Максим Валентин беседовал с ними часами.
Он не танцевал. Зато много танцевали мы. Все то же самое: вальс и польку, польку и вальс. Было много шуток, смеха. Постепенно оттаивали даже деревенские скромницы, и тогда они становились очень веселыми. По крайней мере наши мужчины старались их развеселить. Расходились мы подчас уже утром. Колхозники бежали домой, переодевались, завтракали и отправлялись в поле. А мы укладывались где-нибудь поспать пару часов. Обычно в домах у крестьян. Иногда мы спали в клубе, в школе, в сарае или просто в поле, где так хорошо видны звезды. Однажды нас расквартировали даже в бане. Хотя это было летом, нас охватило желание попариться. Пришел старик истопник. Он истопил баню так, что мы чуть не изжарились. Ведро за ведром выливал он на раскаленную плиту. Как умирающие лебеди, мы, женщины, распластались на полу в соседнем помещении.
Нас повсюду отлично кормили. Я уж не знаю, сколько кур, уток и гусей должны были жертвовать нам свои жизни. «Немецкий театр? куриная смерть»,? шутили колхозные поварихи. Мы пожирали горы арбузов. Нигде не бывают они такими сладкими, как на Украине. По крайней мере нам так казалось. Мы работали до изнеможения, но испытали немало счастливых часов.
Директора-неудачники
С нашими администраторами нам не везло. Их приходилось часто менять. Нашим первым директором была женщина. Умница, но со скверным характером. Она напоминала мне горьковскую Вассу Железнову. Она нас просто терроризировала. Ей это, по-видимому, доставляло удовольствие. Она наслаждалась своей властью. Хуже всего приходилось тем, кто фактически работал на нее. Толку от нее было мало. Но как от нее избавиться? Ее муж? актер нашего театра. Его ведь нельзя было уволить. Когда мы отправлялись на гастроли, она оставалась в Днепропетровске в своей уютной квартире. Каждые две недели она появлялась в труппе, чтобы выплатить нам наше жалованье. Впрочем, и это случалось не всегда. Но скандалы она устраивала всегда. Они начинались уже рано утром.
Как секретарь партячейки, я пыталась урезонить ее. Я пробовала с ней потолковать с глазу на глаз. Но это было ошибкой, да и не помогло. У коллектива возникло чувство, что с нею не справиться. Но затем терпение лопнуло. Мне поручили пригласить на общее собрание секретаря районного комитета. Это было в Молочанске. Этот опытный товарищ хорошо нас знал. Он должен был посоветовать нам, что делать. Мы выложили все без обиняков. Он подтвердил? наше требование к директорше справедливое. Впрочем, это подтвердил даже ее собственный муж на нашем собрании. Он оказался на высоте. Он и раньше несколько раз пытался утихомирить жену. Теперь коллектив единодушно требовал ее ухода. И ей пришлось уйти. А меня раскритиковали за то, что я раньше ничего не предприняла.
Внешне одна немецкая деревня была похожа на другую. Длинная, широкая улица с побеленными маленькими кирпичными домиками, стоявшими по ранжиру. Да и жители были похожи друг на друга: спокойные, приветливые, старательные. Они производили впечатление людей развитых, прогрессивных. Говорили, что колхоз? хорошее дело: есть свободное время. Многие еще ходили в церковь. А вот председатели колхозов были самые различные. Одни радовались нашему приезду и сразу же подписывали с нами договор. Других приходилось долго уговаривать. В этом я была большим специалистом. Мне ничего другого и не оставалось. После того как мы распрощались с директоршей, у нас были еще двое других. Но и с ними нам не повезло. Один из них был хорошим коммунистом, отличным руководителем кружка марксизма-ленинизма, но совсем не обладал организаторскими способностями. Человек разумный, он сам понял это и распрощался с нами примерно через полгода.
Его сменил человек постарше, лет пятидесяти. Этот не выдержал и четырех недель. Впрочем, удовольствие было маленькое? пешком бродить из деревни в деревню. Все равно, жара ли стоит на дворе пли мороз, идет ли дождь, или поднялась снежная буря, или град. Четыре, пять, шесть, а иногда и десять километров на своих двоих. День за днем. Иначе ничего не выходило. Хочешь не хочешь, надо заключать договора, готовить следующие гастроли. Машины у нас для этого не было. В то время их и во всей области было немного. Нашей трехтонкой для этого воспользоваться было нельзя. Она должна была обеспечивать вечерние представления. На такой риск мы пойти не могли. Просить у колхоза повозку для одного человека во время уборки урожая? Это мы разрешали себе очень редко. Наш новый директор, его звали Штиллерман, заявил нам коротко и ясно: «Головой работать я для вас согласен, но ногами? нет. У меня ноги не казенные». Шапку в охапку? и ушел.
А спектакли должны были состояться, чего бы нам это ни стоило. В конце концов, мы приехали не для своего удовольствия. Да и сборы нам были нужны. Правда, мы получали дотацию, но часть расходов должны были отрабатывать. Что делать в таком положении секретарю партячейки? Браться за дело. Вот я и отправлялась в путь. От деревни к деревне, день за днем. Я была молодой, здоровой. Ходьба меня не утомляла. В колхозную контору я являлась в отличном настроении. Не отставала от председателя до тех пор, пока у меня в кармане не оказывался подписанный договор. В нем было точно определено, кто за что отвечает. За еду и ночлег? колхозное правление. С едой все обстояло великолепно, а с ночлегом? в зависимости от организационных способностей ответственных лиц. В любом случае радости было много, когда мы приезжали. Я должна была еще инспектировать сценические площадки, а затем снова в путь? иногда за день больше десяти километров? к следующей деревне, где мы выступали.
Там я встречалась с труппой. Я рассказывала о достигнутых результатах. Художественный руководитель бывал обычно мною доволен. Труппа тоже. Только мне это дело мало нравилось. Вечером я должна была играть в спектакле. Но нередко так уставала, что забывала свой текст. Однажды пришлось даже дать занавес. Я играла разумную женщину, старающуюся помирить поссорившихся влюбленных. Как заезженная пластинка, я повторяла все время одну и ту же фразу. В мыслях я все еще была у того председателя колхоза, которого мне пришлось долго агитировать.
Директор
«Эти гастроли ты еще как-нибудь выдержишь. Потом мы найдем выход»,? утешал меня Максим Валентин. По откуда взять ему директора? Как только гастроли подошли к концу, я отправилась в областной комитет партии и попросила совета. Где нам взять подходящего директора. «А ты сама?»? спросил руководитель отдела культуры товарищ Гантман. Он долго беседовал со мной о всех наших проблемах. Потом он на несколько дней отправился с памп на гастроли. Ему хотелось посмотреть, как выглядят будни театра на колесах. Какие у нас заботы. А может, он решил таким образом на меня повлиять. Я не хотела быть директором. Он понимал меня. Ведь мне пришлось бы на это время расстаться с моей любимой профессией. Совмещать и то и другое было невозможно. В таких трудных условиях невозможно. Но слова «ты нужна» для коммуниста закон. И во имя партийного долга мы готовы на многое!
Так я стала директором. Назначение мое произошло весьма забавно. Меня позвал руководитель театрального треста. Пришлось какое-то время ждать в приемной. Что поделаешь? начальник. Инструктор, который должен был нас опекать, но никогда не оказывался на месте, вышел из противоположной комнаты и приветствовал меня очень любезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Он не танцевал. Зато много танцевали мы. Все то же самое: вальс и польку, польку и вальс. Было много шуток, смеха. Постепенно оттаивали даже деревенские скромницы, и тогда они становились очень веселыми. По крайней мере наши мужчины старались их развеселить. Расходились мы подчас уже утром. Колхозники бежали домой, переодевались, завтракали и отправлялись в поле. А мы укладывались где-нибудь поспать пару часов. Обычно в домах у крестьян. Иногда мы спали в клубе, в школе, в сарае или просто в поле, где так хорошо видны звезды. Однажды нас расквартировали даже в бане. Хотя это было летом, нас охватило желание попариться. Пришел старик истопник. Он истопил баню так, что мы чуть не изжарились. Ведро за ведром выливал он на раскаленную плиту. Как умирающие лебеди, мы, женщины, распластались на полу в соседнем помещении.
Нас повсюду отлично кормили. Я уж не знаю, сколько кур, уток и гусей должны были жертвовать нам свои жизни. «Немецкий театр? куриная смерть»,? шутили колхозные поварихи. Мы пожирали горы арбузов. Нигде не бывают они такими сладкими, как на Украине. По крайней мере нам так казалось. Мы работали до изнеможения, но испытали немало счастливых часов.
Директора-неудачники
С нашими администраторами нам не везло. Их приходилось часто менять. Нашим первым директором была женщина. Умница, но со скверным характером. Она напоминала мне горьковскую Вассу Железнову. Она нас просто терроризировала. Ей это, по-видимому, доставляло удовольствие. Она наслаждалась своей властью. Хуже всего приходилось тем, кто фактически работал на нее. Толку от нее было мало. Но как от нее избавиться? Ее муж? актер нашего театра. Его ведь нельзя было уволить. Когда мы отправлялись на гастроли, она оставалась в Днепропетровске в своей уютной квартире. Каждые две недели она появлялась в труппе, чтобы выплатить нам наше жалованье. Впрочем, и это случалось не всегда. Но скандалы она устраивала всегда. Они начинались уже рано утром.
Как секретарь партячейки, я пыталась урезонить ее. Я пробовала с ней потолковать с глазу на глаз. Но это было ошибкой, да и не помогло. У коллектива возникло чувство, что с нею не справиться. Но затем терпение лопнуло. Мне поручили пригласить на общее собрание секретаря районного комитета. Это было в Молочанске. Этот опытный товарищ хорошо нас знал. Он должен был посоветовать нам, что делать. Мы выложили все без обиняков. Он подтвердил? наше требование к директорше справедливое. Впрочем, это подтвердил даже ее собственный муж на нашем собрании. Он оказался на высоте. Он и раньше несколько раз пытался утихомирить жену. Теперь коллектив единодушно требовал ее ухода. И ей пришлось уйти. А меня раскритиковали за то, что я раньше ничего не предприняла.
Внешне одна немецкая деревня была похожа на другую. Длинная, широкая улица с побеленными маленькими кирпичными домиками, стоявшими по ранжиру. Да и жители были похожи друг на друга: спокойные, приветливые, старательные. Они производили впечатление людей развитых, прогрессивных. Говорили, что колхоз? хорошее дело: есть свободное время. Многие еще ходили в церковь. А вот председатели колхозов были самые различные. Одни радовались нашему приезду и сразу же подписывали с нами договор. Других приходилось долго уговаривать. В этом я была большим специалистом. Мне ничего другого и не оставалось. После того как мы распрощались с директоршей, у нас были еще двое других. Но и с ними нам не повезло. Один из них был хорошим коммунистом, отличным руководителем кружка марксизма-ленинизма, но совсем не обладал организаторскими способностями. Человек разумный, он сам понял это и распрощался с нами примерно через полгода.
Его сменил человек постарше, лет пятидесяти. Этот не выдержал и четырех недель. Впрочем, удовольствие было маленькое? пешком бродить из деревни в деревню. Все равно, жара ли стоит на дворе пли мороз, идет ли дождь, или поднялась снежная буря, или град. Четыре, пять, шесть, а иногда и десять километров на своих двоих. День за днем. Иначе ничего не выходило. Хочешь не хочешь, надо заключать договора, готовить следующие гастроли. Машины у нас для этого не было. В то время их и во всей области было немного. Нашей трехтонкой для этого воспользоваться было нельзя. Она должна была обеспечивать вечерние представления. На такой риск мы пойти не могли. Просить у колхоза повозку для одного человека во время уборки урожая? Это мы разрешали себе очень редко. Наш новый директор, его звали Штиллерман, заявил нам коротко и ясно: «Головой работать я для вас согласен, но ногами? нет. У меня ноги не казенные». Шапку в охапку? и ушел.
А спектакли должны были состояться, чего бы нам это ни стоило. В конце концов, мы приехали не для своего удовольствия. Да и сборы нам были нужны. Правда, мы получали дотацию, но часть расходов должны были отрабатывать. Что делать в таком положении секретарю партячейки? Браться за дело. Вот я и отправлялась в путь. От деревни к деревне, день за днем. Я была молодой, здоровой. Ходьба меня не утомляла. В колхозную контору я являлась в отличном настроении. Не отставала от председателя до тех пор, пока у меня в кармане не оказывался подписанный договор. В нем было точно определено, кто за что отвечает. За еду и ночлег? колхозное правление. С едой все обстояло великолепно, а с ночлегом? в зависимости от организационных способностей ответственных лиц. В любом случае радости было много, когда мы приезжали. Я должна была еще инспектировать сценические площадки, а затем снова в путь? иногда за день больше десяти километров? к следующей деревне, где мы выступали.
Там я встречалась с труппой. Я рассказывала о достигнутых результатах. Художественный руководитель бывал обычно мною доволен. Труппа тоже. Только мне это дело мало нравилось. Вечером я должна была играть в спектакле. Но нередко так уставала, что забывала свой текст. Однажды пришлось даже дать занавес. Я играла разумную женщину, старающуюся помирить поссорившихся влюбленных. Как заезженная пластинка, я повторяла все время одну и ту же фразу. В мыслях я все еще была у того председателя колхоза, которого мне пришлось долго агитировать.
Директор
«Эти гастроли ты еще как-нибудь выдержишь. Потом мы найдем выход»,? утешал меня Максим Валентин. По откуда взять ему директора? Как только гастроли подошли к концу, я отправилась в областной комитет партии и попросила совета. Где нам взять подходящего директора. «А ты сама?»? спросил руководитель отдела культуры товарищ Гантман. Он долго беседовал со мной о всех наших проблемах. Потом он на несколько дней отправился с памп на гастроли. Ему хотелось посмотреть, как выглядят будни театра на колесах. Какие у нас заботы. А может, он решил таким образом на меня повлиять. Я не хотела быть директором. Он понимал меня. Ведь мне пришлось бы на это время расстаться с моей любимой профессией. Совмещать и то и другое было невозможно. В таких трудных условиях невозможно. Но слова «ты нужна» для коммуниста закон. И во имя партийного долга мы готовы на многое!
Так я стала директором. Назначение мое произошло весьма забавно. Меня позвал руководитель театрального треста. Пришлось какое-то время ждать в приемной. Что поделаешь? начальник. Инструктор, который должен был нас опекать, но никогда не оказывался на месте, вышел из противоположной комнаты и приветствовал меня очень любезно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90