А вы как это называете? Помните дело, когда пьяные подростки устроили гонки на пикапе и какой-то парень в самый неподходящий момент решил высунуться из окна? И встретился с деревом?
— Ввинтился, — хмуро отвечаю я, потихоньку понимая, к чему он клонит. — Удар был такой силы, что лицо вдавило внутрь; такое еще встречается, когда падает самолет или когда люди прыгают или падают с высоты, приземляясь лицом вниз. Два года назад? — Мысли бешено завертелись. — Как же такое возможно?
— В кровавые подробности вдаваться не буду. — Райтер пролистывает еще несколько страниц. — На теле обнаружены следы от укусов, в том числе на кистях рук и стопах, масса длинных, странного вида волос, совершенно бесцветных, налипших на кровоподтеки. Поначалу их приняли за шерсть животного. Скажем, длинношерстной ангорской кошки или еще кого-нибудь в таком же духе. — Он поднимает взгляд. — Вы меня понимаете?
До сих пор мы считали ричмондские проделки Шандонне первыми в США. Мы воображали его неким подобием Квазимодо, которого всю жизнь прятали от мира в подвале семейного парижского особняка. Разумных причин предполагать иное у нас попросту не было. Еще бытовала версия, что он приплыл в Ричмонд из Антверпена в то же самое время, когда мертвое тело его брата прибило к нашим берегам. Неужели и здесь мы ошиблись? Подкидываю Райтеру эту мыслишку.
— В любом случае нам известно мнение Интерпола, — комментирует он.
— Иначе говоря, он пробрался на борт «Сириуса» под вымышленным именем, — припоминаю я. — Некто Паскаль по прибытии на берег немедленно направился в аэропорт. Предположительно, ему потребовалось срочно вернуться в Европу по семейным обстоятельствам. — Повторяю информацию, переданную мне Джеем Талли, когда я на прошлой неделе была в Лионе, в штаб-квартире Интерпола. — Только на борту самолета его не видели и потому вполне резонно приняли Паскаля за Шандонне, который никуда не полетел, а остался в Америке и начал убивать. Правда, если наш клиент запросто путешествует в Штаты и обратно, невозможно сказать, как долго он находится в нашей стране и когда в нее прибыл. Хватит домыслов.
— Да уж, многое еще придется пересмотреть, прежде чем мы доберемся до сути. Со всем уважением к Интерполу. — Райтер меняет положение ног, явно чем-то довольный.
— Его обнаружили? Этого Паскаля?
Фактами Райтер не располагает, но на его взгляд, кем бы тот настоящий Паскаль ни оказался (при условии, что он существует), это наверняка очередная паршивая овца из преступной группы Шандонне.
— Человек под вымышленным именем, может быть, даже приятель или товарищ покойника из грузового контейнера, — рассуждает Райтер. — Наверное, еще один брат, Томас, который, как известно, тоже занимается семейными делишками и нечист на руку.
— Я так поняла, до Бергер дошли новости о поимке преступника и здешних убийствах, вот она и позвонила, — говорю я.
— Узнала модус операнди, точно. Говорит, дело Сьюзан Плесс из головы не выходит. Так руки и чешутся ДНК сравнить. У них, судя по всему, есть семенная жидкость, они сделали ее анализ и уже два года его держат.
— Значит, с семенной жидкостью по делу Сьюзан уже поработали, — размышляю я, несколько удивившись. Обычно лаборатории слишком загружены работой при больших финансовых затратах и не торопятся делать анализ ДНК, пока не будет подозреваемого для сравнения. В особенности если в их распоряжении нет развернутой базы данных, которую можно проштудировать в надежде на случайную удачу. А в 1997 году в Нью-Йорке вообще такой базы данных не существовало.
— Надо понимать, у них с самого начала был подозреваемый? — спрашиваю я.
— Думаю, некто имелся, однако в итоге дело не выгорело, — отвечает Райтер. — Наверняка мне известно лишь то, что они сделали анализ и сейчас их прокуратура ждет результатов по ДНК — образцы уже в пути. Само собой разумеется, прежде чем Шандонне предъявят обвинение здесь, в Ричмонде, неплохо было бы, чтобы пробы совпали. Дабы сразу прищучить его по всем статьям. Благо нам выпало лишних несколько дней из-за его недомогания... Я имею в виду химические ожоги глаз. — Он говорит это так, словно я тут вообще ни при чем. — Вроде как «золотой час», как вы выражаетесь — короткий период, когда можно спасти пострадавшего после страшного несчастного случая или еще чего. Теперь и нам выпал «золотой час». Сравним ДНК и посмотрим, на самом ли деле наш красавчик — тот самый человек, который два года назад расправился с дамочкой в Нью-Йорке.
У Райтера противная привычка повторять только что сказанное мною. Можно подумать, если он будет выставлять себя на посмешище, ему простят незнание действительно важных вопросов.
— А что насчет следов от укусов? Какая-нибудь информация поступила? У Шандонне очень нестандартный прикус.
— Знаете ли, Кей, я, честно говоря, в такие подробности не вникал.
Ну конечно, куда там. Пытаюсь выжать из него правду, истинную причину для нынешнего визита.
— Ну а если ДНК укажет на задержанного? Вам это надо знать до предъявления обвинения. Почему? — Вопрос риторический: ответ мне известен. — Потому что не хотите, чтобы ему предъявляли обвинение здесь. Предпочитаете сдать его на милость Нью-Йорка. Чтобы Шандонне сначала осудили там.
Прокурор отводит взгляд.
— Объясните, ради всего святого, зачем вам это, Буфорд? — продолжаю я, все больше убеждаясь, что раскусила его планы. — Хотите умыть руки? Отправить его на Райкер-Айленд и чистеньким остаться? А здесь никто правосудия не увидит? Давайте будем откровенны друг с другом. Если на Манхэттене вынесут приговор по убийству первой степени, вы уже не станете судить его здесь, ведь так?
Райтер одаривает меня полным искренности взглядом.
— Мы всегда вас так уважали, — к моему величайшему удивлению, говорит он.
— Уважали? — Тревога холодной волной прокатилась по телу. — То есть теперь не уважаете?
— Вы поймите, я знаю, каково вам сейчас — все эти несчастные, и вы тоже, заслуживают, чтобы он в полной мере ответил перед...
— Выходит, подонку сойдет с рук то, что он пытался со мной сделать, — пылко обрываю его. Как больно. Больно от неприятия. Больно от того, что нас бросили. — Выходит, ему простят то, что он сделал с этими несчастными, как вы выразились. Я права?
— Смертной казни в Нью-Йорке никто не отменял, — отвечает он.
— О, ради Бога! — восклицаю я в порыве негодования. Впиваюсь в собеседника глазами, точно пытаясь прожечь взглядом, как бывало в детстве, когда я с помощью увеличительного стекла прожигала дырки в бумаге и сухой листве. — Они хоть раз кого-нибудь осудили?
Ответ ему прекрасно известен: «никогда». На Манхэттене не умерщвляют людей.
— Я не гарантирую, что и в Виргинии вынесут смертный приговор, — взвешенно отвечает Райтер. — Подсудимый не является гражданином Америки и страдает редким заболеванием, уродством или как это назвать. Нам даже неизвестно, говорит ли он по-нашему.
— Когда этот тип сунулся в мой дом, то изъяснялся он запросто.
— И кстати говоря, его еще могут признать невменяемым.
— А вот это, знаете ли, зависит от умения прокурора, Буфорд.
Райтер моргнул. Напряг скулы. Он напоминает голливудскую пародию на бухгалтера — сдержанного, застегнутого на все пуговицы человечка в крохотных очках, который вдруг унюхал неприятный запах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129
— Ввинтился, — хмуро отвечаю я, потихоньку понимая, к чему он клонит. — Удар был такой силы, что лицо вдавило внутрь; такое еще встречается, когда падает самолет или когда люди прыгают или падают с высоты, приземляясь лицом вниз. Два года назад? — Мысли бешено завертелись. — Как же такое возможно?
— В кровавые подробности вдаваться не буду. — Райтер пролистывает еще несколько страниц. — На теле обнаружены следы от укусов, в том числе на кистях рук и стопах, масса длинных, странного вида волос, совершенно бесцветных, налипших на кровоподтеки. Поначалу их приняли за шерсть животного. Скажем, длинношерстной ангорской кошки или еще кого-нибудь в таком же духе. — Он поднимает взгляд. — Вы меня понимаете?
До сих пор мы считали ричмондские проделки Шандонне первыми в США. Мы воображали его неким подобием Квазимодо, которого всю жизнь прятали от мира в подвале семейного парижского особняка. Разумных причин предполагать иное у нас попросту не было. Еще бытовала версия, что он приплыл в Ричмонд из Антверпена в то же самое время, когда мертвое тело его брата прибило к нашим берегам. Неужели и здесь мы ошиблись? Подкидываю Райтеру эту мыслишку.
— В любом случае нам известно мнение Интерпола, — комментирует он.
— Иначе говоря, он пробрался на борт «Сириуса» под вымышленным именем, — припоминаю я. — Некто Паскаль по прибытии на берег немедленно направился в аэропорт. Предположительно, ему потребовалось срочно вернуться в Европу по семейным обстоятельствам. — Повторяю информацию, переданную мне Джеем Талли, когда я на прошлой неделе была в Лионе, в штаб-квартире Интерпола. — Только на борту самолета его не видели и потому вполне резонно приняли Паскаля за Шандонне, который никуда не полетел, а остался в Америке и начал убивать. Правда, если наш клиент запросто путешествует в Штаты и обратно, невозможно сказать, как долго он находится в нашей стране и когда в нее прибыл. Хватит домыслов.
— Да уж, многое еще придется пересмотреть, прежде чем мы доберемся до сути. Со всем уважением к Интерполу. — Райтер меняет положение ног, явно чем-то довольный.
— Его обнаружили? Этого Паскаля?
Фактами Райтер не располагает, но на его взгляд, кем бы тот настоящий Паскаль ни оказался (при условии, что он существует), это наверняка очередная паршивая овца из преступной группы Шандонне.
— Человек под вымышленным именем, может быть, даже приятель или товарищ покойника из грузового контейнера, — рассуждает Райтер. — Наверное, еще один брат, Томас, который, как известно, тоже занимается семейными делишками и нечист на руку.
— Я так поняла, до Бергер дошли новости о поимке преступника и здешних убийствах, вот она и позвонила, — говорю я.
— Узнала модус операнди, точно. Говорит, дело Сьюзан Плесс из головы не выходит. Так руки и чешутся ДНК сравнить. У них, судя по всему, есть семенная жидкость, они сделали ее анализ и уже два года его держат.
— Значит, с семенной жидкостью по делу Сьюзан уже поработали, — размышляю я, несколько удивившись. Обычно лаборатории слишком загружены работой при больших финансовых затратах и не торопятся делать анализ ДНК, пока не будет подозреваемого для сравнения. В особенности если в их распоряжении нет развернутой базы данных, которую можно проштудировать в надежде на случайную удачу. А в 1997 году в Нью-Йорке вообще такой базы данных не существовало.
— Надо понимать, у них с самого начала был подозреваемый? — спрашиваю я.
— Думаю, некто имелся, однако в итоге дело не выгорело, — отвечает Райтер. — Наверняка мне известно лишь то, что они сделали анализ и сейчас их прокуратура ждет результатов по ДНК — образцы уже в пути. Само собой разумеется, прежде чем Шандонне предъявят обвинение здесь, в Ричмонде, неплохо было бы, чтобы пробы совпали. Дабы сразу прищучить его по всем статьям. Благо нам выпало лишних несколько дней из-за его недомогания... Я имею в виду химические ожоги глаз. — Он говорит это так, словно я тут вообще ни при чем. — Вроде как «золотой час», как вы выражаетесь — короткий период, когда можно спасти пострадавшего после страшного несчастного случая или еще чего. Теперь и нам выпал «золотой час». Сравним ДНК и посмотрим, на самом ли деле наш красавчик — тот самый человек, который два года назад расправился с дамочкой в Нью-Йорке.
У Райтера противная привычка повторять только что сказанное мною. Можно подумать, если он будет выставлять себя на посмешище, ему простят незнание действительно важных вопросов.
— А что насчет следов от укусов? Какая-нибудь информация поступила? У Шандонне очень нестандартный прикус.
— Знаете ли, Кей, я, честно говоря, в такие подробности не вникал.
Ну конечно, куда там. Пытаюсь выжать из него правду, истинную причину для нынешнего визита.
— Ну а если ДНК укажет на задержанного? Вам это надо знать до предъявления обвинения. Почему? — Вопрос риторический: ответ мне известен. — Потому что не хотите, чтобы ему предъявляли обвинение здесь. Предпочитаете сдать его на милость Нью-Йорка. Чтобы Шандонне сначала осудили там.
Прокурор отводит взгляд.
— Объясните, ради всего святого, зачем вам это, Буфорд? — продолжаю я, все больше убеждаясь, что раскусила его планы. — Хотите умыть руки? Отправить его на Райкер-Айленд и чистеньким остаться? А здесь никто правосудия не увидит? Давайте будем откровенны друг с другом. Если на Манхэттене вынесут приговор по убийству первой степени, вы уже не станете судить его здесь, ведь так?
Райтер одаривает меня полным искренности взглядом.
— Мы всегда вас так уважали, — к моему величайшему удивлению, говорит он.
— Уважали? — Тревога холодной волной прокатилась по телу. — То есть теперь не уважаете?
— Вы поймите, я знаю, каково вам сейчас — все эти несчастные, и вы тоже, заслуживают, чтобы он в полной мере ответил перед...
— Выходит, подонку сойдет с рук то, что он пытался со мной сделать, — пылко обрываю его. Как больно. Больно от неприятия. Больно от того, что нас бросили. — Выходит, ему простят то, что он сделал с этими несчастными, как вы выразились. Я права?
— Смертной казни в Нью-Йорке никто не отменял, — отвечает он.
— О, ради Бога! — восклицаю я в порыве негодования. Впиваюсь в собеседника глазами, точно пытаясь прожечь взглядом, как бывало в детстве, когда я с помощью увеличительного стекла прожигала дырки в бумаге и сухой листве. — Они хоть раз кого-нибудь осудили?
Ответ ему прекрасно известен: «никогда». На Манхэттене не умерщвляют людей.
— Я не гарантирую, что и в Виргинии вынесут смертный приговор, — взвешенно отвечает Райтер. — Подсудимый не является гражданином Америки и страдает редким заболеванием, уродством или как это назвать. Нам даже неизвестно, говорит ли он по-нашему.
— Когда этот тип сунулся в мой дом, то изъяснялся он запросто.
— И кстати говоря, его еще могут признать невменяемым.
— А вот это, знаете ли, зависит от умения прокурора, Буфорд.
Райтер моргнул. Напряг скулы. Он напоминает голливудскую пародию на бухгалтера — сдержанного, застегнутого на все пуговицы человечка в крохотных очках, который вдруг унюхал неприятный запах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129