Ему не хватало организаторского таланта. Наверное, он пытался замаскировать это ненужной строгостью. Время от времени он обращался с нами, как с детьми. Тем не менее мы многому у него научились.
Директор был образованным марксистом. Он вел свой кружок очень интересно и живо. Был он очень требовательным. Если кто-нибудь хорошо отвечал на его вопросы, он всегда говорил: «Золотые слова». И мне он часто это говорил. Тем не менее меня он иногда очень злил. Например, когда меня принимали в профсоюз, он стал расспрашивать о моей личной жизни в Минске. А я только два месяца как приехала. Рассвирепев, я ответила ему вопросом на вопрос: «Что вы хотите знать? С кем я сплю? Ни с кем. Пока еще ни с кем». В зале раздался громкий смех. Он никогда меня больше об этом не спрашивал. Но наши отношения стали еще более натянутыми. Я ко всем обращалась на ты, но только не к нему. Ко всем коллегам я «подобрала ключи», но только не к нему.
В остальном все у меня шло отлично, несмотря на большие трудности в быту. Есть немецкая поговорка: «Воздухом и любовью не проживешь». Конечно, кое-что про запас надо было иметь. Но как хорошо живется, когда воздух чистый, когда думается легко! Ничем не заменить чувства уверенности, которое дает мир социализма.
Таинственное дело
В Советский Союз приезжали одна за другой немецкие делегации. Не было только делегации театральных работников. Оказавшись как-то в Москве, я пошла на прием к председателю профсоюза работников искусств. Я спросила, нельзя ли было бы пригласить такую делегацию. Товарищ Боярский был очень обрадован этим предложением и распорядился сделать все необходимое. Я сообщила об этом секретарю моей бывшей партийной ячейки в Берлине. Он, как полагается, передал дела нашему профсоюзу. Через две недели я получила телеграмму, что делегация прибудет в Москву тогда-то и тогда-то. Я взяла отпуск, ночью поехала в Москву, не спала, была очень возбуждена. И конечно, заинтригована, кто же приедет.
Рано утром я прибыла из Минска на Белорусский вокзал. На него и приходят поезда из Берлина. Я не уходила с вокзала, купила тут же букет цветов? из бумаги, других не было. Какой-то надо было иметь. Это был условный знак. И вот подошел берлинский поезд. Из вагона вышел весьма дородный, самодовольно улыбающийся человек лет тридцати пяти. Он направился ко мне: «Меня зовут Ганс».
«Очень приятно. А где остальные?»
«Я представляю всех остальных. Я? профсоюзный организатор».
Мне это показалось странным. Я спросила: «Тебя послали сюда одного?»
Ответом было: и да, и нет. С другими, дескать, договориться времени не было. Вот он и поехал один. Я не могла этого понять. Но тут же мне стало ясно одно: этот человек самоуверен и туп. Оставалось лишь сделать хорошую мину при плохой игре. Мне пришлось опекать его несколько дней. Вскоре, к моему ужасу, я обнаружила у него одно очень неприглядное свойство: этот Ганс А. интересовался двумя Ж? женщинами и жратвой. Я ему без обиняков высказала свое мнение, а затем уехала в Минск.
Я попросила Эмму Вольф помочь этому парню, переводить и следить, чтобы не возникали неприятные ситуации. Это было нелегким делом, ибо А. был еще ко всему прочему порядочным наглецом. Через пару дней я получила от Эммы письмо: поведение Ганса позорно, его надо отозвать.
Я была свободна от спектаклей и отправилась на два дня в Москву. Пошла к нашему представителю в Коминтерне товарищу Фрицу Геккерту и обрисовала ему положение. Он пригласил к себе Ганса и довольно долго с ним беседовал. В тот же день он отправил в Берлин телеграмму, полную юмора. Смысл такой: А.? тупица. Рекомендую немедленно отозвать.
Его отозвали. Тем не менее он провел в Москве десять дней и успел наделать немало глупостей.
На картошке в колхозе
К счастью, вскоре после этого инцидента я уехала на Кавказ и смогла забыть свои огорчения у прославленных источников в Ессентуках. Жила я в санатории профсоюза работников искусств. Маленький уютный дом на пятьдесят отдыхающих. Было лето? театральные каникулы. Отдыхали там некоторые известные деятели театра и кино. Атмосфера была приятной и семейной. Одна пожилая актриса хорошо говорила по-немецки и время от времени играла роль моей переводчицы.
Тогда, в 1931 году, было в обычае, что горожане выезжали в деревню, чтобы помочь колхозникам убрать урожай. Выезжали и отдыхающие. Всем руководил областной комитет профсоюза. Каждое утро, отправляясь к минеральным источникам, я с завистью проходила мимо сборного пункта. В моем доме отдыха не было никого, кто позаботился бы о шефской работе. Обязанности директора выполнял наш врач, У него хватало своих хлопот.
Я подумала: пройдут четыре недели, а я так и не познакомлюсь с колхозом. И я пошла в комитет профсоюза просить присоединить меня к какой-нибудь группе. Вошла я в большое помещение. За письменным столом сидел молодой грузин. Как объясниться с ним на моем русском языке? Какое-то время я стояла молча, размышляя, что делать. Затем я пыталась объяснить ему: «Я? профсоюз Рабис». И показала пальцем на себя. «Я,? снова последовало разъясняющее движение руки,? колхоз. Полевая работа! Понимаете?»
Он уставился на меня, как будто я с того света. «Нет, не понимаю». Его загорелое лицо залилось краской. Мое? тоже. Но затем, увидев, что я не могу больше произнести ни слова, он понял: «Иностранка, да?» Это здесь не так-то просто распознать. Было немало грузин, которые не говорили совсем или очень плохо говорили по-русски. Кстати, есть и светловолосые грузинки. Мой собеседник заулыбался, встал, подал мне руку, долго и сильно пожимал мою и заговорил: «Да, да, конечно! Понимаю. Хорошо! Очень хорошо! Пожалуйста, садитесь, мой дорогой друг!» Я села. Он посмотрел на меня еще раз, очень внимательно, написал записку, дал мне ее, пожал мне еще раз руку: «Пожалуйста».
«Спасибо». И я понеслась, как вихрь, по оживленному парку в свой дом отдыха. Задыхаясь, вошла в столовую. Было около четырех часов, время чаепития. Все сидели за столиками. Помогая себе руками и ногами, я воспроизвела сцену с грузином. Раздался всеобщий хохот. Я не понимала, чему смеются. Когда смех улегся, я попросила мою добровольную переводчицу объяснить, в чем дело. Итак, не зная этого, я сделала грузину неприличное предложение. Вместо «полевая работа» я сказала «половая работа». В первую минуту грузин, наверное, подумал, что я сумасшедшая или весьма легкомысленная девушка. Но недоразумение разъяснилось быстро.
Подобные неприятности случались часто. Не только со мной. Моя подруга Эмма Вольф с большим удовольствием заносила все мои оговорки в толстую тетрадку. Иногда она проверяла своих гостей, есть ли у них чувство юмора или нет. Тех, у кого чувства юмора не было, она не любила.
Веселое настроение в столовой постепенно улеглось. Мы заговорили о своем субботнике. На записке, которую мне дал грузин, стояло, когда и где мы должны появиться. Актеры не были в восторге. Ведь я же не спросила их, хотят ли они ехать в колхоз. Тем не менее все поехали, и никто не пожалел об этом. Мы перебирали картошку, сортировали по корзинам. Потом ее увезли на грузовике.
Картошка поспевает у Черного моря рано. Она там почти такая же дорогая или такая же дешевая, как фрукты. А фруктов там много. Отправиться на рынок и разглядывать горы свежих фруктов было для меня большим удовольствием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Директор был образованным марксистом. Он вел свой кружок очень интересно и живо. Был он очень требовательным. Если кто-нибудь хорошо отвечал на его вопросы, он всегда говорил: «Золотые слова». И мне он часто это говорил. Тем не менее меня он иногда очень злил. Например, когда меня принимали в профсоюз, он стал расспрашивать о моей личной жизни в Минске. А я только два месяца как приехала. Рассвирепев, я ответила ему вопросом на вопрос: «Что вы хотите знать? С кем я сплю? Ни с кем. Пока еще ни с кем». В зале раздался громкий смех. Он никогда меня больше об этом не спрашивал. Но наши отношения стали еще более натянутыми. Я ко всем обращалась на ты, но только не к нему. Ко всем коллегам я «подобрала ключи», но только не к нему.
В остальном все у меня шло отлично, несмотря на большие трудности в быту. Есть немецкая поговорка: «Воздухом и любовью не проживешь». Конечно, кое-что про запас надо было иметь. Но как хорошо живется, когда воздух чистый, когда думается легко! Ничем не заменить чувства уверенности, которое дает мир социализма.
Таинственное дело
В Советский Союз приезжали одна за другой немецкие делегации. Не было только делегации театральных работников. Оказавшись как-то в Москве, я пошла на прием к председателю профсоюза работников искусств. Я спросила, нельзя ли было бы пригласить такую делегацию. Товарищ Боярский был очень обрадован этим предложением и распорядился сделать все необходимое. Я сообщила об этом секретарю моей бывшей партийной ячейки в Берлине. Он, как полагается, передал дела нашему профсоюзу. Через две недели я получила телеграмму, что делегация прибудет в Москву тогда-то и тогда-то. Я взяла отпуск, ночью поехала в Москву, не спала, была очень возбуждена. И конечно, заинтригована, кто же приедет.
Рано утром я прибыла из Минска на Белорусский вокзал. На него и приходят поезда из Берлина. Я не уходила с вокзала, купила тут же букет цветов? из бумаги, других не было. Какой-то надо было иметь. Это был условный знак. И вот подошел берлинский поезд. Из вагона вышел весьма дородный, самодовольно улыбающийся человек лет тридцати пяти. Он направился ко мне: «Меня зовут Ганс».
«Очень приятно. А где остальные?»
«Я представляю всех остальных. Я? профсоюзный организатор».
Мне это показалось странным. Я спросила: «Тебя послали сюда одного?»
Ответом было: и да, и нет. С другими, дескать, договориться времени не было. Вот он и поехал один. Я не могла этого понять. Но тут же мне стало ясно одно: этот человек самоуверен и туп. Оставалось лишь сделать хорошую мину при плохой игре. Мне пришлось опекать его несколько дней. Вскоре, к моему ужасу, я обнаружила у него одно очень неприглядное свойство: этот Ганс А. интересовался двумя Ж? женщинами и жратвой. Я ему без обиняков высказала свое мнение, а затем уехала в Минск.
Я попросила Эмму Вольф помочь этому парню, переводить и следить, чтобы не возникали неприятные ситуации. Это было нелегким делом, ибо А. был еще ко всему прочему порядочным наглецом. Через пару дней я получила от Эммы письмо: поведение Ганса позорно, его надо отозвать.
Я была свободна от спектаклей и отправилась на два дня в Москву. Пошла к нашему представителю в Коминтерне товарищу Фрицу Геккерту и обрисовала ему положение. Он пригласил к себе Ганса и довольно долго с ним беседовал. В тот же день он отправил в Берлин телеграмму, полную юмора. Смысл такой: А.? тупица. Рекомендую немедленно отозвать.
Его отозвали. Тем не менее он провел в Москве десять дней и успел наделать немало глупостей.
На картошке в колхозе
К счастью, вскоре после этого инцидента я уехала на Кавказ и смогла забыть свои огорчения у прославленных источников в Ессентуках. Жила я в санатории профсоюза работников искусств. Маленький уютный дом на пятьдесят отдыхающих. Было лето? театральные каникулы. Отдыхали там некоторые известные деятели театра и кино. Атмосфера была приятной и семейной. Одна пожилая актриса хорошо говорила по-немецки и время от времени играла роль моей переводчицы.
Тогда, в 1931 году, было в обычае, что горожане выезжали в деревню, чтобы помочь колхозникам убрать урожай. Выезжали и отдыхающие. Всем руководил областной комитет профсоюза. Каждое утро, отправляясь к минеральным источникам, я с завистью проходила мимо сборного пункта. В моем доме отдыха не было никого, кто позаботился бы о шефской работе. Обязанности директора выполнял наш врач, У него хватало своих хлопот.
Я подумала: пройдут четыре недели, а я так и не познакомлюсь с колхозом. И я пошла в комитет профсоюза просить присоединить меня к какой-нибудь группе. Вошла я в большое помещение. За письменным столом сидел молодой грузин. Как объясниться с ним на моем русском языке? Какое-то время я стояла молча, размышляя, что делать. Затем я пыталась объяснить ему: «Я? профсоюз Рабис». И показала пальцем на себя. «Я,? снова последовало разъясняющее движение руки,? колхоз. Полевая работа! Понимаете?»
Он уставился на меня, как будто я с того света. «Нет, не понимаю». Его загорелое лицо залилось краской. Мое? тоже. Но затем, увидев, что я не могу больше произнести ни слова, он понял: «Иностранка, да?» Это здесь не так-то просто распознать. Было немало грузин, которые не говорили совсем или очень плохо говорили по-русски. Кстати, есть и светловолосые грузинки. Мой собеседник заулыбался, встал, подал мне руку, долго и сильно пожимал мою и заговорил: «Да, да, конечно! Понимаю. Хорошо! Очень хорошо! Пожалуйста, садитесь, мой дорогой друг!» Я села. Он посмотрел на меня еще раз, очень внимательно, написал записку, дал мне ее, пожал мне еще раз руку: «Пожалуйста».
«Спасибо». И я понеслась, как вихрь, по оживленному парку в свой дом отдыха. Задыхаясь, вошла в столовую. Было около четырех часов, время чаепития. Все сидели за столиками. Помогая себе руками и ногами, я воспроизвела сцену с грузином. Раздался всеобщий хохот. Я не понимала, чему смеются. Когда смех улегся, я попросила мою добровольную переводчицу объяснить, в чем дело. Итак, не зная этого, я сделала грузину неприличное предложение. Вместо «полевая работа» я сказала «половая работа». В первую минуту грузин, наверное, подумал, что я сумасшедшая или весьма легкомысленная девушка. Но недоразумение разъяснилось быстро.
Подобные неприятности случались часто. Не только со мной. Моя подруга Эмма Вольф с большим удовольствием заносила все мои оговорки в толстую тетрадку. Иногда она проверяла своих гостей, есть ли у них чувство юмора или нет. Тех, у кого чувства юмора не было, она не любила.
Веселое настроение в столовой постепенно улеглось. Мы заговорили о своем субботнике. На записке, которую мне дал грузин, стояло, когда и где мы должны появиться. Актеры не были в восторге. Ведь я же не спросила их, хотят ли они ехать в колхоз. Тем не менее все поехали, и никто не пожалел об этом. Мы перебирали картошку, сортировали по корзинам. Потом ее увезли на грузовике.
Картошка поспевает у Черного моря рано. Она там почти такая же дорогая или такая же дешевая, как фрукты. А фруктов там много. Отправиться на рынок и разглядывать горы свежих фруктов было для меня большим удовольствием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90