Так уж вышло, по-настоящему мы ни с кем из соседей не сдружились — разве что махнем друг другу, разъезжаясь по делам.
Бергер идет обратно к гаражу, обхватив бока руками и поеживаясь от холода; изо рта вырывается пар, тут же леденея на морозе белым облачком. Помню, как ко мне в гости приезжала из Майами Люси. Она тогда зимы не знала — только в Ричмонде. Так племяшка, бывало, вырвет из блокнота листок, скрутит в трубочку и стоит на террасе, пускает облачка белого пара, будто курит, даже пепел стряхивает. И невдомек ей, что мне из окна все видно.
— Давайте отмотаем немного назад, — не останавливаясь говорит Бергер. — Итак, понедельник, шестое декабря. В тот день в ричмондском порту в одном из контейнеров было найдено тело. Как мы полагаем, труп Томаса Шандонне, убитого, вероятно, собственным братом, Жан-Батистом. Расскажите поподробнее, что происходило в тот день.
— Меня известили о найденном в порту трупе, — начинаю я.
— Кто именно известил?
— Марино. А потом, через несколько минут, позвонил мой зам, Джек Филдинг. Я сказала, что выезжаю на место.
— Но вы не обязаны выезжать на каждое место преступления, — прерывает Бергер мой рассказ. — Вы же могли послать своего, э-э, Филдинга или кого-нибудь другого.
— Да, вполне.
— Так почему же поехали сами?
— Дело с самого начала обещало быть сложным. Корабль прибыл из Бельгии, значит, мы не могли отбрасывать вероятность, что убитый — бельгиец. Таким образом, добавляются осложнения международного уровня. Я всегда стараюсь лично браться за тяжелые дела, которые наверняка получат широкую огласку.
— Любите быть в центре внимания?
— Напротив, шумихи не приветствую.
Теперь мы обе в гараже и к этому времени порядком промерзли. Закрываю ворота.
— А может, вы решили взяться за это дело потому, что утро не задалось? — Бергер подходит к большому кедровому шкафу. — Можно полюбопытствовать?
— Чувствуйте себя как дома, — отвечаю, в который раз поражаясь осведомленности этой женщины в моей личной жизни.
Черный понедельник. Утром ко мне заглянул хороший старый друг, сенатор Фрэнк Лорд, председатель юридического комитета палаты представителей. В его распоряжении имелся некий конверт для меня от Бентона, о котором я даже не подозревала. Оказывается, когда тот несколько лет назад отдыхал на озере Мичиган, то написал мне некое письмо и поручил сенатору Лорду передать его, если вдруг он, Бентон, умрет. Помню, беру у сенатора письмо, вижу знакомый почерк и... Я была сама не своя, потрясение неописуемое. Только теперь до меня дошло, что его нет. Такая тоска меня охватила, горе свалилось как снег на голову. Именно на это и рассчитывал Бентон. Он до самого конца остался блестящим психологом. Прекрасно знал, как я отреагирую, случись беда, и решил силой вытащить меня из трудоголического запоя.
— Как вы узнали про письмо? — ошеломленно спрашиваю я.
Она заглядывает в шкаф, где у меня хранятся рабочие комбинезоны, резиновые ботинки, болотные сапоги и плотные кожаные перчатки. Там же и длинное нижнее белье, носки, теннисные туфли.
— Вам придется еще некоторое время меня потерпеть. Прошу, отвечайте на мои вопросы, а потом я отвечу на ваши.
Потом — это еще непонятно когда.
— А почему письмо для вас так важно?
— Пока не знаю. Давайте исходить из вашего расположения духа.
Фраза повисает в воздухе. Состояние моего рассудка — ключевая позиция защиты, если мне суждено-таки предстать перед нью-йоркскими присяжными. Ну а на данный момент моя вменяемость, похоже, никого не оставляет безучастным.
— Давайте считать, что если информация известна мне, то известна и стороне защиты, — добавляет Бергер.
Киваю.
— Итак, как гром среди ясного неба это письмо. От Бентона. Я бы на вашем месте... — Она отводит взгляд. — Ну, я бы, скажем, была потрясена. Мне жаль, что вам такое пришлось пережить... — Встречаемся взглядами. Очередная уловка, чтобы я стала ей доверять? Чувствовать с ней сродство? — И через год после смерти Бентон напоминает, что вы, вероятно, не пережили еще свою потерю, бежите от того, что причиняет боль. Причем бежите так, что пятки сверкают.
— Вы же не видели письма. — Я поражена и негодую. — Оно заперто в сейфе. Откуда вам знать о его содержании?
— Вы показывали письмо другим людям. — Здравый ответ.
Сохранив еще способность рассуждать объективно, понимаю, что если Бергер еще не переговорила со всеми, кто меня знает, включая Люси и Марино, то непременно это сделает. Такова ее обязанность. Было бы глупо и неосмотрительно ею пренебречь.
— Шестое декабря. — Моя собеседница возобновляет цепочку рассуждений. — Он написал письмо шестого декабря девяноста шестого года и попросил сенатора Лорда доставить вам его шестого же декабря, после смерти. Что особенного значила для Бентона эта дата?
Колеблюсь с ответом.
— Держите себя в руках, Кей, — напоминает она.
— Точно не могу сказать, что именно для него значило шестое декабря; только вот Бентон в письме упомянул, что знает, как тяжело я переношу Рождество, — отвечаю я. — Он хотел, чтобы я получила письмо ближе к Рождеству.
— Тяжело переносите Рождество?
— А кому оно легко дается?
Бергер безмолвствует. Затем спрашивает:
— Когда ваши отношения с Бентоном переросли в близость?
— Много лет назад.
— Понятно. Значит, много лет назад осенью. Тогда у вас началась сексуальная связь. — Она говорит это так, будто я боюсь смотреть правде в глаза. — Когда у вас начался роман, он еще был женат.
— Все верно.
— Хорошо. Значит, шестого декабря вы получаете письмо и позже тем же утром выезжаете на место преступления в ричмондском порту. Затем возвращаетесь сюда. Расскажите поподробнее, шаг за шагом, что вы делали, приехав домой.
— В багажнике, в двух мешках, лежала одежда, в которой я осматривала место происшествия. Комбинезон и теннисные туфли. — Я все стою и смотрю на пустой пятачок, где по идее должна бы находиться машина. — Комбинезон я сразу отправила в стиральную машину, туфли — в раковину, в кипяток с дезинфицирующим раствором. — Показываю ей туфли. Они так и стоят на полке, где я более двух недель назад оставила их сушиться.
— Затем? — Бергер подходит к стиральной машине и сушке.
— Затем я разделась, — рассказываю. — Догола. Все с себя сняла, бросила в стирку, запустила машину и направилась в дом.
— Обнаженная.
— Да. Прошла в спальню, приняла душ, нигде по пути не задерживаясь. Я всегда смываю с себя грязь, приезжая домой с места преступления.
Бергер в восторге. У нее явно наметилась какая-то теория, и, что бы она ни придумала, спокойнее от этого не становится.
— Мне просто интересно, — размышляет прокурор. — Мог ли он каким-то образом узнать...
— Узнать?.. Я бы предпочла вернуться в дом, если вы не возражаете, — говорю. — Совсем окоченела.
— Предположим, Шандонне прознал о ваших привычках, — настаивает она, — и в гараже его как раз интересовали ваши процедуры. Значит, тут не просто вопрос сигнализации. Может быть, он на самом деле хотел проникнуть внутрь?! Ведь гараж — то самое место, где вы снимаете «мертвецкую» одежду — по сути, пахнущую смертью, которая явилась делом его рук. Вы наги и беззащитны, пусть и на краткий промежуток времени. — Она заходит со мной в дом, и я закрываю за нами дверь тамбура, ведущего в гараж. — У преступника вполне могли появиться эротические фантазии насчет ваших переодеваний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
Бергер идет обратно к гаражу, обхватив бока руками и поеживаясь от холода; изо рта вырывается пар, тут же леденея на морозе белым облачком. Помню, как ко мне в гости приезжала из Майами Люси. Она тогда зимы не знала — только в Ричмонде. Так племяшка, бывало, вырвет из блокнота листок, скрутит в трубочку и стоит на террасе, пускает облачка белого пара, будто курит, даже пепел стряхивает. И невдомек ей, что мне из окна все видно.
— Давайте отмотаем немного назад, — не останавливаясь говорит Бергер. — Итак, понедельник, шестое декабря. В тот день в ричмондском порту в одном из контейнеров было найдено тело. Как мы полагаем, труп Томаса Шандонне, убитого, вероятно, собственным братом, Жан-Батистом. Расскажите поподробнее, что происходило в тот день.
— Меня известили о найденном в порту трупе, — начинаю я.
— Кто именно известил?
— Марино. А потом, через несколько минут, позвонил мой зам, Джек Филдинг. Я сказала, что выезжаю на место.
— Но вы не обязаны выезжать на каждое место преступления, — прерывает Бергер мой рассказ. — Вы же могли послать своего, э-э, Филдинга или кого-нибудь другого.
— Да, вполне.
— Так почему же поехали сами?
— Дело с самого начала обещало быть сложным. Корабль прибыл из Бельгии, значит, мы не могли отбрасывать вероятность, что убитый — бельгиец. Таким образом, добавляются осложнения международного уровня. Я всегда стараюсь лично браться за тяжелые дела, которые наверняка получат широкую огласку.
— Любите быть в центре внимания?
— Напротив, шумихи не приветствую.
Теперь мы обе в гараже и к этому времени порядком промерзли. Закрываю ворота.
— А может, вы решили взяться за это дело потому, что утро не задалось? — Бергер подходит к большому кедровому шкафу. — Можно полюбопытствовать?
— Чувствуйте себя как дома, — отвечаю, в который раз поражаясь осведомленности этой женщины в моей личной жизни.
Черный понедельник. Утром ко мне заглянул хороший старый друг, сенатор Фрэнк Лорд, председатель юридического комитета палаты представителей. В его распоряжении имелся некий конверт для меня от Бентона, о котором я даже не подозревала. Оказывается, когда тот несколько лет назад отдыхал на озере Мичиган, то написал мне некое письмо и поручил сенатору Лорду передать его, если вдруг он, Бентон, умрет. Помню, беру у сенатора письмо, вижу знакомый почерк и... Я была сама не своя, потрясение неописуемое. Только теперь до меня дошло, что его нет. Такая тоска меня охватила, горе свалилось как снег на голову. Именно на это и рассчитывал Бентон. Он до самого конца остался блестящим психологом. Прекрасно знал, как я отреагирую, случись беда, и решил силой вытащить меня из трудоголического запоя.
— Как вы узнали про письмо? — ошеломленно спрашиваю я.
Она заглядывает в шкаф, где у меня хранятся рабочие комбинезоны, резиновые ботинки, болотные сапоги и плотные кожаные перчатки. Там же и длинное нижнее белье, носки, теннисные туфли.
— Вам придется еще некоторое время меня потерпеть. Прошу, отвечайте на мои вопросы, а потом я отвечу на ваши.
Потом — это еще непонятно когда.
— А почему письмо для вас так важно?
— Пока не знаю. Давайте исходить из вашего расположения духа.
Фраза повисает в воздухе. Состояние моего рассудка — ключевая позиция защиты, если мне суждено-таки предстать перед нью-йоркскими присяжными. Ну а на данный момент моя вменяемость, похоже, никого не оставляет безучастным.
— Давайте считать, что если информация известна мне, то известна и стороне защиты, — добавляет Бергер.
Киваю.
— Итак, как гром среди ясного неба это письмо. От Бентона. Я бы на вашем месте... — Она отводит взгляд. — Ну, я бы, скажем, была потрясена. Мне жаль, что вам такое пришлось пережить... — Встречаемся взглядами. Очередная уловка, чтобы я стала ей доверять? Чувствовать с ней сродство? — И через год после смерти Бентон напоминает, что вы, вероятно, не пережили еще свою потерю, бежите от того, что причиняет боль. Причем бежите так, что пятки сверкают.
— Вы же не видели письма. — Я поражена и негодую. — Оно заперто в сейфе. Откуда вам знать о его содержании?
— Вы показывали письмо другим людям. — Здравый ответ.
Сохранив еще способность рассуждать объективно, понимаю, что если Бергер еще не переговорила со всеми, кто меня знает, включая Люси и Марино, то непременно это сделает. Такова ее обязанность. Было бы глупо и неосмотрительно ею пренебречь.
— Шестое декабря. — Моя собеседница возобновляет цепочку рассуждений. — Он написал письмо шестого декабря девяноста шестого года и попросил сенатора Лорда доставить вам его шестого же декабря, после смерти. Что особенного значила для Бентона эта дата?
Колеблюсь с ответом.
— Держите себя в руках, Кей, — напоминает она.
— Точно не могу сказать, что именно для него значило шестое декабря; только вот Бентон в письме упомянул, что знает, как тяжело я переношу Рождество, — отвечаю я. — Он хотел, чтобы я получила письмо ближе к Рождеству.
— Тяжело переносите Рождество?
— А кому оно легко дается?
Бергер безмолвствует. Затем спрашивает:
— Когда ваши отношения с Бентоном переросли в близость?
— Много лет назад.
— Понятно. Значит, много лет назад осенью. Тогда у вас началась сексуальная связь. — Она говорит это так, будто я боюсь смотреть правде в глаза. — Когда у вас начался роман, он еще был женат.
— Все верно.
— Хорошо. Значит, шестого декабря вы получаете письмо и позже тем же утром выезжаете на место преступления в ричмондском порту. Затем возвращаетесь сюда. Расскажите поподробнее, шаг за шагом, что вы делали, приехав домой.
— В багажнике, в двух мешках, лежала одежда, в которой я осматривала место происшествия. Комбинезон и теннисные туфли. — Я все стою и смотрю на пустой пятачок, где по идее должна бы находиться машина. — Комбинезон я сразу отправила в стиральную машину, туфли — в раковину, в кипяток с дезинфицирующим раствором. — Показываю ей туфли. Они так и стоят на полке, где я более двух недель назад оставила их сушиться.
— Затем? — Бергер подходит к стиральной машине и сушке.
— Затем я разделась, — рассказываю. — Догола. Все с себя сняла, бросила в стирку, запустила машину и направилась в дом.
— Обнаженная.
— Да. Прошла в спальню, приняла душ, нигде по пути не задерживаясь. Я всегда смываю с себя грязь, приезжая домой с места преступления.
Бергер в восторге. У нее явно наметилась какая-то теория, и, что бы она ни придумала, спокойнее от этого не становится.
— Мне просто интересно, — размышляет прокурор. — Мог ли он каким-то образом узнать...
— Узнать?.. Я бы предпочла вернуться в дом, если вы не возражаете, — говорю. — Совсем окоченела.
— Предположим, Шандонне прознал о ваших привычках, — настаивает она, — и в гараже его как раз интересовали ваши процедуры. Значит, тут не просто вопрос сигнализации. Может быть, он на самом деле хотел проникнуть внутрь?! Ведь гараж — то самое место, где вы снимаете «мертвецкую» одежду — по сути, пахнущую смертью, которая явилась делом его рук. Вы наги и беззащитны, пусть и на краткий промежуток времени. — Она заходит со мной в дом, и я закрываю за нами дверь тамбура, ведущего в гараж. — У преступника вполне могли появиться эротические фантазии насчет ваших переодеваний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129