Объясняя в своих мемуарах причины, по которым он переселился в Вену, Троцкий писал: «В этот период я стоял ближе всего к немецкой политической жизни. В Берлине поселиться нельзя было по полицейским причинам. Мы остановились на Вене. Но в течение всех этих семи лет я гораздо внимательнее следил за германской жизнью, чем за австрийской».
Оказавшись в центре Европы в 1907 году, Троцкий мог задуматься о том, кем он был и кем он стал, куда его занесла судьба за десятилетие, прошедшее с тех пор, как он в новогоднюю ночь 1897 года в шутку объявил о своем превращении в марксиста в кружке Швиговского. После долгих лет скитаний Троцкий имел возможность жить не как заключенный, ссыльный, подпольщик, вечно опасавшийся ареста, или бесприютный политэмигрант, переезжавший из страны в страну. У него была трехкомнатная квартира на Родлергассе, в пяти минутах ходьбы от венского предместья Гринцинг, славившегося своими ресторанчиками и виноградниками, где любили проводить свободное время жители австрийской столицы. Судя по его мемуарам, супруги были довольны жизнью в Вене.
Троцкий попал в Вену, переживавшую конец правления Франца-Иосифа, последние годы существования великолепной империи Габсбургов. Казалось, что он попал в сказочный мир, в котором Штраус опоэтизировал Венский лес и окрестности «голубого Дуная», в игрушечный мирок оперетт Легара и Кальмана с их героями, беспечными весельчаками из светского общества. Для значительной же части мира Вена в это время олицетворяла бюргерский уют и сытое благополучие. Троцкий приобщался к образу жизни венских бюргеров, проводивших время в кафе за чашечкой кофе и чтением газет. Именно такого бюргера Лиутпольда Волькенштейна изобразил в одном из своих рассказов, написанных в начале XX века, английский писатель Сейки (X. Манро). Его герой постоянно проводил время «в своем любимом кафе в столице империи Габсбургов, держа перед собой «Нейе Фрайе Прессе» и чашечку кофе со сливками и стаканом холодной воды, которые приносил ему напомаженный кельнер».
Троцкий и его жена постарались устроиться в венской городской жизни, прежде всего заботясь о воспитании своих детей в духе, отвечавшем господствующим нравам и понятиям о добропорядочности. Оба сына, Лев и Сергей, быстро освоили немецкую речь, сначала в детском саду, а затем в школе. Дома они объяснялись как на русском, так и на немецком. Они поступили в лютеранскую школу. Не очень внятно объясняя, почему супруги-атеисты решили воспитать детей в христианской вере, Троцкий писал: «Мы выбрали лютеранство, как такую религию, которая казалась нам все же более портативной для детских плеч и для детских душ». Троцкий признавал, что дети с удовольствием посещали религиозные занятия, а дома повторяли молитвы. Хотя Троцкий объяснял свое терпимое отношение к переходу детей в лютеранство своим нежеланием открыто декларировать их атеизм, Недава считает, что это могло быть вызвано стремлением отца обрести привлекавший его стиль жизни: «Со своих школьных лет Троцкий восхищался немецкой опрятностью, чистотой, упорядоченностью - и сам тяготел к тем же качествам в работе и в быту… Крещение детей в лютеранство в каком-то смысле олицетворяло для него бегство из гетто в хорошо выметенный и освещенный немецкий квартал».
Сам Троцкий активно интегрировался в духовную жизнь Вены. Он посещал библиотеки и даже собирался сдавать экзамены за курс Венского университета. Откликаясь на все новые веяния в венском обществе, он увлекся входившим тогда в моду психоанализом. Этому способствовало личное знакомство с ведущими психоаналитиками Вены. По словам Дейчера, приятель Троцкого Адольф Иоффе, «молодой, способный интеллектуал караимского происхождения, страдавший от нервного заболевания», лечился у психоаналитика Альфреда Адлера, ученика Зигмунда Фрейда. Троцкий «встречался с Альфредом Адлером… заинтересовался психоанализом и пришел к выводу о том, что между Марксом и Фрейдом гораздо больше общего, чем марксисты готовы это признать». После революции Троцкий пытался пропагандировать фрейдизм в Советской стране.
Вероятно, быстрое принятие Троцким идей Фрейда объяснялось не только общим поветрием, но и его личными беседами с Адлером, у которого с Троцким оказалось немало общего. Как пишет американский психолог К. Уилсон, «Адлер был евреем, сыном торговца зерном. Его отец был человеком с сильным характером. Альфред был его любимцем… Он рос болезненным ребенком». Возможно, что психологические идеи Адлера, которые в чем-то отличались от теорий Фрейда, отвечали жизненному опыту Троцкого и помогали ему объяснить свои психологические проблемы.
Опираясь на положение Аристотеля о человеке как социальном животном, Адлер считал, что человек стал таковым, чтобы преодолеть чувство неполноценности в окружавшем его мире. Поэтому стремление утвердить свое «я» составляет один из основных мотивов в деятельности человека. Сближаясь с идеями Ф. Ницше, Адлер провозглашал волевое начало в характере человека в качестве наиболее мощной движущей силы. При этом Адлер считал, что даже иррациональные действия человека могут удовлетворить его потребность в ощущении своего превосходства над другими людьми. И явное, и тайное ощущение своего превосходства - это стимул к практической деятельности, утверждал Адлер.
Психоаналитические интерпретации человеческого характера на основе поиска болезненных, иррациональных или разрушительных мотивов, вероятно, соответствовали представлениям Троцкого о человеческой душе. Возможно, что в идеях Фрейда и Адлера о присутствии в психике людей властной силы темного подсознания, Троцкий находил ответ своим перепадам настроений, рожденных болезненным состоянием его нервной системы и тяжелыми приступами эпилепсии.
Не исключено, что идея Адлера о необходимости поддерживать в себе сознание своего превосходства над другими, даже путем иррационального самоутверждения, помогала Троцкому понять свое состояние во время своих выступлений, когда он почти утрачивал рациональный контроль за своей речью, подчиняясь лишь властному желанию вести возбужденную аудиторию за собой. Возможно, что эта теория позволяла ему объяснить многое в его собственной жизни: и его страстное желание «победить» марксистов в кружке Швиговского, и его интерес к масонству, тайной и могучей мировой власти, и его «превращение» в Троцкого, ставшего для него символом грубой торжествующей силы, и его попытки одержать верх над Лениным и Плехановым, и его стремление стать во главе революционной партии и революционной власти в России.
Модные психоаналитические теории, музеи и библиотеки Вены, великолепие Хофбурга и Шенбрунна, веселье аттракционов Пратера и тишина Венского леса должны были захватить внимание уставшего от странствий и неустроенности человека. Но Троцкому нельзя было расслабляться хотя бы потому, что он должен был содержать новую семью, которая быстро росла. Теперь его возможности для публикаций были значительно шире. Под тем же псевдонимом, который он использовал для «Восточно-Сибирского обозрения» - Антид Ото, - он писал для широко известной газеты либерального направления «Киевская мысль». Свои корреспонденции из Вены он направлял также в «Одесские новости», которые издавал его воспитатель М.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176