку. — Выглядит немного дерзко, сэр… Ожидаемые потери — до шестидесяти процентов в технике у противника, до пятнадцати — у нас…
— Я разберусь… Скажите, Ник, а это правда, что перед важным вылетом «Вдовы» смотрят «Касабланку»?
— Да, сэр. И не только «Вдовы». Это традиция со времен турецкой кампании. Я не знаю, откуда она пошла, но считается, что это приносит удачу. Перед важным вылетом вся Кача смотрит «Касабланку»…
— Ну что ж… Хорошая традиция. Пусть капитан Голдберг готовит кассету, господин полковник. Удача ей пригодится…
* * *
Кача, тот же день, 1620
Кинозал офицерского клуба был битком набит, и кондиционеры еле справлялись с той массой углекислого газа, которую выдыхали люди, сидящие друг у друга чуть ли не на головах.
«Вдовы», пилоты «Летучих Гусар» и коммандос из качинского полка молча смотрели на известную до последней запятой историю любви Рика и Ильзы. Феноменально, подумал поручик Бурцев, казалось бы, что здесь выдающегося? Банальный «любовный треугольник», несколько искусственные антифашистские мотивы, неизменно прекрасная в своей кристальной чистоте Ингрид Бергман, неизменно ироничный и язвительно-печальный Хэмфри Богарт… Несколько удачных фраз, сентиментальная песенка «As time goes by», и все это затерто до пролысин… Но вот почему-то каждый раз удается, глядя на экран, расслабиться перед важными учениями, или — как теперь — перед настоящим боевым вылетом. Отпустить поводья натянутых нервов…
Но на этот раз экзотическая Касабланка, где стоит самый высокий в мире минарет, не просто служила для Бурцева источником расслабления. Платиновая блондинка Ингрид Бергман будила в нем мысли о темноволосой сероглазой летчице, сидящей теперь в четвертом ряду и прекрасно ему видной. Тамара Уточкина…
Is it a cannon fire, or my heart pounding?
Хороший вопрос, господа.
Разве мало в Каче красивых баб?
Длинноногих глазастых девчонок, мечтающих об офицере-коммандо, эталоне мужественности?
Совершенно гражданских девчонок, которые не рискуют свернуть себе шею по три раза в день?
Девчонок, которых, черт возьми, не трахали советские десантники…
Разве их мало в Каче, Евгений Бурцев?
Тогда почему же тебя интересует эта «Вдова», которая имеет все шансы не дожить до ближайшего утра? Женщина-военнослужащая, по всей вероятности — неисправимая феминистка? Женщина, которая, ко всему, несвободна — Рахиль сказала, что она встречается с каким-то корниловцем, горным егерем…
Но, во-первых, горный егерь — это такая же вредная по нашим временам профессия, как и коммандо… Во-вторых, некоторые мужчины… имеют, скажем так, довольно патриархальные взгляды… То есть им противна сама мысль о том, что их женщина спала с кем-то еще… Тем более, если этих «кого-то» было несколько… даже если ее мнения никто не спрашивал… Вот, просто не могут преодолеть отвращения…
Господи, о чем я думаю! Вылет — в течение этой ночи, сложная и дерзкая операция, с которой любой из нас (он так и подумал — любой из НАС) может не вернуться — а у поручика Бурцева в голове одно: как отбить бабу у корниловца…
Он знал, что не решится подойти к ней сейчас, сразу после фильма. И знал — если ЧТО-ТО случится, он никогда не простит себе того, что не решился…
* * *
Этот день, без сомнения, принадлежал крымским ВВС. Советский Союз огрызнулся дважды: сначала попытались прорваться штурмовики и истребители из Ростова-на— Дону, потом — дальняя бомбардировочная авиация, «тушки» из Полтавы и Прилук. Патрульные самолеты ПВО отбили их — не без труда, но все же отбили.
Последним, завершающим аккордом должен был стать налет на авиабазу в Каховке — уничтожение советских вертолетов.
Надо сказать, что в этот день «Вдовы» получили хороший заряд адреналина — поздним утром на рейде показался советский крейсер «Феликс Дзержинский» и три эсминца. Тамары в этот момент не было на базе, ее эскадрилья прочесывала горы в поисках затаившихся там ошметков советских войск. Это больше напоминало охоту, чем войну, хотя их один раз обстреляли из ручного пулемета.
Когда они вернулись в Качу все уже было кончено — половина жилого городка лежала в руинах, «Железный Феликс» с повреждениями (сработали ребята с базы береговой обороны) ускрипел обратно в Николаев, а один из эсминцев плавал кверху брюхом, держась на воде за счет воздушной пробки в носовых отсеках. Второй, как сказали Тамаре, затонул.Туда ему и дорога, ответила она.
Под вечер, уже после второго патрульного вылета — на этот раз ей выпало патрулировать побережье — пришел приказ, после которого все кинулись сначала чинить поврежденные машины и проверять системы — нужно было поднять в воздух все, что способно летать — а потом пошли смотреть «Касабланку» — примета такая, на удачу.
(— Суевернее альпинистов, наверное, только пилоты.
— А ты суеверный?
— Ну… Если бы я курил, я бы, наверное, не прикуривал третьим от одной спички…)
Проклятый фильмец окончательно растравил душу. Весь полет до Армянска, где нужно было дозаправляться, Тамара собирала себя в кулак. Теперь, накручивала она себя, уже не важно, вернется она или нет. Важно сделать то, за чем их посылают — смешать с землей базу Каховка. Это имеет значение, больше — ничего.
Они пересекли линию берега и теперь шли над сушей, ориентируясь по железной дороге, насыпь которой тянулась по земле внизу бесконечным шрамом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184