Не знаю, чья это кровь, потому что не могу сделать анализы; о записке знает только мой муж.
– Почему именно вы? – спросила я. – Почему он пришел за вами?
– Могу лишь предположить: он видел меня на месте преступления. Поэтому я уверена, он следит за нами. Когда Оборотень убивает, он где-то рядом в темноте, наблюдает, чем мы занимаемся. Он очень умен и сообразителен. Не сомневаюсь, он точно знает, что происходит, когда его жертвы попадают ко мне.
Я посмотрела записку на свет, выискивая возможные невидимые следы, оставленные какой-нибудь поверхностью, на которой писалось послание. Но ничего не нашла.
– Когда я прочла записку, для меня стало очевидно, что в нашей системе царит коррупция, хотя я не сомневалась в этом и раньше, – говорила доктор Стван. – Оборотень знал: если я покажу записку в полиции, сдам ее в лабораторию, это ни к чему не приведет. Этой запиской он предупреждал меня не предпринимать никаких шагов. И пусть это звучит очень странно, но я думаю, он мне также сообщал, что больше не будет пытаться убить меня.
– Я бы не стала делать таких поспешных выводов.
– Как будто ему нужен друг. Одинокий зверь всегда нуждается в друге. Полагаю, в своих фантазиях он думает обо мне, так как я видела его и осталась жива. Но кто может знать, что делается в голове такого человека?
Она встала и открыла ящик в другом канцелярском шкафу. Вынула обыкновенную коробку из-под обуви, развязала тесьму и сняла крышку. Внутри лежали восемь маленьких вентилируемых картонных коробочек и столько же небольших плотных коричневых конвертов, на каждом из которых стоял номер и дата.
– К сожалению, не удалось сделать слепок следа от укуса, – посетовала она. – Для этого мне следовало бы вызвать стоматолога, чего мне никогда бы не разрешили. Но я взяла мазок – может, он поможет. А может, нет.
– В случае с убийством Ким Люонг он пытался уничтожить следы укусов, – сообщила я. – Мы не можем сделать слепок. Даже фотографии не помогут.
– Не удивляюсь. Он понимает, что сейчас его никто не защитит. Он, как говорится, играет на чужом поле. А я уверена, будет несложно установить Оборотня по расположению зубов. У него очень необычные острые и редкие зубы. Как у зверя.
У меня появились странные ощущения.
– Я собрала образцы волос со всех тел, – говорила она. – Напоминают шерсть кошки. Похоже, он разводит ангорских кошек или что-нибудь в этом роде.
Я подалась вперед.
– Кошачьи? – спросила я. – Вы их сохранили?
Из ящика стола она достала пинцет, отклеила скотч с клапана конверта и вынула из него несколько волосков. Они были такие мягкие, что колыхались, когда она опустила их на лист бумаги.
– Все одинаковые, видите? Девять-десять сантиметров длиной, светлые. Очень тонкие, по-детски тонкие.
– Доктор Стван, это не кошачья шерсть. Это волосы человека. Их нашли на одежде неопознанного мужчины, обнаруженного в грузовом контейнере. Они были и на теле Ким Люонг.
Ее глаза удивленно расширились.
– Когда вы предоставляли улики в первом случае, то включили в них эти волосы? – спросила я.
– Да.
– И из лаборатории не поступило ни одного отчета?
– Насколько я знаю, там даже не анализировали то, что я отправила.
– Держу пари, они провели исследования, – заметила я. – Готова спорить, им точно известно, что это волосы взрослого человека. И они прекрасно знают, что означают следы укусов, и возможно, даже взяли пробу на ДНК.
– В таком случае мы тоже должны получить образец ДНК из тех мазков, что я дала вам, – произнесла она, все больше волнуясь.
Для меня это было безразлично. Все остальное больше не имело значения.
– Конечно, по волосам многого не узнаешь, – сбивчиво заговорила она, переходя на другую тему. – Тонкие, непигментированные. Они просто будут похожи друг на друга, не так ли?..
Я не слушала. Думала о Каспаре Хаузере. Он провел первые шестнадцать лет в темнице, потому что принц Карл Баденский не хотел иметь конкурентов, претендующих на трон.
– ...полагаю, без волосяных луковиц проба на ДНК невозможна... – продолжала доктор Стван.
В шестнадцать лет его нашли у ворот с приколотой запиской. Он был бледен, как пещерная рыба, безмолвен, как животное. Блаженный. Он даже не мог самостоятельно написать своего имени.
– Печатные буквы начинающего писать, – вслух подумала я. – Кто-то огражденный от мира, никогда не показывающийся другим, не посещающий школу, но получающий образование дома.
Доктор Стван замолчала.
– Только семья может защитить его с самого рождения. Только очень влиятельная семья может обойти закон, позволяя такому уроду продолжать безнаказанно убивать. Она покрывает его, не желая привлекать к себе внимание.
Доктор Стван слушала затаив дыхание, словно каждое сказанное мной слово задевало ее и вызывало все большую тревогу.
– Семья Шандонне знает точно, что означают эти волосы и неправильно расположенные зубы, – сказала я. – И Оборотень знает. Конечно, знает и наверняка считает, что и вы располагаете информацией, даже если вам ничего не сообщают из лаборатории, доктор Стван. Думаю, он пришел к вам домой, поскольку вы увидели его отображение в том, что он делает с телами. Видели его позор, или он просто полагает, что видели.
– Позор?..
– Не думаю, что целью записки было заверить вас в том, будто это не повторится еще раз, – продолжала я, не обращая внимания на вопрос. – Полагаю, он издевался, подразумевая, что может делать все, обладая суверенитетом неприкосновенности. И он вернется опять, и тогда у него все получится.
– Но он вроде бы уехал к вам, – произнесла в ответ доктор Стван.
– Очевидно, что-то изменило его планы.
– А позор, о котором, по его мнению, я узнала? Я же не успела разглядеть его в темноте.
– Нам достаточно того, что он делает со своими жертвами. Волосы не с головы, – сказала я. – Они с его тела.
Глава 36
В жизни я встречалась только с одним случаем гипертрихоза, когда стажировалась в Майами и работала в педиатрическом отделении. Мексиканка родила девочку, а через два дня младенец покрылся мягким светло-серым пушком длиной почти в два дюйма; толстые пучки торчали из ноздрей и ушей. У нее была фотофобия: глаза слишком чувствительны к свету.
У многих людей, страдающих гипертрихозом, наблюдается избыточный рост волос на всем теле за исключением слизистых оболочек, ладоней и ступней, а в исключительных случаях, если их не сбривать, волосы на лице и брови могут достигать такой длины, что начинают завиваться и лезть в глаза. Другими симптомами могут быть аномальное формирование зубов, неразвитые гениталии, избыточное количество пальцев на руках и ногах, а также асимметричное лицо.
В древние времена некоторых подобных несчастных показывали в бродячих балаганах или продавали в королевские дворцы как шутов. Других считали оборотнями.
– Мокрые грязные волосы. Как у мокрого грязного животного, – предположила доктор Стван. – Интересно, неужели я увидела только его глаза, так как лицо было покрыто волосами и не отсвечивало? Вероятно, он держал руки в карманах, потому что на них тоже длинная шерсть?
– Разумеется, он не может появляться в обществе, – ответила я. – До тех пор пока не стемнеет. Стыд за свою внешность, светобоязнь, а теперь и убийства. В любом случае он должен ограничивать свою деятельность темным временем суток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93