Хотя планы интервенции в Россию были разработаны до заключения Брестского мира и телеграмм Троцкого в Мурманск, получилось так, что своими декларациями и телеграммами он в течение трех недель способствовал вторжению иностранных интервентов на Украину, в Белоруссию, Восточную Латвию, Эстонию и на Север Европейской России.
Кажется, что территории и население этих земель были для Троцкого клетками и фигурами в геополитической игре. Постоянно возвращаясь к аналогиям из французской истории, Троцкий рассматривал Октябрь как эпизод мировой революции, а поэтому поражения и даже крушение Советской власти были бы для него лишь временными неудачами: «Для развития революционного движения в Европе победа буржуазии над нами будет ударом, но нельзя его отождествлять с тем, что было после Парижской коммуны. Тогда французский пролетариат был авангардом революции, остальная же Европа не имела никаких революционных традиций, погрязла в политическом отношении в полуфеодальном варварстве, теперь - совершенно другое. Европейский пролетариат более, чем мы, созрел для социализма. Если бы даже нас раздавили, то нет все же никакого сомнения, что не может создаться такого исторического провала, какой был после Парижской коммуны».
Оценивая перспективу деятельности Советского правительства, Троцкий заявлял, что «вскоре выяснится вопрос, либо мы заявим, что мы явились слишком рано и уходим в отставку, уходим в подполье, предоставляя сводить счеты со Свинхувудом или Украиной Чернову, Гучкову, Милюкову - этим признанным политикам. Но я думаю, что уходить в отставку мы должны, если это придется, как революционная партия, т. е. борясь до последней капли крови за каждую позицию. Перед такой перспективой ставят нас исторические условия».
Вероятно, исходя из такой перспективы, он не видел смысла в конструктивной внешнеполитической деятельности и так же, как в ноябре 1917 года, был готов «закрыть лавочку». Впервые он подал в отставку 22 февраля. Повторяя свои заявления об отставке, Троцкий каждый раз выдвигал для этого разные мотивы. 24 февраля Троцкий вернулся к своему заявлению об отставке, объясняя свой шаг тем, что «в дальнейшем он не считает возможным говорить от имени ЦК, так как он не может защищать позиции». Он подчеркнул, что «именно при подписании мира для него неприемлемо оставаться, так как он вынужден отстаивать позицию, с которой он не согласен».
Троцкий, который еще две недели назад единолично прерывал мирные переговоры и объявлял демобилизацию российской армии, неожиданно сообщал, что его роль в правительстве - чисто формальная: «Он может вполне уйти, так как вся фактическая работа делается помимо него, так же как и внешнее руководство. Он не отказывается практически помочь, где надо, но не хочет больше нести ответственности… Он указывает, что текущую работу может вести Чичерин, а политическое руководство должен взять Ленин».
Беспокойство по поводу отставки Троцкого выразил Ленин. Он указал, «что смена политики - это кризис», и предложил «поставить на голосование следующее заявление: «ЦК, не считая возможным в настоящий момент принять отставку тов. Троцкого, просит его отсрочить это его решение впредь до возвращения делегации из Бреста и впредь до изменения фактического положения дел». Это предложение было принято. Троцкий тем не менее заявил, что, «поскольку его заявление не принято, он вынужден устраниться от появления в официальных учреждениях».
После этого Ленин внес новое предложение: «ЦК, выслушав заявление тов. Троцкого, вполне мирясь с отсутствием тов. Троцкого во время решений в Совете Народных Комиссаров по иностранным делам, просит тов. Троцкого не отстраняться от других решений». Это решение также было принято. Заявление Ленина и решения ЦК помогли Троцкому добиться официального признания его «незаменимости» со стороны партийного руководства.
На VII съезде РКП(б) Троцкий вновь дважды объявил о своей отставке, в том числе в связи с провалом резолюции Крестинского. На сей раз Троцкого не уговаривали не покидать пост наркома иностранных дел. Как утверждал Дейчер, «к этому времени в руководящих кругах партии уже обсуждался вопрос о назначении Троцкого на пост военного комиссара». Заявления об отставке на съезде позволяли не только лишний раз напомнить о «незаменимости» Троцкого, но и подготовить партию к его новой роли. На выборах в ЦК Троцкий получил такое же число голосов, как и Ленин (34). (Я.М. Свердлов и Г.Е. Зиновьев получили на один голос меньше, И.В. Сталин, Н.И. Бухарин, Г.Я. Сокольников, Н.Н. Крестинский - на два голоса меньше.) Троцкий сумел быстро восстановить свой рухнувший престиж. Несмотря на беспримерный в истории России внешнеполитический провал, Троцкий сохранил положение второго лидера страны.
ВО ГЛАВЕ РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКОЙ АРМИИ
Вскоре после подписания Брестского мира 14 марта 1918 г. Троцкий был назначен народным комиссаром по военным делам. Деятельность Троцкого во главе вооруженных сил Советской России стала высшей точкой в его политической карьере. С этого времени родилась слава о Троцком как «создателе Красной Армии». Возникла даже легенда о нем, как о «красном Бонапарте». Эта легенда, как следует из заглавия современной книги В. Краснова и В. Дайнеса, до сих пор активно популяризируется. В то же время пребывание Троцкого на посту руководителя военного ведомства Советской республики запомнилось многим прежде всего его приказами о расстрелах и других репрессиях. Даже такой благосклонный к Троцкому автор, как Д. Волкогонов, утверждал, что он стал «одним из главных столпов военного террора в годы Гражданской войны».
С одной стороны, готовность Троцкого прибегать к самым жестоким мерам подавления сопротивления, которую он проявлял с первых же часов Октябрьской революции, вероятно, способствовала тому, что руководство страны решило доверить ему управление вооруженными силами в то время, когда в Россию вступали войска интервентов, а ее окраины оказались в руках мятежников и сепаратистов. С другой стороны, это назначение отражало прогрессирующее снижение требовательности к профессиональному опыту в Советской России. Если Крыленко был прапорщиком, то назначенный на его место Троцкий никогда в жизни не служил в армии. Считая, что написание военных обзоров для «Киевской мысли» подготовило Троцкого к «большой предстоящей работе», Дейчер писал: «Так же как опыт капитана полка Гэмпширских гренадеров оказался небесполезным для Гиббона, автора истории Римской империи, так и опыт военного корреспондента впоследствии пригодился основателю Красной Армии».
Соглашаясь с тем, что военные обзоры не были бесполезны для кругозора будущего Предреввоенсовета, вероятно, для Красной Армии было бы лучше, если бы ее руководитель в прошлом был не журналистом, а капитаном гренадеров. Следует также учесть, что, по признанию самого Дейчера, яркость статей Троцкого о мировой войне объяснялась не столько его глубокими знаниями боевых действий, сколько умением красочно описать события, о которых автор был знаком понаслышке из чужих уст. Троцкий не принадлежал к той плеяде военных журналистов, которые «на «эмке» драной и с одним наганом первыми въезжали в города». «Почти невероятно», писал Дейчер о военном репортаже Троцкого, посвященном окопной войне, что «его автор никогда в жизни не видел окопа».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
Кажется, что территории и население этих земель были для Троцкого клетками и фигурами в геополитической игре. Постоянно возвращаясь к аналогиям из французской истории, Троцкий рассматривал Октябрь как эпизод мировой революции, а поэтому поражения и даже крушение Советской власти были бы для него лишь временными неудачами: «Для развития революционного движения в Европе победа буржуазии над нами будет ударом, но нельзя его отождествлять с тем, что было после Парижской коммуны. Тогда французский пролетариат был авангардом революции, остальная же Европа не имела никаких революционных традиций, погрязла в политическом отношении в полуфеодальном варварстве, теперь - совершенно другое. Европейский пролетариат более, чем мы, созрел для социализма. Если бы даже нас раздавили, то нет все же никакого сомнения, что не может создаться такого исторического провала, какой был после Парижской коммуны».
Оценивая перспективу деятельности Советского правительства, Троцкий заявлял, что «вскоре выяснится вопрос, либо мы заявим, что мы явились слишком рано и уходим в отставку, уходим в подполье, предоставляя сводить счеты со Свинхувудом или Украиной Чернову, Гучкову, Милюкову - этим признанным политикам. Но я думаю, что уходить в отставку мы должны, если это придется, как революционная партия, т. е. борясь до последней капли крови за каждую позицию. Перед такой перспективой ставят нас исторические условия».
Вероятно, исходя из такой перспективы, он не видел смысла в конструктивной внешнеполитической деятельности и так же, как в ноябре 1917 года, был готов «закрыть лавочку». Впервые он подал в отставку 22 февраля. Повторяя свои заявления об отставке, Троцкий каждый раз выдвигал для этого разные мотивы. 24 февраля Троцкий вернулся к своему заявлению об отставке, объясняя свой шаг тем, что «в дальнейшем он не считает возможным говорить от имени ЦК, так как он не может защищать позиции». Он подчеркнул, что «именно при подписании мира для него неприемлемо оставаться, так как он вынужден отстаивать позицию, с которой он не согласен».
Троцкий, который еще две недели назад единолично прерывал мирные переговоры и объявлял демобилизацию российской армии, неожиданно сообщал, что его роль в правительстве - чисто формальная: «Он может вполне уйти, так как вся фактическая работа делается помимо него, так же как и внешнее руководство. Он не отказывается практически помочь, где надо, но не хочет больше нести ответственности… Он указывает, что текущую работу может вести Чичерин, а политическое руководство должен взять Ленин».
Беспокойство по поводу отставки Троцкого выразил Ленин. Он указал, «что смена политики - это кризис», и предложил «поставить на голосование следующее заявление: «ЦК, не считая возможным в настоящий момент принять отставку тов. Троцкого, просит его отсрочить это его решение впредь до возвращения делегации из Бреста и впредь до изменения фактического положения дел». Это предложение было принято. Троцкий тем не менее заявил, что, «поскольку его заявление не принято, он вынужден устраниться от появления в официальных учреждениях».
После этого Ленин внес новое предложение: «ЦК, выслушав заявление тов. Троцкого, вполне мирясь с отсутствием тов. Троцкого во время решений в Совете Народных Комиссаров по иностранным делам, просит тов. Троцкого не отстраняться от других решений». Это решение также было принято. Заявление Ленина и решения ЦК помогли Троцкому добиться официального признания его «незаменимости» со стороны партийного руководства.
На VII съезде РКП(б) Троцкий вновь дважды объявил о своей отставке, в том числе в связи с провалом резолюции Крестинского. На сей раз Троцкого не уговаривали не покидать пост наркома иностранных дел. Как утверждал Дейчер, «к этому времени в руководящих кругах партии уже обсуждался вопрос о назначении Троцкого на пост военного комиссара». Заявления об отставке на съезде позволяли не только лишний раз напомнить о «незаменимости» Троцкого, но и подготовить партию к его новой роли. На выборах в ЦК Троцкий получил такое же число голосов, как и Ленин (34). (Я.М. Свердлов и Г.Е. Зиновьев получили на один голос меньше, И.В. Сталин, Н.И. Бухарин, Г.Я. Сокольников, Н.Н. Крестинский - на два голоса меньше.) Троцкий сумел быстро восстановить свой рухнувший престиж. Несмотря на беспримерный в истории России внешнеполитический провал, Троцкий сохранил положение второго лидера страны.
ВО ГЛАВЕ РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКОЙ АРМИИ
Вскоре после подписания Брестского мира 14 марта 1918 г. Троцкий был назначен народным комиссаром по военным делам. Деятельность Троцкого во главе вооруженных сил Советской России стала высшей точкой в его политической карьере. С этого времени родилась слава о Троцком как «создателе Красной Армии». Возникла даже легенда о нем, как о «красном Бонапарте». Эта легенда, как следует из заглавия современной книги В. Краснова и В. Дайнеса, до сих пор активно популяризируется. В то же время пребывание Троцкого на посту руководителя военного ведомства Советской республики запомнилось многим прежде всего его приказами о расстрелах и других репрессиях. Даже такой благосклонный к Троцкому автор, как Д. Волкогонов, утверждал, что он стал «одним из главных столпов военного террора в годы Гражданской войны».
С одной стороны, готовность Троцкого прибегать к самым жестоким мерам подавления сопротивления, которую он проявлял с первых же часов Октябрьской революции, вероятно, способствовала тому, что руководство страны решило доверить ему управление вооруженными силами в то время, когда в Россию вступали войска интервентов, а ее окраины оказались в руках мятежников и сепаратистов. С другой стороны, это назначение отражало прогрессирующее снижение требовательности к профессиональному опыту в Советской России. Если Крыленко был прапорщиком, то назначенный на его место Троцкий никогда в жизни не служил в армии. Считая, что написание военных обзоров для «Киевской мысли» подготовило Троцкого к «большой предстоящей работе», Дейчер писал: «Так же как опыт капитана полка Гэмпширских гренадеров оказался небесполезным для Гиббона, автора истории Римской империи, так и опыт военного корреспондента впоследствии пригодился основателю Красной Армии».
Соглашаясь с тем, что военные обзоры не были бесполезны для кругозора будущего Предреввоенсовета, вероятно, для Красной Армии было бы лучше, если бы ее руководитель в прошлом был не журналистом, а капитаном гренадеров. Следует также учесть, что, по признанию самого Дейчера, яркость статей Троцкого о мировой войне объяснялась не столько его глубокими знаниями боевых действий, сколько умением красочно описать события, о которых автор был знаком понаслышке из чужих уст. Троцкий не принадлежал к той плеяде военных журналистов, которые «на «эмке» драной и с одним наганом первыми въезжали в города». «Почти невероятно», писал Дейчер о военном репортаже Троцкого, посвященном окопной войне, что «его автор никогда в жизни не видел окопа».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176