Настроение в зале неважное».
«Не беспокойтесь. Мы не подкачаем!»
Действительно, они превзошли самих себя. Выступали с огоньком, импровизировали, отпускали шуточки, которые не были предусмотрены. И сами смеялись пуще всех. Концерт доставил всем большое удовольствие. Никто не хотел уходить.
«Ну, пора кончать»,? пришлось мне прикрикнуть на обоих конферансье, которые не хотели уходить со сцены. Я видела, что люди начинали уставать. Ведь программа уже шла три часа.
В комнате начальника лагеря, где я должна была спать, на столе лежала телефонограмма: «Завтра возвращайтесь во Владимир». Почему? Об этом ни слова. Ну что же, все равно собиралась вернуться. В семь утра мы грузимся на нашу машину. Нам помогают несколько пленных. Мы трогаемся в путь. Они приветливо машут нам.
«Приезжайте поскорей опять!»
Во Владимире меня ожидают новости. Самая главная: сообщение из Москвы о создании среди военнопленных национального комитета «Свободная Германия»; вторая новость: из Суздаля к нам прибывают сегодня двести бывших офицеров. Что же это означает? Что за люди? У нас ведь солдатский лагерь. И последнее: «красавчик» Отто из Кольчугина вчера прибыл сюда. Майор ничего об этом не знал. Еще немножко ? и он отправил бы его обратно.
Начинаю с этой последней новости. Иначе еще опоздаю, чего доброго. Пока меня не было, майор назначил нового коменданта лагеря. Я знаю его мало. Могу ли я ему довериться или нет, не знаю. Делать, однако, уже нечего: Отто расположился в его комнате. Здесь я не могу устроить обыск. Герберт К. снят, поскольку он, несмотря на многочисленные предупреждения майора, оставил маленького Детлефа жить в своей комнате.
Я приглашаю к себе нового коменданта. Хочу выяснить, чем он дышит. Солдат-сверхсрочник, в политическом отношении неясен. Фашистом никогда не был. Так говорит он. Но так говорят теперь все. Ну а как он себе представляет будущее? Гитлера надо послать ко всем чертям. Это для него ясно. С войной надо покончить. Это тоже ясно.
А что будет с Германией? Об этом он еще не подумал. Ну ладно, хватит на первый раз. Я рассказываю ему историю с «красавчиком» Отто. Прошу его достать мне как можно скорее фотографию той девушки. Не проходит и получаса, как он, сияя, приносит фотографию. Она была спрятана под матрасом.
Лагерные коменданты обычно хитрецы. А этот кажется мне добродушным. О благе пленных он заботится больше, чем его предшественник. Он искренне возмущен поведением своего «коллеги» и учиняет ему разнос. Я же не хочу видеть этого негодяя. Еще могу понять, что он крутил любовь с той девушкой. Но его подлость простить ему не могу. Посылаю его на самые тяжелые дорожные работы. Там он под хорошей охраной. Там у него пройдет охота делать глупости.
По пути в лагерь номер один посещаю места работы пленных. Меня здесь не было уже четыре дня. Появились проблемы, особенно в литейной. Много брака, споры. Вновь и вновь слышишь одно и то же. «Немцы воображают, что знают все лучше других»,? говорит начальник. Они наполняют формы не так, как он этого требует. Он недоволен, ругается, грозит снять проценты. По сути дела, он прав. Я объясняю пленным, что они должны выполнять указания начальника. На какое-то время эти проблемы решены. А потом возникают новые. Где люди, там всегда проблемы.
В лагере номер один собрались уже руководители активов и коменданты. Завтра начинается обмен опытом. Сегодня я беседую с каждым по отдельности. У них ведь есть и вопросы личного свойства.
Странное пополнение
Офицеры из Суздаля прибывают под вечер. Они выглядят не очень-то бойко. В монастыре они были среди своих. Теперь они попали в солдатский лагерь. Да еще в такой, который им известен как «зараженный» коммунизмом. Дают понять, что, если их попытаются обратить в коммунистическую веру, они будут сопротивляться. Об этом и речи быть не может! Вот с какой мыслью они сюда прибыли. Об этом я узнаю немножко попозже от антифашистов, которые есть среди них. Их всего семь. Сразу же после переклички они приходят ко мне. К ним присоединяется Гейнц Т. В моей комнатке очень тесно, но люди чувствуют себя хорошо. Правда, даже сесть могут не все. Одни расположились на длинной скамейке у окна и даже на печи.
Они описывают суровую политическую борьбу, которая ежедневно шла в Суздале. Там столкнулись два мира. Кое-кто оказался между ними, падают, поднимаются снова. В офицерских лагерях споры ожесточенней, чем в солдатских. Причем антифашисты спорят по-деловому, а нацисты угрожают, пытаются их запугать. С ненавистью они смотрят на каждого, кто поддерживает национальный комитет «Свободная Германия».
Наступает время ужина. Но уходить никто не хочет. Разговор продолжается. Я прошу принести активистам еду в мою комнату. В тесноте, да не в обиде. «Как дома, у мамы»,? говорит Генц Ш. Он жадно ест из своего котелка. Длинный, костлявый, он вечно голоден. Рассказчик он толковый.
Один из антифашистов не притрагивается к еде. Ждет.
«Поешьте с нами, товарищ Либерман!»
Это первый, кто обращается ко мне со словом «товарищ». У меня впечатление, что это честно. Фриц Ш. говорит немного, но то, что он говорит, идет от сердца. Это первое впечатление. Оно меня не обмануло.
«Спасибо. Я уже поела. Приятного аппетита».
Я закручиваю махорку.
После ужина настроение еще лучше, еще бодрее. Теперь антифашисты рассказывают «веселенькие» истории из жизни их лагеря. Многое похоже на анекдот. Например, как нацистские офицеры и генералы ежедневно по нескольку часов занимались только тем, что обменивались кулинарными рецептами. Состязались, кому больше в голову придет. Каждый старался превзойти другого в выдумке. По воскресеньям после богослужения это их хобби достигает кульминации. Они пекут «пирожные». Печенье, какао и сахар собирают для этого всю неделю. Им живется неплохо, этим господам. И в плену неплохо. Ничего не поделаешь! Советский Союз придерживается Женевской конвенции.
Как-то в воскресенье к генерал-фельдмаршалу Паулюсу пришла делегация этой публики. У него был день рождения. Но, больной гриппом, он лежал в кровати. И вот с самодельным «тортом» эти господа стояли на пороге его комнаты и произносили здравицы в честь фельдмаршала и, конечно, в честь фюрера. Они были убеждены в том, что Паулюс будет растроган до слез. «Не старайтесь, господа,? сказал генерал-фельдмаршал.? У фашистов я ничего не возьму. Покиньте, пожалуйста, мою комнату». Поздно понял Паулюс, что с чем едят, очень поздно. Но все-таки понял.
Солдаты, пережившие Сталинград, тем не менее не могли простить ему происшедшего. И по праву. Если бы он до последней минуты не следовал приказаниям Гитлера, остались бы жить миллионы людей и на той и на другой стороне. Только подумать: полтора миллиона человек бросило нацистское руководство в бой в самом Сталинграде и вокруг него, считая с румынами, венграми и итальянцами. Какую-то часть удалось вывезти на самолетах. Девяноста одна тысяча еще была жива, когда Красная Армия вынудила Паулюса капитулировать. Если только этих людей еще можно было назвать живыми. Они попали в плен больные тифом, истощенные, израненные, запутавшиеся, отчаявшиеся. Тот, кто их видел, знает, что они напоминали призраков. В советском плену они пришли в себя. В результате самоотверженной заботы советских врачей, сестер, санитарок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
«Не беспокойтесь. Мы не подкачаем!»
Действительно, они превзошли самих себя. Выступали с огоньком, импровизировали, отпускали шуточки, которые не были предусмотрены. И сами смеялись пуще всех. Концерт доставил всем большое удовольствие. Никто не хотел уходить.
«Ну, пора кончать»,? пришлось мне прикрикнуть на обоих конферансье, которые не хотели уходить со сцены. Я видела, что люди начинали уставать. Ведь программа уже шла три часа.
В комнате начальника лагеря, где я должна была спать, на столе лежала телефонограмма: «Завтра возвращайтесь во Владимир». Почему? Об этом ни слова. Ну что же, все равно собиралась вернуться. В семь утра мы грузимся на нашу машину. Нам помогают несколько пленных. Мы трогаемся в путь. Они приветливо машут нам.
«Приезжайте поскорей опять!»
Во Владимире меня ожидают новости. Самая главная: сообщение из Москвы о создании среди военнопленных национального комитета «Свободная Германия»; вторая новость: из Суздаля к нам прибывают сегодня двести бывших офицеров. Что же это означает? Что за люди? У нас ведь солдатский лагерь. И последнее: «красавчик» Отто из Кольчугина вчера прибыл сюда. Майор ничего об этом не знал. Еще немножко ? и он отправил бы его обратно.
Начинаю с этой последней новости. Иначе еще опоздаю, чего доброго. Пока меня не было, майор назначил нового коменданта лагеря. Я знаю его мало. Могу ли я ему довериться или нет, не знаю. Делать, однако, уже нечего: Отто расположился в его комнате. Здесь я не могу устроить обыск. Герберт К. снят, поскольку он, несмотря на многочисленные предупреждения майора, оставил маленького Детлефа жить в своей комнате.
Я приглашаю к себе нового коменданта. Хочу выяснить, чем он дышит. Солдат-сверхсрочник, в политическом отношении неясен. Фашистом никогда не был. Так говорит он. Но так говорят теперь все. Ну а как он себе представляет будущее? Гитлера надо послать ко всем чертям. Это для него ясно. С войной надо покончить. Это тоже ясно.
А что будет с Германией? Об этом он еще не подумал. Ну ладно, хватит на первый раз. Я рассказываю ему историю с «красавчиком» Отто. Прошу его достать мне как можно скорее фотографию той девушки. Не проходит и получаса, как он, сияя, приносит фотографию. Она была спрятана под матрасом.
Лагерные коменданты обычно хитрецы. А этот кажется мне добродушным. О благе пленных он заботится больше, чем его предшественник. Он искренне возмущен поведением своего «коллеги» и учиняет ему разнос. Я же не хочу видеть этого негодяя. Еще могу понять, что он крутил любовь с той девушкой. Но его подлость простить ему не могу. Посылаю его на самые тяжелые дорожные работы. Там он под хорошей охраной. Там у него пройдет охота делать глупости.
По пути в лагерь номер один посещаю места работы пленных. Меня здесь не было уже четыре дня. Появились проблемы, особенно в литейной. Много брака, споры. Вновь и вновь слышишь одно и то же. «Немцы воображают, что знают все лучше других»,? говорит начальник. Они наполняют формы не так, как он этого требует. Он недоволен, ругается, грозит снять проценты. По сути дела, он прав. Я объясняю пленным, что они должны выполнять указания начальника. На какое-то время эти проблемы решены. А потом возникают новые. Где люди, там всегда проблемы.
В лагере номер один собрались уже руководители активов и коменданты. Завтра начинается обмен опытом. Сегодня я беседую с каждым по отдельности. У них ведь есть и вопросы личного свойства.
Странное пополнение
Офицеры из Суздаля прибывают под вечер. Они выглядят не очень-то бойко. В монастыре они были среди своих. Теперь они попали в солдатский лагерь. Да еще в такой, который им известен как «зараженный» коммунизмом. Дают понять, что, если их попытаются обратить в коммунистическую веру, они будут сопротивляться. Об этом и речи быть не может! Вот с какой мыслью они сюда прибыли. Об этом я узнаю немножко попозже от антифашистов, которые есть среди них. Их всего семь. Сразу же после переклички они приходят ко мне. К ним присоединяется Гейнц Т. В моей комнатке очень тесно, но люди чувствуют себя хорошо. Правда, даже сесть могут не все. Одни расположились на длинной скамейке у окна и даже на печи.
Они описывают суровую политическую борьбу, которая ежедневно шла в Суздале. Там столкнулись два мира. Кое-кто оказался между ними, падают, поднимаются снова. В офицерских лагерях споры ожесточенней, чем в солдатских. Причем антифашисты спорят по-деловому, а нацисты угрожают, пытаются их запугать. С ненавистью они смотрят на каждого, кто поддерживает национальный комитет «Свободная Германия».
Наступает время ужина. Но уходить никто не хочет. Разговор продолжается. Я прошу принести активистам еду в мою комнату. В тесноте, да не в обиде. «Как дома, у мамы»,? говорит Генц Ш. Он жадно ест из своего котелка. Длинный, костлявый, он вечно голоден. Рассказчик он толковый.
Один из антифашистов не притрагивается к еде. Ждет.
«Поешьте с нами, товарищ Либерман!»
Это первый, кто обращается ко мне со словом «товарищ». У меня впечатление, что это честно. Фриц Ш. говорит немного, но то, что он говорит, идет от сердца. Это первое впечатление. Оно меня не обмануло.
«Спасибо. Я уже поела. Приятного аппетита».
Я закручиваю махорку.
После ужина настроение еще лучше, еще бодрее. Теперь антифашисты рассказывают «веселенькие» истории из жизни их лагеря. Многое похоже на анекдот. Например, как нацистские офицеры и генералы ежедневно по нескольку часов занимались только тем, что обменивались кулинарными рецептами. Состязались, кому больше в голову придет. Каждый старался превзойти другого в выдумке. По воскресеньям после богослужения это их хобби достигает кульминации. Они пекут «пирожные». Печенье, какао и сахар собирают для этого всю неделю. Им живется неплохо, этим господам. И в плену неплохо. Ничего не поделаешь! Советский Союз придерживается Женевской конвенции.
Как-то в воскресенье к генерал-фельдмаршалу Паулюсу пришла делегация этой публики. У него был день рождения. Но, больной гриппом, он лежал в кровати. И вот с самодельным «тортом» эти господа стояли на пороге его комнаты и произносили здравицы в честь фельдмаршала и, конечно, в честь фюрера. Они были убеждены в том, что Паулюс будет растроган до слез. «Не старайтесь, господа,? сказал генерал-фельдмаршал.? У фашистов я ничего не возьму. Покиньте, пожалуйста, мою комнату». Поздно понял Паулюс, что с чем едят, очень поздно. Но все-таки понял.
Солдаты, пережившие Сталинград, тем не менее не могли простить ему происшедшего. И по праву. Если бы он до последней минуты не следовал приказаниям Гитлера, остались бы жить миллионы людей и на той и на другой стороне. Только подумать: полтора миллиона человек бросило нацистское руководство в бой в самом Сталинграде и вокруг него, считая с румынами, венграми и итальянцами. Какую-то часть удалось вывезти на самолетах. Девяноста одна тысяча еще была жива, когда Красная Армия вынудила Паулюса капитулировать. Если только этих людей еще можно было назвать живыми. Они попали в плен больные тифом, истощенные, израненные, запутавшиеся, отчаявшиеся. Тот, кто их видел, знает, что они напоминали призраков. В советском плену они пришли в себя. В результате самоотверженной заботы советских врачей, сестер, санитарок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90